Мирослав Иванов - Покушение на Гейдриха
Она ездила даже в Моравию, куда-то к Угерске-Броду, и обнаружила, что тамошней явки уже нет, а хозяин квартиры давно арестован. Побывала она и в Бухловских лесах, где попала в оцепление. К счастью, ей удалось выбраться оттуда: один чешский жандарм вывел ее через железнодорожный мост из окруженного района. Таких, как этот жандарм, однако, было немного… По пути он рассказал, что немцы выслеживают парашютистов и одного уже застрелили.
Сначала Фреда предположил, что это был тот, кого мы тщетно искали. В то время мы понятия не имели о ком идет речь…
Наконец у нас появился человек, которого мы ждали, — Чурда. Кличка у него была Врбас. Мы с Фредой в тот день были в Праге, и дома незнакомец застал только женщину, которая пришла мыть полы. Ганка, воспользовавшись нашим отсутствием, хотела сделать в квартире уборку. Сама Ганка куда-то ненадолго отлучилась, и Чурду встретила та женщина. Она-то и открыла ему дверь. Потом она сообщила моей жене, что нас спрашивал какой-то мужчина с испуганным лицом. Вскоре он пришел снова. На этот раз он застал жену и назвал пароль «Алкасар». Назвался он Врбасом, сказал, что его направил к нам Войтишек.
Жена дала ему адрес Гладены, чтобы он не шатался целый день по улице.
Пришел он только вечером, когда мы с Фредой уже возвратились из Праги. Мы с ним поговорили, и, честно говоря, он произвел на нас очень неприятное впечатление. Голос его звучал неискренне, он заикался, а главное— у него действительно был сильно перепуганный вид. На мой вопрос, почему он целый месяц не откликался, он нервно ответил, что был у родственников.
— А наши объявления о покупке словаря читал? — спросил я.
— Только что увидел и потому пришел.
Мы понемногу разговорились. Он посетовал, что увидел здесь совсем не то, что ожидал: в Лондоне, дескать, все описывали не так. В сущности, он был прав. Но какие же он сделал из этого выводы?
Да, а еще он сказал, что какой-то его родственник служит в немецкой армии и вполне доволен своим положением и поэтому, мол, зачем вообще что-либо предпринимать…
Чем больше мы с ним беседовали, тем меньше он нам нравился.
Он наговорил об Англии столько, сколько мы не слышали от всех парашютистов, побывавших у нас. И слишком уж он был перепуган. Надо было что-то предпринять. Мы с Бартошем посоветовались и предложили ему прочитать правила поведения парашютиста. Мы составили их сами, обобщив наш опыт. В них было изложено, что надо делать, чем руководствоваться, каких ошибок избегать, как держаться и т. д. На другой день мы дали эти правила Чурде, чтобы он подписал. Он спокойно взял ручку и подписался, но никогда им не следовал.
Чурда переночевал у нас. У матери Бартоша он не был, к ней даже Фреда редко заглядывал. Зато она чуть ли не каждый день появлялась у нас. Мы за это на нее сердились и выговаривали ей, твердя, что это слишком заметно и очень опасно.
Бартош дал Врбасу-Чурде какое-то поручение и решил переправить его в Прагу. Тогда нам и в голову не приходило, что все провалится из-за этого человека. Мы его ни в чем не подозревали, хоть он и выглядел трусом и не нравился нам. Если бы ему не доверяли, уговаривал я себя, не посылали бы сюда. А что такое отвага? И трусость? На чем строится доверие? Чурда хорошо стрелял, прилично сдал экзамены, сделал несколько удачных прыжков — вот его и послали. Но разве проникнешь в чужую душу? Могло ли лондонское командование гарантировать, что он не станет предателем?
Потом появился Атя Моравец и увез Чурду. Больше я его не видел.
В газетах появилось сообщение, что в Кршивоклатских лесах убит парашютист. Кажется, это было в начале мая 1942 года.
ВТОРОЙ МОНОЛОГ ПРИВРАТНИКА
Вы знаете, что Ян Люксембургский[23], первый из наших королей, чеканил золотые монеты? Эти дукаты были сделаны в подражание тем, что изготовлялись во Флоренции, в Италии. Один из них у меня есть. Нумизматы называют его «флорин». Вверху у головы Иоанна Крестителя маленькое изображение чешского льва. Лев — символ нашей страны.
Вообще на монетах часто изображали святых, например Яна Непомуцкого, Кирилла, Вацлава — этого чаще других, еще святого Иржи, то есть Георгия… Я хочу вам рассказать, что произошло через неделю после дня святого Иржи — 24 апреля.
Сижу я за столом, вдруг раздается резкий звонок в дверь. Жена открывает: на пороге Зденда и Атя. Зденда вошел в кухню, еле волоча ноги, сел на кушетку и вздохнул:
— Вот мы и пришли, дорогой хозяин… — Он любил в шутку называть меня хозяином. Следом за ним с убитым видом вошел Атя.
— Что стряслось? — испугалась жена. Зденда помолчал, а потом говорит:
— Спросите Атю…
Я уставился на молодого Моравца. Он сидел рядом со Здендой, выглядел устало и как-то необычно.
— Атя, что такое?
— Беда, — начал он, не поднимая глаз и приглаживая руками волосы. Потом оперся спиной о стену и рассказал, что один из вновь прибывших парашютистов закопал груз, сброшенный с самолета, где-то в поле у Кршивоклата — там, где и сам приземлился. Зденда с Атей отправились туда, чтобы все достать и перевезти в Прагу. С ними поехали еще двое — показать место. Это были Коуба — один из тех, которые там приземлились, и Арношт Микш, прибывший в конце марта вместе с Гериком (с тем, что явился в гестапо еще до покушения).
— Я те места немного знаю, проводил там отпуск, — говорил Атя, — и предложил Зденеку сократить путь. Мы не доехали до Кршивоклата, сошли в Збечно и пошли лесом. Было темно, и мы еле различали дорогу. Я шел со Здекеком, а те двое направились к месту встречи с другой стороны. У Микша была карта, у Зденека — тоже. Лезем через кустарник, по ложбинам, чтобы нас не видели, а когда почти добрались, вдруг перед нами вырос жандарм с винтовкой и потребовал документы. Я показал свое удостоверение, он проверил его и велел немедленно убираться, потому что весь район оцеплен и прочесывается.
— Атя боится, что жандарм запомнил его фамилию и это может плохо кончиться.
Я пытался его успокоить:
— Если он хотел выдать, не стал бы предупреждать вас. Нет, я думаю, просто попался хороший чех.
Зденда обратился к Моравцу:
— Послушай, Атя, ты видишь этот ящик? Если немцы будут лупить по нему, он может не выдержать и заговорить, но ты должен молчать! Понимаешь?
Бледный Атя только кивал. Я испугался за него. Потом они, наверное, отправились спать.
На другой день я узнал, что случилось с Коубой и Микшем. Они напоролись на оцепление. Хладнокровный Вальчик на требование предъявить удостоверение личности спокойно показал документы, но тут Микш выхватил пистолет и началась перестрелка.
Вот вырезка из газеты тех дней с сообщением о происшествии:
«ЧТА, Прага. 30 апреля 1942 г. около 22 часов сотрудники жандармского отделения в Кладно застигли на месте преступления двух мужчин, чехов по национальности, которые собирались осуществить диверсию с помощью взрывчатки. Преступники открыли по жандармам стрельбу. В перестрелке погиб жандармский вахмистр Ометак, прапорщик Коминек тяжело ранен. Один из преступников убит на месте. По приказу исполняющею обязанности имперского протектора вдове жандармского вахмистра Ометака, погибшего при исполнении служебных обязанностей, назначено щедрое материальное обеспечение.
Раненому жандармскому прапорщику исполняющий обязанности имперского протектора выразил свою особую благодарность. Затем обергруппенфюрер СС Гейдрих дал указание выплатить соответствующее вознаграждение кучеру, который помог обнаружить преступников: именно в результате его решительных действий удалось предотвратить возможную диверсию с применением взрывчатки».
Таково было официальное сообщение. Мы с пани Моравцовой сидели и читали газету. Она все беспокоилась за Атю. Что, если жандарм, который их остановил, подаст рапорт…
Рапорта он не подал, а позже, представьте себе, я с ним даже встретился, уже после сорок пятого года. Он пришел посмотреть на наш дом, где жила семья Моравцовых. Родом он был откуда-то из Кардашове-Ржечицы.
Коуба благополучно скрылся. В газете сказано о каком-то кучере. Видимо, это он нашел закопанные в поле вещи и донес властям. Потом, говорят, гестапо привозило туда предателя Герика, чтобы он опознал Микша.
Молчал бы кучер — гестаповцы и жандармы не начали бы розыска…
Ну, а Микш? Если б вместо пистолета он достал удостоверение личности, как это сделали Вальчик и Атя, может, дело бы до перестрелки и не дошло, но жандармы могли бы арестовать обоих, а так хоть Коуба остался в живых. Вы спросите, надолго ли? На какие-то три дня — 3 мая он покончил с собой… На третий день после событий у Кршивоклата. Микш погиб, а груз достался гестаповцам.
И все время у меня перед глазами стоял бледный, испуганный Атя. Я подумал: «Что будет, если он попадется и его как следует отделают? Что окажется сильнее: страх и желание во что бы то ни стало остаться живым или что-то другое?»
