Прудникова Елена - 1953 год. Смертельные игры
Однако Егорову достался десятый шанс. Тимашук заупрямилась и переделывать заключение отказалась. Начальник Лечсанупра разозлился. Человек он был грубый и заносчивый, и можно представить, как он вел себя по отношению к какой-то там докторишке, осмелившейся ему перечить, каким тоном и в каких выражениях требовал привести выбивавшееся из строя заключение к общему знаменателю. Надо полагать, такое делалось не в первый и не в десятый раз. Высокое медицинское начальство не рисковало практически ничем. Если бы что-то со Ждановым и случилось, переделавшая заключение кардиолог оказалась бы повязанной с ними общей халатностью.
Сразу после этой «беседы» Лидия Тимашук и написала свое письмо «туда, не знаю куда» - ибо поначалу доктор хотела адресовать его в ЦК. Однако начальник охраны Жданова майор Белов порекомендовал ей обратиться в МГБ, к начальнику главного управления охраны генералу Власику. Почему - понятно: в этом случае майор мог гарантировать, что меры будут приняты немедленно. И перед тем, как произносить слова осуждения, давайте задумаемся вот о чем. Все мы - потенциальные пациенты, и если вы, уважаемый читатель, находитесь в больничной палате, хотелось бы вам, чтобы рядом оказалась такая вот доктор Тимашук, или вы предпочтете врачей, заметающих мусор под ковер? То-то же...
Есть в этом письме и еще один нюанс. Тимашук называет высокопоставленного пациента не «товарищ Жданов», как следовало бы, а по имени-отчеству (точнее, как было тогда принято,
«А. А.»), что говорит о хорошем с ним знакомстве. И в самом деле, доктор была прикреплена к Жданову еще в 1941 году и знала, как выглядит его нормальная кардиограмма. Долгим знакомством может отчасти объясняться и ее настойчивость в борьбе за жизнь Жданова. Тем более что он был, по многим воспоминаниям, хорошим, вызывающим искреннюю симпатию человеком.
Вернувшись в Москву, 31 августа Егоров собрал консилиум. Специалисты-кардиологи - профессора Незлин и Этингер, академик Зеленин - подтвердили, что инфаркта у пациента нет. По мрачной иронии судьбы, консилиум завершился сообщением о смерти Жданова. Для всех медиков, причастных к его лечению, ситуация была чревата серьезными неприятностями.
Первой и единственной странностью этого дела является вскрытие, которое проводилось почему-то прямо на Валдае, в ванной комнате санатория - хотя ехать оттуда до Москвы чуть более двух часов на машине и еще меньше на самолете. Однако проводили столь странное вскрытие с согласия Сталина - едва получив известие о смерти, Егоров позвонил вождю. С самим Сталиным он, похоже, не разговаривал, беседовал с его секретарем Поскребышевым, от которого и получил разрешение произвести вскрытие на Валдае. Затем начальник Лечсанупра вместе с патологоанатомом Федоровым вылетел в санаторий. Поэтому считается, что вождь не был заинтересован в установлении причин смерти Жданова. Впрочем, могут быть и другие объяснения...
А скандал с жалобой доктора Тимашук только набирал обороты. О дальнейших событиях рассказывает она сама в одном из последующих своих писем:
Док. 6.4. « 4/IX-1948 г. начальник ЛечСанупра Кремля проф. Егоров П. И. вызвал меня к себе в кабинет и в присутствии глав врача больницы В.Я. Брайцева заявил: "Что я Вам сделал плохо го? На каком основании Вы пишете на меня документы Я коммунист, и мне доверяют партия и правительство и министр здравоохранения, а потому Ваш документ мне возвратили. Это потому, что мне верят, а вот Вы, какая-то Тимашук, не верите мне и всем высокопоставленным консуль тантам с мировым именем и пишете на нас жалобы. Мы с Вами работать не можем, Вы не наш человек! Вы опасны не только для лечащих врачей и консультантов, но и для больного, в семье которого произвели переполох. Сделайте из всего сказанного оргвыводы. Я Вас отпускаю домой, идите и подумайте!"»
По воспоминаниям Тимашук, Егоров был разгневан беспредельно, бегал по кабинету и стучал кулаками, кричал, что жалобу ему передали, потому что верят ему, «а не какой-то Тимашук». По- человечески его понять можно: и так-то положение неприятное, а тут, оказывается, эта мадам еще и в МГБ написала. Кстати, то, что он спустя четыре года оказался в подвалах Лубянки, во многом было следствием хамского обращения с подчиненными. Если бы Егоров вежливо разговаривал с доктором Тимашук еще на Валдае и дал себе труд урегулировать конфликт сразу, он избежал бы многих неприятностей. Читайте Дейла Карнеги, господа!
Через день, 6 сентября, состоялось чрезвычайно представительное совещание в Лечсанупре, на котором признали правильность назначенного лечения. Патологоанатом доктор Федоров озвучил на нем результаты вскрытия (привожу по книге Брента и Наумова).
Док. 6.5. «Гипертония. Обширный атеросклероз. Атеросклероз аорты и коронарных сосудов с первичным повреждением левой ветви и ее ответвлений. Стенокардия. Кардиосклероз... Прогрессивное нарушение коронарной циркуляции с первичным повреждением внешней стенки левого желудочка и разрыв перегородки... Гипертония и расширение сердца, в основном на левой стороне. Инфаркт митрального клапана... и т. д.»
В результате он сделал вывод:
«Смерть товарища Жданова наступила от паралича необратимо изменившегося сердца, который явился следствием острого атеросклероза коронарных сосудов в сочетании с общим атеросклерозом. В результате сердечного приступа развилась острая эмфизема. Инфаркта не было».
Тимашук перевели подальше от «светил», во второразрядную клинику. Она, правда, не успокоилась - но это уже совсем другая история...
Комментарий Юрия Томсинского:
- Необходимо отметить, что в то время специалистов по чтению ЭКГ (функциональных диагностов) вообще было немного. Сам метод электрокардиографии стал внедряться в широкую клиническую практику достаточно недавно, примерно с середины 30-х годов. А учитывая то, что в Советский Союз все это приходило позже, у нас такие специалисты вообще были единичны и в цене.
- ...И медики старого поколения не доверяли новому методу?
- Не все так просто. Электрокардиография редко дает однозначные результаты. По оценке самой электрокардиограммы написаны целые тома руководств, и примерно столько же написано о методах оценки соотношения электрокардиографических и клинических показателей.
- То есть ситуация была не настолько однозначна, как кажется неспециалисту. Существовало ли пространство для спора?
- Безусловно. Предполагаю, что в данном случае речь могла идти о так называемом «немом» инфаркте миокарда, то есть без картины приступа стенокардии. А учитывая, что у Жданова были эти приступы, да еще и в сочетании с нарушением ритма (как иначе расценить слова «сердечный припадок»?), однозначное исключение вялотекущего инфаркта миокарда никак невозможно. Чтобы судить точно, надо собрать клиническую картину и на нее «наложить» ЭКГ
- А если клиническая картина и ЭКГ противоречат друг другу? Может такое быть? И как в этих случаях поступают врачи?
- Следует говорить не о противоречии, а о несоответствии. Ведь речь идет не о здоровом человеке, у которого ЭКГ пишет черт знает что (при некоторых экзотических заболеваниях и при некоторых особых состояниях организма это бывает). В данном случае об этом речь не идет - просто клиническая картина не подтверждает данные ЭКГ. Если такое происходит в обычной больнице, то собирается консилиум и решает, как поступить.
- Тогда почему Егоров вынуждал Тимашук переписать заключение?
- Насколько я могу понять из литературы, речь шла не об остром инфаркте, а о его развитии, то есть он случился не сегодня. Возникал естественный вопрос: «А куда вы, братцы-кролики, раньше смотрели?». Поэтому Егоров и решил спрятать концы...
- А когда понял, что не получится, стал действовать так, как положено-созвал консилиум, который подтвердил его правоту. Но ведь в заключении патологоанатома написано: «Прогрессивное нарушение коронарной циркуляции с первичным повреждением внешней стенки левого желудочка и разрыв перегородки...» Разве это не означает, как писала Тимашук, «инфаркт миокарда в области левого желудочка и межжелудочко- вой перегородки»?
- Означает.
- Почему же консилиум признал, что Егоров был прав? Они что, не умели читать кардиограмму?
- Читать кардиограмму они умели. А почему приняли такое решение, не знаю.
- Как вы полагаете, если бы не эта история, сколько Жданову оставалось бы жить?
- Один Бог знает. Он мог умереть в любой момент.
- А был какой-то смысл в том, чтобы проводить вскрытие не в патологоанатомическом отделении, а прямо на месте?
- Для лечсанупровского начальства - никакого. Разве что наоборот - кто-то другой, кто хотел знать истинное положение вещей, решил не дать им времени подготовиться.
