Как Николай II погубил империю? - Александр Иванович Колпакиди
Кстати, а что произошло дальше с лозунгом? В 1922 году на XI съезде РКП(б) Ленин открытым текстом говорил:
«У нас была полоса, когда декреты служили формой пропаганды. Над нами смеялись, говорили, что большевики не понимают, что их декретов не исполняют… но эта полоса была законной, когда большевики взяли власть и сказали рядовому крестьянину, рядовому рабочему: вот как нам хотелось бы, чтобы государство управлялось, вот декрет, попробуйте».
Проще говоря, в 1917 году многие декреты принимались по наказам населения, с той целью, чтобы люди попробовали и на собственном опыте убедились, что метод не работает, лучше не стало или стало хуже. Пути развития сельского хозяйства они видели совершенно иными. Но, не реализовав эту старую, вековую земледельческую мечту, нельзя было двигаться дальше. Вот она, мечта — сбылась. Почему же мы по-прежнему голодаем?
А потому, что отчаянное положение российского аграрного сектора не имело никакого отношения к той прибавке земли, которую крестьяне мечтали получить.
Третьей, последней попыткой создать на селе крупные хозяйства стала коллективизация — и вот она увенчалась успехом, причем за рекордные сроки. Но это была, во-первых, совершенно другая экономика, не завязанная на желания и возможности частных хозяев и позволявшая решать проблемы города и деревни в комплексе. Во-вторых, власть гладила деревню «по шерсти», не отменяя общину во имя боя в джунглях, а используя ее как основу. В-третьих, проводилась она не в интересах сильных хозяев, как предыдущие две, а именно что в интересах бедняков, деревенского большинства. Ну и в-четвертых, власть имела огромный кредит доверия — отчасти еще и потому, что за двенадцать лет до того она выполнила крестьянские наказы.
Страну невозможно было спасти обычным путем, и тогда Бог послал людей, которые спасли ее путем фантастическим. В царской России такое было невозможно в принципе — слишком много сил, которые тянут одеяло на себя, слишком низкий кредит доверия властям, слишком слабый уровень государственного управления экономикой. И вот интересно: почему наших монархистов устраивает неминуемая голодная смерть 25 млн бедняков, но раскулачивание и высылка полутора миллионов кулаков приводит их в состояние нравственного шока? Большевики уничтожали крестьянство! А бедняки кто — не крестьяне? Или это концепция «священного права частной собственности» взыграла? Интересно, это в какой религии собственность священна?
…На этом сказку о «золотой России» можно было бы прекращать, потому что когда половина населения страны постоянно находится в режиме выживания, без малейшей надежды на улучшение жизни, о каком экономическом процветании, о каких перспективах можно говорить? Они присутствуют постоянным безмолвным фоном — эти 75 млн человек в лаптях и домотканых рубахах, не знающие ничего, кроме ежедневного беспросветного труда ради куска суррогатного хлеба.
Но мы продолжим, ведь сказка о «золотой России» не ограничивается сельской пасторалью…
Деревня уходит в город
Итак, основное сословие Российской империи — крестьяне, из которых половина не имеет возможности кормиться с земли. Значит, что остается? Уходить на заработки, в том числе и в города — на заводы и фабрики, в мастерские. В масштабе страны рабочих было немного, но они существовали, являлись рабочим классом (творцами революции, по Марксу) и будущим индустриальной державы. Именно они сыграли очень большую роль в событиях 1917 года, потому что деревня деревней, но судьба страны тогда решалась в столице. Октябрьская революция была революцией пролетариата не в большей степени, чем новая власть являлась диктатурой пролетариата, там имела место умная и тонкая провокация большевиков с целью захвата власти — но Марксу надо было соответствовать. А термины — они всего лишь слова…
Но все же рабочие поддержали новую власть — неужели их было так просто заморочить? Или у них тоже имелись причины?
…Сколько в Российской империи было рабочих? На этот вопрос статистика традиционно не дает ответа.
На 1 января 1914 г. численность городского населения составляла 18,6 млн человек[45]. На фабриках и заводах, горных и горнозаводских предприятиях и на транспорте было занято почти 4 млн. Правда, далеко не всегда работников шахт, приисков и заводов при них можно было отнести к горожанам. Еще 3 млн работали в легкой промышленности и 1,5 млн — в строительстве. 3,3 млн составляла загадочная категория «занятых в лесном деле и чернорабочих в промышленности, строительстве и на транспорте». Чернорабочие — это что, особая категория? С легкой промышленностью тоже не все понятно. Текстильщики, например, работали на фабриках — кто они? Далеко не все рабочие относились к числу городских жителей. Помните «Уральские сказы» Бажова? Их герои — не крестьяне, а рабочие: шахтеры, металлурги, камнерезы. Но горожанами их никак не назовешь: жили они в деревнях при заводах и рудниках, в своих избах, имели коров, огороды… Разве что землю не пахали, не говорит Бажов о таком.
Но вот что верно — так это то, что число рабочих стремительно увеличивалось. Однако и тут все не так однозначно, как говаривала в своё время «дочь офицера».
Еще в 1880-е годы на фабриках работали большей частью крестьяне, приходившие на заработки. Расчет с ними делался перед Пасхой, а затем многие фабрики вообще закрывались — работники уходили по деревням, к своим полям и своим семьям. Постепенно работа становилась круглогодичной, рабочие переселялись в город, но при этом… оставались крестьянами. Да, по сословию! Они были приписаны к своим общинам, платили там подати. Тем, кто вырос в СССР, знакомо по детским книгам о революции, что в случае стачек их активистов высылали «на родину». Что это такое? А просто их отправляли по месту приписки, под надзор полиции, прибавляя к уже работавшим в деревне эсерам еще и социал-демократический элемент. Если и захотеть, то не придумаешь лучшего способа разогнать крамолу по стране — а потом удивляться организованности крестьянских восстаний. Но это к слову…
Как и все вообще вахтовики, крестьяне были малотребовательны по части бытовых условий, отсюда и ужасы фабричных казарм. Но время шло, фабрики начинали работать круглогодично, рабочие оседали в городах, и жуткий фабричный быт (как мы вскоре увидим, хуже даже деревенского) становился их единственной жизнью.
Итак, с одной стороны, крестьяне приносили в фабричную жизнь общинный дух — потому так легко вспыхивали стачки. А с другой стороны — в городе эти люди были чужаками, обездоленными маргиналами. С маргиналами просто работать, это
