Двор халифов - Хью Кеннеди
Похоже, что именно после этой кампании Махди собрал клятвы верности Гаруну как безоговорочному наследнику после его брата Хади. В это же время принц получил имя Рашид{134}. К концу правления отца Гарун был назначен наместником всего запада, от Анбара западнее Багдада и до Туниса, над которым халифы Аббасиды все еще сохраняли контроль. Он отвечал за управление этим огромным районом, хотя в действительности всю работу выполнял его наставник Яхья Бармакид{135}.
При дворе неизбежно пошли различные слухи, но они привели лишь к тому, что Махди решил заменить Хади младшим братом{136}, однако народу решение объявлено не было.
Братья выросли совершенно разными людьми. Хади был высоким, белокожим и красивым человеком за исключением одного — у него была заячья губа, а это означало, что его рот часто был открыт. Когда он был маленьким, его иногда дразнили «Муса-Закрой-Рот»{137}, и юноша, должно быть, мучился этим унижением. Во всем остальном он был сильным, энергичным и тренированным человеком: когда Хади услышал о смерти отца, то за двадцать дней проделал путь до Багдада от Джурджана возле юго-восточного берега Каспийского моря, где он возглавлял войска{138}. Похоже, он пользовался популярностью среди военных, но имел мало времени для интеллектуальных занятий. К тому же у него был вздорный нрав, и его непредсказуемые взрывы гнева были источником постоянного напряжения для придворных. Его отношение к младшему брату то и дело металось от демонстративного обожания и уважения до дикой ненависти.
Если мы можем в чем-то быть безоговорочно уверены относительно Гаруна, так это в том, что мать его обожала. Мы не знаем, почему так получилось — может быть, из-за красивой внешности, спокойного характера и застенчивости, тем более по контрасту с грубостью брата. Заявление Гаруна о том, что он скорее предпочтет вести частную жизнь с женой Зубейдой, нежели страдать от напряжения и тревог в статусе наследника Хади, согласуется с другими имеющимися у нас свидетельствами о его характере. Образ ребячливого принца, над которым смеялись, когда он изображал из себя солдата, подтверждают и другие свидетельства. Придворный врач Джибрил ибн Бухтишу однажды заметил, что Гарун был самым застенчивым из всех халифов, каких он знал — он избегал смотреть человеку в глаза, что говорило об отсутствии уверенности в себе{139}. Его правление как халифа отмечено растущей изоляцией жизни двора от общества. Нет свидетельств того, что он проповедовал народу в мечети Багдада, а все свидетельства о его отношении к религии показывают человека, скорее склонного к молитве в одиночестве в дворцовой молельне в темный час перед рассветом. Может быть, именно из-за глубоко сидящего в нем чувства неуверенности в связи с вечной опорой на Бармакидов и последовало такое резкое и жестокое их уничтожение.
Эти два таких разных человека и стали главными героями драматических событий, разыгравшихся в Багдаде между смертью Махди в апреле 785 года и смертью Хади в сентябре 786 года. То были тринадцать месяцев интриг и драм в замкнутом мирке двора Аббасидов.
Обстоятельства смерти Махди сами по себе были достаточно драматическими. Он умер еще совсем молодым, будучи крепким и здоровым человеком. Как всегда, нам даются две абсолютно разные версии случившегося. Согласно одной истории{140} халиф был на охоте возле Масабадана, маленького городка, лежащего на краю иракской равнины у подножия гор Загрос. Стоял август, и он мог уехать сюда просто для того, чтобы спрятаться от страшной летней жары Багдада. Его слуга Вадих рассказал, что находился при халифе до вечерней молитвы, после которой слуга отправился в основной лагерь. На следующее утро он встал рано, чтобы ехать зуда, где в пустыне оставался Махди. Он успел достаточно удалиться от лагеря, когда вдруг встретил «голого и черного» человека, который приветствовал его традиционными словами соболезнования: «Да одарит тебя Господь большой наградой за твоего хозяина, повелителя правоверных». Вадих хотел ударить его, потому что пророчество смерти правителя было равносильно измене, но призрак исчез. Когда он приехал к лагерю Махди, его приветствовал черный евнух Масрур — точно теми же самыми словами, какие изрекло привидение. Пораженный, Вадих вошел в палатку и увидел завернутый в саван труп.
— Но когда я покидал его после дневной молитвы, он был счастлив и абсолютно здоров! Что случилось?
— Собаки подняли газель, и господин поскакал за ними, — объяснил Масрур. — Потом газель вскочила в дверь разбитого дома. Собаки бросились за ней, а лошадь понеслась за собаками. Он ударился головой о косяк двери и умер на месте.
По мусульманским обычаям трупы должны быть закопаны в самый день смерти. В том удаленном месте не было похоронных дрог; на которых можно было везти погибшего, поэтому Махди положили на дверь и закопали под ореховым деревом — там, где он обычно сидел. Его сын Гарун произнес над ним похоронные молитвы. Вот такова случайная смерть и скромный погребальный обряд третьего монарха династии Аббасидов. Когда выдающийся арабский географ Якут составлял свой словарь географических названий начала тринадцатого века, более четырех веков спустя гробница халифа все еще находилась в маленькой деревушке — там, где он нашел свой покой.
Вторая версия этого события излагается в духе «гаремных интриг», она объясняет событие совсем по-иному, и относиться к ней нужно с некоторой долей скептицизма, какого заслуживают все подобные истории. Мы снова переносимся в Масабадан — но на этот раз во дворец. Халиф сидит в верхней комнате и смотрит в окно. А в гареме Махди рабыня по имени Хасана изнывает от ревности и ненависти к сопернице, которую подозревает в том, что та добивается внимания хозяина. Чтобы избавиться от псе, рабыня положила на блюдо две необычайно красивые груши. В одну из них она ввела яд и сделала так, что груша после этого выглядела абсолютно нормальной. Естественно, что девушка, которой было приказано отнести груши назначенной жертве, проходила под окном, где сидел халиф. Махди увидел ее, подозвал и потянулся, чтобы взять с блюда отравленную грушу. Как только он се съел, то ощутил сильнейшую боль в желудке и в тот же день умер. «Я желала тебя, — плакала несчастная Хасана, — а получилось, мой властелин, что я убила тебя».
Эти истории, конечно, полностью противоречат друг другу, но они показывают два абсолютно различных взгляда на политические события