Аполлон Кузьмин - Крещение Киевской Руси
Упоминание русских письмен Никольский сопоставлял с преданием о трех братьях — Чехе, Лехе и Русе — сыновьях Пана, распространенном в Чехии, Польше и записанном уже в XIII веке. Это предание помещало Руса первоначально в Паннонии, признаваемой «матерью всех славян», и Никольский ищет доказательства более западного расположения поселения восточнославянских русов в эпоху Кирилла и Мефодия. Доказательства этого находятся в довольно богатой «русской» топонимике Прикарпатья и Подунавья. Окончательный же вывод автора заключается в отождествлении русских письмен с глаголицей — одной из славянских азбук. Именно такое название глаголица имеет в Реймском Евангелии XIV века, подаренном Карлом IV, чешским королем и императором римским, Еммаусскому монастырю в Праге. Если учесть, что на Руси в XII–XIV веках безраздельно господствовала кириллица, отождествление глаголицы с «русским письмом», по Никольскому, могло относиться лишь к более раннему периоду.
В построении Никольского есть, однако, некоторые слабости, из-за которых оно, возможно, и не получило должного признания. «Русскую» топонимику автор собирает в основном в Молдавии и Трансильвании. Между тем она была распространена и далее на запад, в частности, в Австрии и Баварии. Увлечение Карла IV глаголицей и славянским богослужением, связанное с общей его ориентацией на Чехию и славян, побудило искать знатоков «русского» письма. Таковые же оказались в Хорватии, где глаголица была распространена ранее всего и сохранялась долее всего (вплоть до IX века). Надо объяснять, следовательно, почему «русской» называется письменность, распространенная в Адриатической Хорватии. И наконец, самое важное: нет оснований упоминаемую в Житии письменность считать славянской. Ведь славянский язык Кирилл хорошо знал. А овладение «русским» языком было подвигом, поразившим окружающих. Этот сюжет читается именно в главе, говорящей о его исключительном даре быстро усваивать любые языки. Необходимо, следовательно, разобраться и с тем, как письменность изначально неславянская стала одной из славянских азбук.
Огромный и далеко не освоенный пласт информации заложен в самом факте существования двух славянских азбук: кириллицы и глаголицы. Вопрос о старшинстве глаголицы по отношению к кириллице можно считать теперь решенным. Ясно и то, что Кирилл создал именно вторую азбуку: это следует из Сказания черноризца Храбра, писавшего вскоре после событий. Похоже, в то время (то есть в 60-е гг. IX столетия) глаголица еще не воспринималась как славянская письменность. А потому и стояла задача создания алфавита именно для славян. Кириллица и явилась такой письменностью. Но всего два десятилетия спустя Мефодий или его последователи отказываются от легкой кириллицы в пользу сложной, трудно усваиваемой глаголицы. Как и почему это произошло?
Глаголица
Еще в середине XIX века рядом ученых, в числе которых был виднейший знаток славянской письменности И. И. Срезневский, высказано предположение, что глаголица изначально служила для укрытия каких-то еретических идей, что это была не открытая, а тайная азбука. Искусственность алфавита очевидна, и, действительно, он часто использовался еретическими или гонимыми сектами (богомилами, протестантами в XVI веке). В папских документах, как было сказано, в нем видели алфавит готов-ариан. Пренебрегать этим указанием также нельзя. Ведь «готическим» позднее будут именовать вообще вычурное письмо. Но истоки глаголического письма, видимо, все-таки иные.
В период гонений на славянское богослужение в Далмации и Истрии широкое распространение получила легенда о создании глаголического письма уроженцем Далмации св. Иеронимом (IV век), которого в преданиях считали славянином. Эта легенда, в конечном счете, была признана и Римом, что способствовало снятию запрета на глаголицу папой Иннокентием IV в 1248 году. В более ранних запрещениях глаголицы, как еретического письма ариан, Мефодию приписывалось вторичное открытие азбуки и ее возрождение. Но в создании тайнописи не было необходимости, пока не было нужды прятать связанное с азбукой вероучение. В эпоху господства готов и лангобардов в Северной Италии и в прилегающих областях арианам не от кого было скрываться. Потребность такая реально должна была возникнуть с появлением войск Карла Великого в Подунавье в последние десятилетия VIII века. И в этой связи может иметь значение тот факт, что возглавлявший Зальцбургское архиепископство Виргилий подписывался псевдонимом Иероним, а ирландские миссионеры, как говорилось, вообще имели наклонность к сочинению всевозможных алфавитов, как для утверждения богослужения на родном языке вновь крещенного народа, так и в мистических целях, ради уяснения «сокровенного» смысла чисел и букв.
Некоторые авторы указывают и на местные истоки глаголического письма. Оно, в частности, обнаруживает сходство с лангобардским письмом VII–VIII веков, которое гуманисты XV века считали исходным и для «готического» стиля. А сами лангобарды, как было сказано, в глазах Рима часто сливались с готами.
Поскольку у славян глаголица все-таки именуется «русским» (а не «готским») письмом, необходимо собрать сведения, в которых понятия «Русь» и «русский» относятся не к Поднепровью, а к Подунавью. Никольский как будто тянулся к таким сведениям, но они либо не попали в его поле зрения, либо увязать с русскими письменами из Жития Кирилла он их не сумел. А только взятые в совокупности, эти сведения способны пролить свет на дискуссионную проблему.
Многие источники (это отмечал и Никольский) свидетельствуют о вхождении «Руси» в состав Великой Моравии эпохи Святополка (ум. 894), причем «русские» выступают уже в роли «просветителей» местного славянского населения. Так, в поздних хрониках упоминается «русский боярин», крестивший первого чешского князя-христианина Борживоя. Из «Хроники всего света» польского автора Мартина Вельского этот сюжет попадает на страницы хронографа Западнорусской редакции, где также отмечается, что «Святоплуг, моравский кроль… в то время держал Русские земли».
Моравские хроники не сохранились, но в XIV–XV веках их еще знали и на них ссылались. Чешская хроника Пулкавы конца XIV века включает в состав Моравии времени Святополка «Полонию и Руссию». Известно, что Силезия и Краков признавали верховную власть моравского князя. Что называется «Русью» — из данного источника неясно. В середине XV века в ином плане о том же писал историк Эней Сильвий — будущий папа Пий II. Он утверждал, что моравский князь подчинил Римской империи, помимо Полонии и Богемии, также «Хунгаров» и «Руссанов». «Хунгарами» в данном случае, видимо, названы венгры, поскольку они наследовали территорию Гуннской державы. «Руссанов» же, очевидно, надо сопоставить с другими подобными упоминаниями.
Примерно в тех же пределах, которые занимала Великая Моравия, в составе Империи воссоздавалось «королевство Богемия». Мельхиор Гольдаст (ум. 1635) со ссылкой на архидьякона Тульнского (город на правом берегу Дуная, несколько выше Вены) Франциска из Розьери говорит о включении в состав Богемии «рутенов и полонов» (поляков). У чешского хрониста Хагеция (ум. 1552) он же выписывает указание на то, что Генрих IV, возводя в королевское достоинство Братислава II (ок. 1086 г.), подчинил ему трех маркграфов (правителей пограничных областей — «марок»): силезского, лужицкого и «русского». При этом напоминается, что «Русия» и прежде входила в состав Моравского королевства.
В последнем случае, возможно, идет речь о графстве «Рейс» (то есть Русь) на границе Тюрингии и Саксонии, существовавшем вплоть до 1920 года на землях лужицких сербов и упоминаемом в источниках более или менее систематически с XIII века, но, видимо, возникшем значительно раньше. История этого графства остается практически неисследованной, а у нас о нем вообще не было ни одной статьи. Поэтому трудно сказать, существовало ли оно в IX веке. Во всяком случае, упоминаемая в источнике начала XII века «Рутенская марка» предполагает иную территорию — либо примыкающую к Венгрии, либо входящую в ее состав. Локализовать эту территорию важно для уяснения того, что имелось в виду и в источниках, включавших Русь в состав Моравии.
Название «Русь» в Средние века встречается в разных частях Европы, и сведения эти в должной мере еще не проанализированы. Можно выделить значительную группу материалов, указывающих на Русь как раз в интересующем нас районе. Недавно А. В. Назаренко писал об известии Фомы Сплитского (середина XIII в.), позволяющем прояснить вопрос о «русской (рутенской) марке». У Фомы Сплитского рассказывается о событиях IV века, и в этой связи по границе с Паннонией упоминается Рутения. Можно указать ряд более ранних сведений, говорящих о том же. Так, автор конца XII века Бенедикт из Питерборо (Англия) под 1189 годом в числе народов Священной Римской империи рядом с «альпинами» называет «рутонов». Здесь же помещено послание Фридриха I Саладину, в котором последовательно названы в числе крупнейших владений Империи Богемия, Австрия, Фрисция, Рутония и «часть Иллирика». Фрисция — это Каринтия. Рутония приходится на область Штирии, то есть на смежный с Паннонией римский Норик, именно Верхний Норик. Очевидно, только об этой территории могла идти речь в начале XIII века, когда Фридрих II предъявил претензии австрийскому герцогу, задержавшему подарки от «герцога России».
