Темная сторона демократии: Объяснение этнических чисток - Майкл Манн
Хотя евреев убивали в ходе погромов, значительно большее их число было насильно обращено в христианство, а еще больше обратилось «добровольно», из страха. Во времена позднего Средневековья некоторые государства, обычно под давлением народа или церкви, изгоняли евреев; дело сводилось к религиозной чистке путем насильственной депортации. Это может говорить о представлении, согласно которому евреев нельзя исправить, их идентичность не сводится к вере, но также и о том, что их нельзя убивать. Тем не менее, хотя религия была первичным мотивом, на евреев нападали также за предполагаемую экономическую эксплуатацию. Не имея права на земельную собственность, большинство преуспевающих евреев становилось торговцами, предпринимателями и банкирами, вызывая возмущение представителей большинства общественных классов. Но самые большие преследования происходили, когда евреи оказывались вовлечены в более широкую политическую борьбу (в точности как в XX веке) — такую, как крестовые походы против еретиков и мусульман, а также в периоды борьбы со сборщиками налогов и кредиторами. Оба отождествления обладали минимальной степенью правдоподобия. На самом деле евреи переселялись из мусульманских империй и сохраняли хорошие отношения с исламом, а еврейских финансистов государство использовало для предоставления займов и сбора налогов (Nirenberg, 1996; Roth, 1995: гл. 2, 3).
Религии спасения приводили к «демократизации души» и, безусловно, оказывали влияние на макроэтнические идентичности. Религии спасения представляли собой религии книги. Они поощряли массовую грамотность на разговорных языках, что подталкивало распространение общей культуры среди различных классов и областей каждого европейского государства. Другая ситуация была в исламе, потому что ни арабский, ни тюркские языки, с помощью которых распространялся ислам, не были ограничены государственными рамками. Хастингс (Hastings, 1997) утверждает, что таким образом в конце XIV века возникло ощущение английской национальной идентичности. Он отмечает, что к тому времени единый местный разговорный язык преобладал во всех районах, кроме окраинных и что существовало достаточное число экземпляров Библии, переведенных на английский, чтобы обеспечить эффективную англизацию католической религии. К этому религиозному ядру английской идентичности прибавлялись общее право (правовой обычай), единая система управления городами и графствами, доминирование королевской власти в католической церкви и возникновение грамотных средних классов (таких, как паломники в «Кентерберийских рассказах» Чосера). Существовало даже отрицательное отношение к иностранцам. Как пишет Хастингс, английская идентичность была окончательно институционализирована, когда Генрих VIII добился национальной независимости в области религии, а в исторических пьесах Шекспира национальное чувство проявилось со всей полнотой. По мнению Хастингса, англичане были первой нацией, сформировавшейся в Европе; за ними последовали голландцы на рубеже XVI–XVII веков и французы в конце XVIII века (ср. Greenfeld, 1992, где предлагается другой взгляд на возникновение раннего английского национализма).
Однако все сказанное не учитывает классовых различий. Только от 30 до 40 % населения были грамотны. В действительности, как считает Питер Берк, распространение грамотности увеличило культурный разрыв. По его словам, различные классы средневекового общества разделяли народную культуру, состоящую из праздников, карнавалов, уличных театральных представлений, травли медведей, сожжения ведьм, баллад, застольных песен и др. Элиты участвовали в этом, но охраняли собственную культуру от масс, на которые смотрели с презрением как на «многоглавое чудовище» и «ненадежную, изменчивую чернь». Как писал Гвиччардини в «Книге о придворном», «говорить о народе — все равно что говорить о безумном звере» (Burke, 1978: 27). При этом, по словам Берка, книжная религия расширила культурный зазор между классами. Религия стала более догматичной, более эзотеричной, более удаленной от народных ритуалов. Таким образом, по его мнению, элиты постепенно отдалились от народной культуры, которую раньше разделяли. Так что вызывает сомнение, действительно ли в Англии класс был перекрыт этничностью.
Горски (Gorski, 2000) утверждает, что все сказанное в еще большей степени относится к Нидерландам XVI–XVII веков, где, по его словам, уже присутствовали все элементы национализма, возобладавшего после Французской революции. Он выделяет два националистических мифа. В одном голландцы рассматривались как библейский избранный народ, новый Израиль, призванный Богом для защиты истинной веры. В другом голландцы были представлены как потомки древнего народа батавов, который сопротивлялся имперской тирании. При этом народ, нация, суверенитет и государство слились воедино. Как считает Горски, поток националистических сочинений был настолько мощным (среди народа, грамотного на 80 %), что почти все голландцы должны были подвергнуться влиянию этих мифов. Его мнение выглядит правдоподобным по причинам, связанным с региональной геополитикой. Голландцы приняли лютеранство, и особенно кальвинизм с его всеуравнивающим взглядом на спасение и особым значением, которое придается чтению Библии. Но это поставило голландцев под удар их мощных католических суверенов — испанцев и австрийцев. Голландские элиты должны были мобилизовать народ, чтобы иметь шанс на победу, тогда как народу требовалось военная и политическая организация элит. Ощущение духовного равенства сплотило общественные классы в национально-освободительной борьбе — наверное, первой в Новое время. Как отмечает Горски, сходная динамика в Англии была сорвана разразившейся гражданской войной на религиозной основе. Англичане защищались не от чужестранцев, а друг от друга. Таким образом, религия ослабляла их ощущение общей национальной идентичности вплоть до XVIII века. Только после того, как протестантизм выработал общепринятую ортодоксальную версию, он смог послужить питательной средой для английского/британского национализма (Colley, 1992).
Хастингс и Горски правы в том, что теории, привязывающие создание наций к Современности, представляют процесс перехода к национализму как слишком единообразный и происходящий в слишком позднее время. Политическая преемственность, геополитика, социальные и географические дистанции — все это имеет значение. Англия и, в меньшей степени, Шотландия долгое время существовали в качестве королевств с относительно неизменными границами и весьма стабильным престолонаследием. Оба королевства время от времени вели войны друг с другом, что приводило к усилению их чувства взаимного отличия. Равнинное
