Век Вольтера - Уильям Джеймс Дюрант
Некоторые мужчины объединялись для взаимного удовлетворения. Лондонский журнал за 23 и 30 апреля 1725 года сообщил об аресте семи гомосексуалистов, а 14 мая — о повешении еще троих за «содомию». В журнале также говорилось: «Мы узнали, что они [полиция] обнаружили двадцать домов или клубов, где собираются содомиты; кроме того, они следят за ночными сборищами, где эти чудовища собираются в большом количестве». 7 июля журнал сообщил об осуждении «Роберта Уэйла и Йорка Хорнера за то, что они содержали в Вестминстере дома, где принимали любителей этого отвратительного порока». 23 июля было объявлено, что «Маргарита Клэпп, осужденная за содержание дома для содомитов», была «приговорена к столбу…, уплате штрафа в размере девяноста марок и двум годам тюремного заключения».51
Нам достоверно известно, что «очень большая часть жителей [Лондона] жила в состоянии незаконного сожительства без брака».52 Число браков по любви росло, по крайней мере в романах Ричардсона и Филдинга, но большинство браков по-прежнему заключалось родителями после тщательного взвешивания приданого невесты и фактического или предполагаемого дохода жениха. Закон 1753 года запрещал лицам, не достигшим двадцати одного года, вступать в брак без согласия родителей или опекунов. Поскольку этот закон распространялся только на Англию, многие английские элоперы пересекали границу с Шотландией, где парсоны в деревне Гретна-Грин следовали более простым правилам. Дополнительные удобства для жаждущих любви предоставляли корыстные священнослужители, которые заключали тайные браки в тавернах, борделях, чердаках или других местах на Флит (улица и расположенная на ней долговая тюрьма) или рядом с ней. Почти в каждой таверне в этом районе был такой доминион, готовый за плату обвенчать любого без лишних вопросов и лицензий. Один такой пастор, по слухам, венчал шесть тысяч пар в год. Браки заключались в жару и распадались в оттепель; тысячи женщин были брошены; моряки, приехавшие на берег на один день, женились, любили и расходились. Чтобы положить конец этому злу, парламент постановил (1753), что ни один брак в Англии, за исключением браков между квакерами или евреями, не может быть действительным, если он не заключен англиканским священником в приходской церкви после публикации объявлений в этой церкви в течение трех воскресений подряд; все нарушители этого закона подлежали депортации в колонии.
В Англии (до 1857 года) развод не разрешался без специального акта парламента,53 а стоимость такой процедуры делала ее роскошью для богатых. Адюльтер процветал во всех слоях общества, кроме среднего класса, а королевский пример подавали Георги I и II. «Все в этом обществе, — писал Конгрив в 1700 году, — родились с распускающимися рогами»;54 И лишь в 1728 году, когда Гей заставил миссис Пичем из «Оперы нищего» спросить мужа о дочери: «Почему наша Полли, черт возьми, должна отличаться от своего пола и любить только своего мужа?… Все мужчины — влюбленные воры, и женщина тем лучше, что она принадлежит другому мужчине».55 В целом, однако, нравственность женщин в Англии была выше, чем во Франции; в средних слоях, где еще были сильны пуританские традиции, чистота граничила с благоразумием, и женщины могли быть такими женами, о которых мечтают мужчины, — терпеливыми, трудолюбивыми и верными. Двойной стандарт был навязан и принят. Милые женщины слышали много грубых слов и читали Филдинга и Смоллетта, но от них ожидали, что они будут соблазнительно краснеть и в мгновение ока падать в обморок.
Во всех классах женщина считалась естественно и бесповоротно уступающей мужчине. Даже гордая и непокорная леди Мэри признавала это, хотя, возможно, и с острым язычком на щеке:
Сейчас я не ратую за равенство полов. Я не сомневаюсь, что Бог и природа отбросили нас в низший ранг; мы — низшая часть творения, мы обязаны повиноваться и подчиняться высшему полу, и любая женщина, которая по своему тщеславию и глупости отрицает это, восстает против закона Творца и неоспоримого порядка природы.56
Пуританская интермедия опустила женщину с того уровня, который она занимала при Елизавете. По мнению одного из студентов, «около 1750 года женщины в Англии достигли нового низкого уровня, едва ли уступающего их положению в двенадцатом веке».57
Социальная, экономическая и политическая мораль находилась на пике. Азартные игры, которые не поощрялись королевой Анной, были возвращены в королевскую милость Георгами I и II. Специальный чиновник, конюх-портной, контролировал азартные игры при дворе. Карточная игра была любимым развлечением богатых и бедных, редко без ставок, часто с шулерством. Нередко высокородные пустозвоны выигрывали или проигрывали двести гиней за один присест; герцог Девонширский за одну игру промотал целое поместье, а лорд Честерфилд безрассудно играл между лекциями своему сыну. При Георге I азартные игры стали общественным увлечением в такой степени, с какой, вероятно, никогда не соперничали с тех пор. Азартные казино были открыты в клубе Уайта, на Чаринг-Кросс, в Лестер-Филдс, на Золотой площади и в Бате. На гравюре из романа Хогарта «Прогресс граблей» изображены мужчины и женщины, играющие в азартные игры в клубе Уайта и не обращающие внимания на объявление о том, что здание горит; игра должна быть доведена до конца. I Георг II запретил подобные организованные азартные игры, но санкционировал государственную лотерею, которая была учреждена в 1569 году и просуществовала до 1826 года. Лотерейные билеты продавались населению всеми возможными способами; ажиотаж доходил до того, что слуги грабили своих хозяев, клерки — своих служащих, чтобы получить долю в игре.58
Пьянство было даже более популярным, чем азартные игры. Пиво или эль были национальным напитком. Лондонский мужчина потреблял сто галлонов в год, или кварту в день, поскольку пиво было безопаснее и вкуснее воды. Влажный климат создавал спрос на ром, пунш, бренди, джин, кордиалы, виски, а вино было излюбленным лекарством. Таверны и винные магазины были повсюду; из 7066 домов в приходе Холборн 1350 продавали спиртное. Землевладельцы, а следовательно, и парламент, одобрительно относились к торговле виски, поскольку она открывала дополнительный рынок для их ячменя и пшеницы;59 Почти треть пахотных земель Англии была засеяна ячменем. В высших классах
