Джастин Мароцци - Тамерлан. Завоеватель мира
А затем началось. Сначала трескучий, каркающий кашель, потом шумный вздох, а затем мелодичный голос муэдзина, призывающий правоверных на магриб, или вечернюю молитву. «Аллаху акбар, Аллаху акбар» — «Бог велик, бог велик», — голосил он, и белые бороды начали качаться. Двойной минарет мечети Керка Мубарак у основания цитадели, казалось, загудел в ответ. Пока продолжался призыв, поток людей, поколебавшись минуту, устремился через город к мечетям. «Хайя алас-салех, хайя алас-салех» — «Все на молитву, все на молитву», — монотонно повторял муэдзин.
На улицах люди заспешили, «вдохновляемые» талибской религиозной полицией, самой ужасной частью Министерства соблюдения добродетели и предотвращения греха «Ля иляха илла’лах» — «Нет бога, кроме бога» — и белобородые величественно сошли с крыши на молитву. Торчащие по всему городу минареты разных эпох смутно виднелись в темноте…[39]
Лишь немногие города постигала такая череда несчастий, как Герат. Перечень его бедствий может читаться как история Афганистана в миниатюре, обреченного племенными распрями и вторжениями иноземцев на продолжение страданий по сей день. В 667 году арабские армии принесли сюда ислам на остриях своих мечей. В 1000 году султан Махмуд из династии Газневидов захватил город. Через два столетия, в 1206 году, Герат был захвачен хорезмшахом, вторгшимся с севера. Едва он оправился от этого нападения, как в 1221 году Чингис-хан и 80000 его монголов опустошили город, оставив в живых всего 16 человек. В 1381 году Герат разумно склонился перед армиями Тимура, избавив себя от его гнева, но через два года он осмелился восстать, что имело роковые последствия для династии Картов. По повелению отца Мираншах послушно предал город огню и мечу. Бабур, самый блестящий из наследников Тимура, основатель империи Моголов в Индии, не смог спасти город от создателя Узбекской империи хана Шейбани, который захватил его в 1507 году.
В XVIII веке войны и интриги тоже не обошли Герат стороной. Ахмед-Шах Дуррани, известный как Отец Афганистана, в конце 1740-х годов обрушился на город, когда создавал новую страну. В конце столетия в город ворвалась другая армия, так как Герат неожиданно оказался в центре ожесточенной борьбы за власть между соперниками из династии Садозай-Шаха. В 1818 году город штурмом взяли персидские войска, протянувшие свои щупальца на восток. Через 20 лет они вернулись и 10 месяцев держали Герат в осаде. Этот горький опыт повторился в 1863 году, когда амир Дост-Мухаммед захватил город. Это было завершение его борьбы за объединение Афганистана, но через месяц он умер. Мир оказался недостижимой мечтой для западной столицы страны, так как правящая династия немедленно раскололась и начала грызню между собой. В 1881 году амир Абдур-Рахман начал борьбу со своим двоюродным братом сардаром Аюб-Ханом за обладание Гератом. И еще до конца десятилетия британские войска вырвали его историческое сердце, что было лишь провозвестием разрушений, учиненных Советами, когда они вторглись в страну в следующем веке. Через 20 лет власть захватили талибы, и Герат, как и вся страна, снова оказался на коленях. Весной 2001 года талибы, к ужасу всего мира, взорвали монументальную скульптуру Будды в Бамияне, которой исполнилось более двух тысяч лет, заявив, что будут уничтожать любые памятники старины, которые считают кощунственными. В число жертв попали статуи доисламского периода. В конце 2002 года Герат перешел под власть местного полевого командира Исмаил-Хана. Во время хаоса и замешательства, неизбежных во время войны, были разграблены местные музеи.
Но каким-то непонятным образом все эти столетия опустошений и ужасы режима Талибан не сумел сломить этот город в пустыне. Если смотреть вниз с его восстановленной цитадели, его величие кажется ничуть не уменьшившимся. Талибы оказались последними и далеко на самыми глубокими шрамами на его коже, непродолжительный глупый эксперимент, даже не заслуживающий упоминания в долгой истории города. Древний культурный центр переживет этих фанатичных воинов ислама так же, как пережил всех остальных завоевателей. Яркие самодельные змеи, клочки бумаги и пластиковые лоскуты реют на ветру в чистом небе как символы надежды.
Однажды вечером, когда сумерки уже начали опускаться с темного неба, набросив чудесную призрачную вуаль на Герат, я решил посетить кое-какие часовни города вместе с двумя наиболее уважаемыми старейшинами — маулави Саид-Мухаммед Омар Шахид, президентом Гератского университета, и мавляной Худад, председателем совета мулл, которым исполнилось более 60 лет. Как и все афганцы, которые пережили испытание войной и голодом, они выглядели значительно старше, их морщинистые, высохшие лица резко контрастировали с белыми чалмами.
Вместе мы пошли на север от комплекса Мусалла к часовне суфийского поэта XV века Абдур Рахмана Джами, последнего великого персидского поэта-классика. Это было печальное, продуваемое ветрами место, такое же романтичное, как его стихи, которые волновали, вдохновляли и печалили людей, когда он был жив. Сама гробница была очень простой, ее закрывало от солнца старое фисташковое дерево. Над головой на сильном ветру мотались и хлопали флаги и вымпелы зеленого, белого, желтого цвета. Группа подростков, удивительно молчаливых, также пришла выразить свое почтение Джами, одному из величайших сынов Герата, самому уважаемому поэту того времени. Его литературное влияние и красота поэтических строф были известны всей Азии.
Когда твое лицо скрыто от меня,Подобно луне, скрытой темной ночью,Я проливаю звезды слез,Однако ночь моя остается темной,Несмотря на эти сияющие звезды.
Эта могила в дальнем уголке Афганистана была всего лишь крошечным кусочком обширного культурного наследства, оставленного Тимуром. Поэзия, живопись, каллиграфия, архитектура, ремесла процветали под его бдительным оком. Его наследники следовали примеру завоевателя даже еще более рьяно. Из крови его завоеваний и ударов меча возник культурный ренессанс, который носит имя Тимура и никогда не будет забыт. Герат, столица Шахруха, стал вторым Самаркандом, который он посвятил своей супруге Гаухар-Шад, став благородным покровителем искусств. Зажженный Тимуром огонь культуры пролетел по всей Азии, и его время одной из самых важных эпох в истории Персии. Джами поддерживал этот огонь, и его смерть в 1492 году ознаменовала конец золотого века персидской поэзии. Костер культуры Тимуридов погас в одно мгновение[40].
Я спросил маулави Саида, считает ли он Тимура героем, учитывая это поистине великое наследие. Он даже ужаснулся. «Нет! Конечно же нет. Он был убийцей и захватчиком, кровавым человеком и варваром. Здесь он не сделал ничего для культуры. Только его сын Шахрух восстановил разрушенное отцом и поддерживал искусства. Семья Тимура стала цивилизованной, однако он сам так и остался душителем».
Его старший товарищ покачал головой, но не сказал ничего. Мы двинулись к Газаргаху, комплексу часовен XV века, построенному Шахрухом в нескольких милях к востоку от города. Позади тутовых деревьев и розовых кустов копошилась толпа бродяг, молодых и старых, собравшаяся вокруг узорчатого портала, созданного персидским архитектором Гурамом ад-дин Шерази. Портал был настолько высок, что его было видно из Герата. Кое-кто из бродяг сделал это место своим домом, они устраивались на драных халатах и одеялах. Внутри стояли сотни надгробий. Самые древние уже выгладило время, но многие изящные надписи еще можно было прочитать, они торчали из земли, как расшатанные зубы старца. Старики с неухоженными бородами, мало изменившиеся со времен Тимура, тихо сидели, скрестив ноги, шепча благодарности за милостыню, которую подавали посетители. В нескольких ярдах позади них стояла мраморная колонна XV века, украшенная резьбой. Это было творение очень искусного ремесленника, подобные очень нравились Тимуру. Рядом стоял другой великолепный памятник, гробница амира Дост Мухаммеда, построенная в XIX веке. Мы прошли мимо часовни ходжи Абдуллаха Ансари, суфийского поэта XI века, философа и святого покровителя города[41]. Она стоит в тени старого падуба, и некогда сверкающий синий иван, арочная ниша внутри 80-футовой стены, с обеих сторон окружена башенками с куполами. Куски синей глазурованной плитки еще сохранились на нижнем уровне тана, но самые красивые опали подобно листьям зимой, оставив лишь тусклые пятна штукатурки.
Пока мы медленно шли мимо этих величественных памятников, мавляна Худад продолжил нашу беседу с того места, на котором мы прерывались. Он не соглашался с обвинительным вердиктом, который его товарищ вынес Тимуру. «С моей точки зрения он определенно был героем. Большинство тех, кто называет его варваром, пришли с Запада. Тимур распространял ислам, именно за это они его не любят и клевещут на него».
