Эрнест Ренан - Антихрист
Разумеется, господами положения должны были сделаться экзальтированные. Демократические и революционные элементы иудаизма обнаруживались в них с устрашающей силой. Вместе с Иудой Гавлонитом они были убеждены в том, что всякая власть проистекает из злого начала, что царская власть есть дело рук Сатаны (такие правители, как Калигула, Нерон, поистине воплощенные демоны, только подтверждали со своей стороны эту теорию), и они скорее дали бы себя искрошить на куски, нежели назвали бы господином кого-либо, кроме Бога. В подражание Матафии, первому зелоту, который, увидав, что еврей приносит жертву идолам, убил его, они мстили за Бога ударами кинжала. Для них достаточно было услыхать, что какой-либо необрезанный упомянул о Боге или о Законе, чтобы постараться захватить его наедине и предложить ему на выбор: или подвергнуться обрезанию, или умереть. Исполнители этих таинственных приговоров, предоставляемых «руке неба», в уверенности, что на них лежит обязанность придать действительную силу грозной каре отлучения, каре, равносильной лишению покровительства законов и преданию смерти, образовали армию террористов среди полного разгара революционного кипения. Можно было наперед предвидеть, что эти смятенные головы, неспособные отличить своих грубых аппетитов от страстей, представлявшихся им в их неистовстве святыми, дойдут до самых крайних эксцессов и не остановятся ни перед каким безумством.
Умы находились под влиянием как бы непрерывной галлюцинации; потрясающие слухи распространялись повсеместно. Все грезили предзнаменованиями; апокалипсический колорит еврейской фантазии давал всему кровавый ореол. Все с ужасом рассказывали друг другу о кометах, мечах на небе, о битве в облаках, о свете, который ночью сверкал в глубине святилища, о противоестественных уродах, которые рождались от жертвенных животных в самый момент жертвоприношения. Однажды громадные медные ворота храма сами собой открылись, и их было невозможно запереть. На пасхе в 65 году около трех часов пополуночи храм в течение получаса был освещен, как средь белого дня; подумали, что внутри него загорелось. В другой раз, в день Пятидесятницы, священники слышали внутри «святая святых» шум, как бы производимый множеством людей, делающих приготовления к переезду и говорящих друг другу: «Уйдем отсюда! уйдем отсюда!» Все это, конечно, получало объяснение лишь впоследствии, но глубокая смута в умах была лучшим признаком, что подготовлялось нечто чрезвычайное.
Мессианские пророчества в особенности возбуждали в народе непреодолимую потребность волноваться. Невозможно мириться с участью посредственности, когда в будущем предстоит царская власть. Все мессианские теории для толпы резюмировались в пророчестве, будто бы взятом из Писания и гласившем: «Около этого времени из Иудеи должен выйти государь, который сделается владыкой вселенной». Бесполезно бороться логическими доводами против упорной надежды; очевидность не в состоянии бороться с химерой, к которой народ прилепился всеми силами своей души.
Гессий Флор из Клазомен был преемником Альбина в качестве прокуратора Иудеи с конца 64 или с начала 65 года. По-видимому, это был довольно злой человек; он был обязан должностью, которую занимал, влиянию своей жены Клеопатры, находившейся в дружбе с Поппеей. Вражда между ними и евреями вскоре дошла до последней степени ожесточения. Евреи стали невыносимы своей придирчивостью, привычкой жаловаться на всякую безделицу и недостаточным почтением по отношению к гражданским и военным властям; однако, по-видимому, и прокуратор, со своей стороны, доставлял себе удовольствие дразнить евреев и выставлять это напоказ. Так 16 и 17 мая в 66 году между иерусалимлянами и его войсками произошло столкновение по довольно пустому поводу. Флор удалился в Кесарею, оставив лишь когорту в башне Антонии. Это был весьма предосудительный поступок. Вооруженная сила обязана по отношению к городу, который она занимает и в котором обнаруживается народное возмущение, не предоставлять его во власть собственной ярости, пока не истощит всех способов сопротивления. Если бы Флор остался в городе, то нет никакого вероятия, чтобы иерусалимляне могли овладеть им и можно было бы избежать всех последующих бедствий. Раз Флор удалился, то этим уже предрешалось, что римская армия не вступит в Иерусалим иначе, как предав его огню и мечу.
Однако удаление Флора далеко еще не означало собой открытого разрыва между городом и римской властью. В этот момент Агриппа II и Вероника находились в Иерусалиме. Агриппа делал добросовестные попытки успокоить умы; к нему присоединились все умеренные; пытались даже воспользоваться популярностью Вероники, в которой для народного воображения возродилась ее прабабка Мариамна из династии Асмонеев. В то время, как Агриппа убеждал толпу на ксисте, Вероника показалась на одной террасе дворца Асмонеев, господствовавшей над ксистом. Все было тщетно. Здравомыслящие люди указывали, что война будет несомненной гибелью нации; к ним отнеслись как к людям, недостаточно верующим. Агриппа, испуганный и потерявший мужество, покинул город и удалился в свои владения в Ватании. Шайка наиболее пылких мятежников тотчас же выступила и, напавши врасплох, овладела крепостью Масадой, расположенной на берегу Мертвого моря, в двух днях пути от Иерусалима, и считавшейся почти неприступной. Это было уже явно враждебным действием. В Иерусалиме борьба между партиями мира и войны с каждым днем становилась все более ожесточенной. Первая из этих партий состояла из богатых, которые при катастрофе теряли все; ко второй кроме искренних энтузиастов принадлежала та масса пролетариата, для которой состояние народного кризиса, отменяющее обычные условия жизни, было выгодно во многих отношениях. Умеренные опирались на небольшой римский гарнизон, державшийся в башне Антонии. Первосвященником был человек малоизвестный, Матфия, сын Феофила. Со времени смещения Анны Младшего, который предал смерти Иакова, установилось как бы правило не назначать больше первосвященников из могущественных жреческих фамилий Анн, Канфер, Воетусов. Но истинным главой жреческой партии был бывший первосвященник Анания, сын Неведея, человек богатый, энергичный, малопопулярный, благодаря неумолимой строгости, с которой он пользовался своими правами, и в особенности ненавистный из-за дерзости и хищничества своих прислужников. По странной случайности, которая нередко случается во время революции, главой партии действия был как раз Елеазар, сын этого самого Анании. Он занимал важную должность начальника храма. По-видимому, его религиозная экзальтация была искренней. Доведя до крайности принцип, что жертвы могут быть приносимы только евреями и за евреев, он уничтожил жертвоприношения за императора и за благоденствие Рима. Вся молодежь пылала рвеньем. Одна из черт фанатизма, внушаемого семитическими религиями, заключается в том, что он с особенной силой обнаруживается у молодежи. Члены старинных жреческих фамилий, фарисеи, люди рассудительные и основательные, видели опасность. Выдвинули вперед ученых, пользовавшихся авторитетом, устраивались совещания раввинов, составлялись мемуары по каноническому праву, но все понапрасну: было уже ясно, что низшее духовенство принимает сторону экзальтированных и Елеазара.
Высшее духовенство и аристократия, отчаявшись добиться чего-либо от населения, преданного во власть самых неосновательных внушений, отправили послов умолять Флора и Агриппу как можно скорее вернуться и подавить восстание, указывая, что скоро будет уже поздно. По Иосифу, Флор добивался истребительной войны, которая бы стерла с лица земли всю еврейскую расу; поэтому он ничего не ответил. Агриппа отправил в распоряжение партии порядка отряд в три тысячи арабских всадников. Партия порядка вместе с этими всадниками заняла верхний город (нынешние армянский и еврейский кварталы). Партия действия занимала нижний город и храм (нынешние кварталы мусульманский, могариби, харам). Между обеими частями города началась настоящая война. 14 августа революционеры, предводительствуемые Елеазаром и Менахемом, сыном того Иуды Гавлонита, который первый 60 лет тому назад поднял евреев, проповедуя им, что истинный поклонник Бога не должен признавать никакого человека старшим, овладели верхним городом, сожгли дом Анания и дворцы Агриппы и Вероники. Всадники А1риппы, Анании, его брат и все старейшины, которые могли к ним присоединиться, укрылись в самых верхних этажах дворца Асмонеев.
На следующее утро после этого успеха инсургенты напали на башню Антонии; после двухдневного боя они взяли ее и зажгли. Затем они осадили верхний дворец и взяли его приступом 6 сентября. Всадникам Агриппы было предоставлено право свободно выйти. Что касается римлян, то они заперлись в трех башнях, носивших названия Гиппика, Фазаила и Мариамны. Анания и его брат были убиты. Как это обыкновенно бывает при народных восстаниях, вскоре между вождями победившей партии начались раздоры. Менахем стал невыносимым в своей гордости демократического выскочки. Елеазар, сын Анания, без сомнения раздраженный убийством своего отца, выгнал Менахема и убил его; остатки партии Менахема укрылись в Масаду, которая и была вплоть до окончания войны оплотом партии наиболее экзальтированных изуверов.
