История Франции - Марк Ферро
Вот почему в самом начале XVIII в. существует взаимосвязь между появлением прессы и выходом интеллектуалов на общественную сцену. Мы, конечно, можем считать, что наличие памфлетов времен Религиозных войн или «мазаринад» уже говорит о существовании общественного мнения, но с утверждением абсолютизма во Франции общественным деятелям приходится укрываться за пределами страны — в Англии и особенно в Голландии.
Во Франции после окончания Религиозных войн, после выхода на общественную сцену Паскаля и других интеллектуалов конфликт между янсенистами и иезуитами стал первым свидетельством того, что писатели играют в политической борьбе определенную роль, пусть эта борьба и происходит в рамках богословских споров… На рубеже XVII–XVIII вв. полемика в литературных кругах между «древними и новыми» (сторонниками и противниками литературного творчества по античным канонам) также была вынесена на публику, но ограничена литературными кружками. Значительно больший резонанс и реакцию общества вызвал так называемый музыкальный спор, в котором композитор Жан Филипп Рамо и Жан Жак Руссо схлестнулись по вопросу об одном из произведений итальянского композитора Перголези. Между 1752 и 1754 гг. сторонники Рамо и классицизма, с одной стороны, и соратники Руссо — с другой, опубликовали свыше шестидесяти памфлетов, в которых громили друг друга. С точки зрения первых, существовала наука прекрасного — три принципа единства (места, времени и действия) в театре, перспектива в архитектуре, гармония в музыке. Руссо критиковал все эти идеальные формы и типы: «французский сад», механику звуков, тип мизантропа, образ Дон Жуана и т. д. По его мнению, истинная основа всего — это чистота, предшествующая появлению человека. Человек постигает ее не разумом, а чувствами. Необходимо вернуться из иллюзорного мира прогресса на землю. Таким образом, спор об эстетике обретает культурное и политическое измерение.
Эта полемика является лишь одной из форм грандиозных дебатов, развернувшихся в эпоху Просвещения. За ними следят все газеты, о них спорят в кафе. Писатели эпохи — Вольтер, Руссо, Д’Аламбер, Дидро — которые отныне играют первую скрипку в салонах, спорят с зарубежными монархами. Их сочинения, их идеи заполняют собой все общественное пространство, а Революция лишь подтверждает новый высокий статус писателей.
Начиная с 1789 г. они непосредственно участвуют в решении государственных дел вне зависимости от того, являются ли они выборными членами одного из революционных собраний или нет. Трагическая судьба некоторых из них, ставших жертвами Террора, — Андре Шенье, Камилла Демулена — и наступивший вслед за этим режим личной власти Наполеона позволяют объяснить тот шаг назад, который делают писатели и ученые, скрываясь за ширмой немых выборов в Сенат или уходя в науку и творчество. Они сформировали то, что Бонапарт назвал идеологиями, — благосклонными к Французской революции, но враждебными к ее крайностям; благосклонными к Первому консулу, но враждебными к отклонению политического курса Консульства в сторону авторитарной империи. Эти люди — Дестют де Траси, Кабанис, Вольней[359] — исчезли с общественной сцены, а последующие поколения стерли их из исторической памяти, хотя они были достойными наследниками интеллектуалов эпохи Французской революции. В медицине это великая парижская школа, которую прославили имена Биша и Пинеля, в литературе — Стендаль и Бальзак, ссылавшиеся на интеллектуалов-революционеров, в политике — республиканская традиция, которую олицетворяли радикалы в начале Третьей республики. Поддержав Бонапарта в начале его возвышения и дух порядка, который тот собой олицетворял, эти интеллектуалы оттолкнули от себя якобинцев. А за свою изначальную поддержку Революции они были осмеяны монархистами.
А затем внезапная волна романтизма, накрывшая общество, смыла их с исторической арены.
Никогда еще интеллектуалы и писатели не играли такой важной роли в жизни Франции, как в первой половине XIX в. Пресса, находившаяся под строгим надзором при Первой империи — Наполеон разрешил выпускать лишь пять газет, за исключением официальной — «Монитёр», начала возрождаться и расцветать довольно медленно, вновь формируя почву для общественного мнения. Французы словно перенеслись в эпоху Просвещения, за исключением того, что общий вектор доминирующих в обществе идей изменился, как минимум, на одно-два десятилетия.
Интеллектуалы участвуют в общественной жизни на всех ее уровнях. Их можно найти среди министров Людовика XVIII (Шатобриан и Токвиль), среди поборников и глашатаев революции 1848 г., которую они олицетворяют в самом ее начале (Ламартин), среди руководства либеральной партии (Бенжамен Констан). Их можно найти среди возмутителей общественного мнения — таков Виктор Гюго с его вступлением к пьесе «Кромвель», участием в «битве за “Эрнани”» или с его «Манифестами», вообще-то литературными по характеру, но в которых он защищает свои декадентские взгляды. Их можно найти среди первых независимых от Церкви католиков — таков аббат Ламеннэ, основавший либерально-католическую газету «Авенир». Наконец, их можно найти среди тех писателей и ученых, которые, разрабатывая теории социально-экономического устройства общества, расчищают почву, на которой вскоре взойдут первые ростки — идеи французского социализма (Сен-Симон, Прудон, Кабе) и феминизма (этот термин был придуман Фурье).
Виктор Гюго, сидящий на скале на острове Джерси, где после 1851 г. он пребывает в ссылке, в самом деле олицетворяет собой интеллектуала — защитника свободы, клеймящего Вторую империю и «Наполеона Малого».
Однако именно с появлением памфлета Эмиля Золя «Я обвиняю» во время дела Дрейфуса на свет рождается интеллектуал в современном смысле этого слова — т. е. писатель, выступающий за Дело, в данном случае — за защиту прав человека, которым противостоит государственный интерес. Важным является не только резонанс, который встречает дело Дрейфуса, но и тот факт, что призыв Золя становится началом эры петиций, когда ради защиты справедливого дела апеллируют к общественному мнению, как это делал Вольтер в деле Кала. С той лишь разницей, что теперь движение в защиту дела — коллективное и в нем себя проявляет целый класс интеллектуалов.
Первая
