Ю Фельштинский - Еще раз о немецких деньгах
Наследство, которое он, кажется, получил после смерти отца, дало Моору возможность поддерживать социалистов-эмигрантов в Швейцарии. Это упоминается как итальянскими, так и русскими политическими эмигрантами. И в международном социалистическом движении он рано стал известным и пользующимся уважением лицом. Так, говорят, на конгрессе II Интернационала, который состоялся в августе 1904 г. в Амстердаме, он познакомился с Лениным. Есть сведения и о том, что в 1914 г., когда Ленин и его сотрудники захотели переехать из Австро-Венгрии в Швейцарию, Карл Моор поручился за них перед швейцарскими властями. И наконец 29 июля 1914 г. на знаменитом заседании Международного Социалистического Бюро в Брюсселе Карл Моор был представителем швейцарской социал-демократии.
Мнения друзей и врагов о Карле Мооре, чью жизнь мы здесь проследили вплоть до начала I мировой войны, когда ему уже был 61 год, по существу совпадают: он был высокоинтеллигентным человеком, имевшим заслуги перед рабочим движением, его резкие, ироничные оценки и статьи создали ему много личных врагов. К этому следует добавить сильное существенное противоречие, разделявшее его и многих ведущих швейцарских социал-демократов. Речь идет об однозначно марксистской позиции Карла Моора, признававшего классовую борьбу решающим мотивом социального и политического развития. Другие ведущие деятели швейцарской социал-демократии (такие, как Герман Грейлих и Альберт Штек) занимали скорее реформистскую позицию немецкой социал-демократии. Этим объясняются хорошие отношения Моора с русскими левыми социалистами в Швейцарии. К тому же большинству швейцарских руководителей рабочего движения с их буржуазным отношением к жизни был подозрителен богемный, даже "цыганский" образ жизни Моора и его многочисленные любовные связи. В солидном уже возрасте, когда Моор после 1927 г. из-за болезни глаз покинул дом ветеранов международного рабочего движения в Москве и переехал в санаторий в Берлин, он женился на своей медсестре, молодой женщине Вере Еремеевой, которая принимала участие в траурных торжествах в Берне, состоявшихся 16 июля (так в тексте) 1932 г..
Во время I мировой войны (мы наконец приближаемся к нашей теме) Моор снова появляется только в начале 1917 г., в период подготовки созванного Международным Социалистическим Бюро II Интернационала, но не состоявшегося конгресса в Стокгольме. Еще в 1914 г. Моор был представителем Швейцарии в этом Бюро, которое вскоре переехало из Брюсселя в Амстердам, но в неразберихе войны не смогло восстановить разорванные связи солидарности рабочего движения. Эту почти безнадежную ситуацию изменило только растущее стремление всех народов к миру и в первую очередь русская революция марта 1917 г. Уже в середине марта Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов призвал все народы к "справедливому демократическому миру". В ответ на это представители Голландии и Скандинавии в МСБ взяли инициативу в свои руки и образовали в Стокгольме в апреле 1917 г. подготовительный комитет, так называемый голландско-скандинавский комитет.
По поручению голландско-скандинавского комитета в апреле 1917 г. датский социалист Борбьерг (Borbjerg) поехал в Петроград, чтобы пригласить социалистическую партию России. Ситуация была очень запутанной не только потому, что социалисты раскололись на группу II Интернационала и радикальных Циммервальдских левых, но и потому, что противоречия между представителями стран Центральной Европы, входящих в союз с Германией, и представителями стран Антанты резко обострились, так что было невозможно достичь взаимопонимания. Социалисты Антанты, некоторые из руководителей которых занимали в своих странах ответственные министерские посты, и большинство представителей нейтральных стран, которые были настроены дружелюбно по отношению к Антанте, отказывались вести переговоры с немецкими правыми социалистами. Русские больше всего боялись стремления немцев к особому миру с их страной, а это было единственным, чего германское правительство ждало от русской революции и Стокгольмской конференции.
Наконец в начале июля представители России прибыли в Стокгольм, но начало конференции все время откладывалось, а в сентябре конференция была отменена.
Мнения большевиков также разделились. Некоторые, например, Каменев, выступали за участие в конференции, чем вызвали гнев Ленина, который вел с ними яростную полемику из Финляндии. Он был даже против созванной 18 мая в Стокгольме конференции Циммервальдских левых, которую задумал Роберт Гримм, руководителем подготовительного комитета была Ангелика Балабанова. Эта конференция прошла позднее, в середине августа, как тайная конференция, причем Ленин не отказался от своей отрицательной точки зрения.
Правительства стран Центральной Европы не могли не сознавать значения запланированной большой конференции. Поэтому они вынуждены были искать независимо друг от друга, так как Германия и Австро-Венгрия уже начали испытывать большое взаимное недоверие, надежные источники информации и возможности влияния. Было очень немного пользующихся признанием в Интернационале социалистов из нейтральных стран, которых можно было заподозрить в дружеских чувствах к Германии и Австро-Венгрии. Пожалуй, только Карла Моора, в то время как симпатии Роберта Гримма были на стороне Антанты, а Герман Грейлих из-за своей общеизвестной деятельности в пользу Германии был лицом одиозным. Моор уже предпринимал некоторые поездки, в которых он вел агитацию за мир в духе социалистического Интернационала, например, в марте 1917 г. он был в Италии, где он одновременно вел переговоры по заданию правительства Швейцарии. Это при том, что пронемецкие настроения Моора были хорошо известны.
Кроме того, походя утверждают, что Моор не только использовал свои международные связи в интересах Германии и Австро-Венгрии (в чем не может быть никакого сомнения), но даже, что он просто работал в качестве платного агента (доверенного лица) немецкой и австро-венгерской службы новостей. Это означает, что ему приписывается оплачиваемая работа в интересах империалистической Германии, предательство социализма, т. е. неблагородные и эгоистические мотивы. Как пишет Борис Николаевский, это подводит нас к самому острому вопросу в истории того времени, а именно, к вопросу о "подкупе большевиков немцами".
Не имея здесь возможности принципиально рассматривать этот вопрос, нужно в отношении Карла Моора четко отделить друг от друга две проблемы. Во-первых, возникает вопрос, действительно ли Моор работал в интересах Германии, а если да, то по каким мотивам. Во-вторых, следовало бы выяснить, предал ли он тем самым свои социалистические и даже большевистские убеждения.
Нет никакого сомнения в его сотрудничестве с немцами во время I мировой войны. Об этом знали и швейцарцы, что ясно из уже цитированного опровержения члена Федерального совета Шультеса21. Когда Густав Майер, историк немецкого рабочего движения, в мае 1917 г. прибыл в Стокгольм, чтобы с санкции ведущих представителей правительства Германии наблюдать за подготовкой и ходом социалистического конгресса и сообщать о нем, он делал это и как немецкий патриот, и как член социалистического Интернационала. Ему не надо было ни продаваться, ни изображать агента или предателя. Скорее, его поездка в Стокгольм была для него единственной возможностью поспособствовать установлению мира между всеми народами в соответствии с его политическими убеждениями. Карл Моор, которого он там встретил вместе с помощником немецкого военного атташе в Берне д-ром Вальтером Нассе, находился в принципе в той же ситуации. У него тоже было сильное немецкое национальное чувство, как, впрочем, и сильные симпатии к Австрии, и он пытался привести это в соответствие со своими решительными социалистическими убеждениями.
Так как не имеется сообщений Моора из Стокгольма немецким властям, то представляется очень познавательным обзор соответствующих связей Моора с представителями австро-венгерской миссии в Берне. И в том, и в другом случае связь поддерживалась через военных атташе, в германском случае через упомянутого Нассе, в австро-венгерском - через барона Геннета, прикомандированного к военному атташе полковнику фон Айнему (von Einem). При этом можно с уверенностью предположить, что решающую роль в этом сыграли его родственные отношения с офицерами и дипломатами обеих стран. Во всяком случае, кажется, для Карла Моора, как и для Густава Майера и для многих других социал-демократов, начало русской революции и решение Международного Социалистического Бюро о созыве Стокгольмской конференции означало наступление подходящего момента для установления всеобщего мира между народами, сохраняющего существование Германии и Дунайской монархии, путем переговоров. Все, к чему стремился Моор, - проведение переговоров с австрийскими и венгерскими социалистами и информирование миссии в Берне о ходе переговоров в Стокгольме. Его августовский промежуточный отчет об обстановке в Стокгольме однозначно показывает необоснованность упреков, будто бы Моор был платным агентом. Скорее, этот отчет проясняет его четкую политическую концепцию, с помощью которой он надеялся убедить венские государственные инстанции. Сравнение с сообщениями, которые привез из Стокгольма и предъявил в Берлине Густав Майер (он опубликовал их in extenso в своих воспоминаниях) показывает совпадение в политических позициях и в поведении обоих лиц.
