Тимофей Грановский - Лекции по истории позднего средневековья
Первые непосредственные результаты открытий отозвались в торговле. Мы говорили о монополии венецианской торговли: теперь время караванной торговли минуло. Караванная торговля находилась в руках симетических племен с древнейших времен и предполагала незыблемость форм исторического порядка; она требовала, чтобы были дороги те же (теперь все изменилось), а для того, чтобы не было физических и политических препятствий, теперь море сделалось звеном, связавшим самые отдаленные народы. Венеция сошла с высокой степени. Португальцы начали продавать индийские товары втрое, вчетверо дешевле прежней продажи, ибо Венеция должна была платить за караваны и пошлину турецким султанам. Таким образом, на закраине средней и новой истории возникла более твердая связь между отдельными частями нашей планеты, и, не вдаваясь в мистицизм, можно сказать, что на этом берегу старого мира было особенно какое–то движение, все было объято потребностью чего–то нового. В Азии, сверх основания монголов в Индии, видим в это время две попытки религиозной реформы: в недрах буддизма является возрожденный лама, постоянный, бессменный Будда, в виде далай–ламы Тибетского. Это событие имело важное влияние. И в недрах неподвижного браманизма видим то же: некто Нанек отрицает касты, проповедует братство людей, примирение ислама и браманизма: учение, вследствие своей смелости не могшее удержаться на индийской почве. Но нынешние сейки суть потомки последователей Нанека. Наконец, в самом исламе никогда шииты и суниты не стояли одни против других с таким враждебным чувством. Одним словом, религиозное движение начинается в Азии. Потом оно осталось без важных влияний. Любопытно только, что эти движения отозвались на всех концах материка. В Азии они пропали без следа: в Европе однородное движение легло в основу всех новых явлений.
Лекция 16 (26 Ноября)
Мы видели отдельные явления, которые стоят на границе между средней и новой историей, служат рубежом этих двух периодов. Мы сказали, что результаты предшествовавшего движения выразились в том великом событии, которое называют Реформацией. Приступая к изложению истории Реформации, должно наперед предпослать краткий обзор политических событий, которые находятся с нею в связи, в которых высказалось единство европейских народов, тесная связь между собой и быстрое распространение Реформации без которых не было возможно. Эти события — итальянские войны, начатые в конце 15 и продолжавшиеся до половины 16 ст. Итальянские войны доселе не имеют еще отдельного историка: лучшая попытка в этом роде принадлежит Ranke (прим. Речь идет о кн.: L. Ranke. Die romischen Papste, Bd. 3. Berlin, 1834–1836. В 1874 г. книга Ранке была переведена на русский язык: Л. Ранке. Римские папы, их церковь и государство в XVI и XVII столетиях, т. 1–2. СПб., 1874.). Но это книга неконченая, притом ей можно сделать один существенный упрек: итальянские войны нельзя понять настоящим образом, не приведши их в связь с духовным движением этого времени. Результаты их не были одни политические; если мы ограничим результаты их системою равновесия государств, приращениями и утратами разных государств, то мы далеко не получим полного итога итальянских войн. Но превосходно обсуждение источников в прибавлении Ranke от 1700 до 1739 г. Это образцовое произведение исторической критики; каждый писатель оценен по достоинству, показаны его недостатки и достоинства и заимствования, что должен иметь всякий в виду, занимающийся историей.
Мы видели, в каком состоянии оставил Людвиг XI Францию. Королевская власть окончательно одержала победу. Единство государства было упрочено присоединением великих лен: во всем королевстве оставалась только одна независимая лена — герцогство Бретань. Но мы видели также, какими средствами пользовался Людвиг XI для этой цели, как много потеряла французская монархия при нем из того нравственного характера, который сообщил ей Людвиг IX. При преемнике Людвига XI тотчас началась реакция властей и оскорбленного нравственного чувства. Государственные чины, собранные в 1484 г., потребовали отменения многих несправедливых постановлений, вознаграждений за частную несправедливость и смело произнесли приговор над Людвигом XI. Если бы в это время делами правила не Анна Бурбон, дочь Людвига XI, то можно было бы предвидеть новое усиление феодализма. Карл был еще молод, образование его было самое поверхностное, умственные силы незначительны. Но королевством правила его старшая сестра, которая успела в 7 лет правления подавить все партии. Когда настало совершеннолетие Карла VIII, он начал его делом великодушия, освобождением герцога Орлеанского (главы мятежников, оставшихся на стороне феодализма), потом браком с Анною Британскою, наследницей герцогства Бретанского. Бретань, таким образом, также присоединилась (великих лен не осталось более во Франции). Но у короля были глубокие замыслы. Он был плохо воспитан, поставленный, может быть с намерением, в небрежении отцом, жил в уединении в Амбуазе. Его книги состояли из рыцарских романов, расстроивших его воображение. Когда средневековые идеи везде уже падали, он мечтал еще о возобновлении крестовых походов. Но прежде он думал осуществить свои притязания на королевство Неаполитанское, некогда принадлежавшее Анжуйскому дому и отнятое Арагонским домом; но когда Карл Арагонский умер, он передал королевство Людовику, и за это–то право стал Карл. Обстоятельства были благоприятны (Италия была разбита на множество отдельных государств). В Северной Италии герцогство Миланское, самое могущественное, не могло противопоставить препятствий. Дядя и опекун короля Людовик Моро сам приглашал короля, боясь испанцев. В этом Людовике мы видим представителя тогдашней итальянской хитрой и бессовестной политики: общего итальянского патриотического чувства в нем не было. Всякое средство казалось ему позволенным. Он был настоящий итальянец своей эпохи. Умный, образованный, ловкий, смотревший на призываемых французов как на варваров, с презрением. На задней стене своего дворца он сам был представлен в виде хозяина, около него бродили galli, в руках у него была метла (птичка, множество петухов вокруг него, он кормит их, но в руках его метла, которой он может выгнать их тотчас). Но он значительно ошибся в расчете. Впрочем, не один он приглашал Карла VIII. Целая толпа итальянских эмигрантов, выгнанная оттуда смутами, приглашала Карла. Этим неосторожным требованием они на несколько веков подчинили Италию иностранным племенам. В 1494 г., осенью, 24-летний Карл двинулся в поход. У него было около 60000 войска; впрочем, через Альпы он перешел, имея не более 40000. Это было превосходное войско, составленное из французской gendarmerie, из швейцарской пехоты и британских стрелков. Современник этого движения итальянец Павел Иовий описывает пестроту оружия этого войска и говорит о походе, как писатели времен Римской империи описывали варваров; так точно все итальянцы смотрели на французов. Но французы в свою очередь смотрели на итальянцев не без зависти, ибо сознавали их превосходство, и не без презрения, ибо не встречали нигде сопротивления. Чрез Медиолан они прошли беспрепятственно. Когда они заняли
Тоскану, Петр Медичис поспешил заключить с ними постыдный мир, уступив все важные крепости французам; они заняли Флоренцию, но здесь встретились с итальянским патриотизмом. Карл VIII думал, колебался еще, какое правительство поставить во Флоренции, выгнать ли Петра Медичиса, оставить ли его или дать правление французским чиновникам. Тогда ему сказал Пьетро Каппони, один из низших сановников Флоренции: «Если так, велите ударить в трубы, мы ударим в колокола и будем биться». Король принужден был удалиться и оставил право Флоренции располагать своей судьбой. Между тем по уходе Карла Флоренция представляла странное движение, во главе которого стоял доминиканский монах Савонарола (родился 1452, умер 1498). Он явился во главе демократической и реформатской партии. Но он не касался католических догматов и хотел нравственных изменений в сфере самого католицизма и государства, но этим всего более навлек ненависть Александра VI, который скорее позволил бы нападать на догматы, чем на нравственность. Савонарола восставал против владычества Медичисов и требовал, чтобы власть была возвращена народу, а народ отрекся бы от привычек роскоши и богатства. Это был пламенный проповедник, но односторонний и суровый. Негодуя на ослабление нравственного чувства, он зашел слишком далеко; он начал гонение на искусство. Женщины должны были истреблять свои наряды; музыкальные инструменты, картины, книги, собираемые через них приверженцами Савонаролы, были сожигаемые на площади Флоренции. Такое движение могло, конечно, охватить одну местность, но противоречило общей образованной мысли. Макиавелли, знавший лично Савонаролу, отзывался с уважением о его личном характере, но с какою–то гордостью и пренебрежением о его преобразованиях. Усилиями противной партии, при сильном содействии Александра VI, Савонарола был сожжен после долгих мучений. Из Тосканы двинувшись в Рим, французы не встретили сопротивления. Папа Александр VI заперся в крепости святого Ангела. Увидав превосходство сил французских, он заключил с ними договор, давши в заложники Цезаря Борджиа. Между прочим, Карл потребовал, чтобы папа (1495) выдал ему Джема, брата Баязета Турецкого, который бежал к рыцарям св. Иоанна и оттуда к папе. Карл надеялся употребить его впоследствии против Турции, где он имел сильную партию. Александр выдал его, но отравленного, так что тот скоро умер: Баязет присылал послов к Александру и склонил его на это дело. В Неаполе французы встретили немного более сопротивления. Первые шаги в Италии Карл ознаменовал страшными жестокостями — два города были истреблены (Пленным французы не давали пощады). Итальянские кондотьеры не привыкли к таким войнам и тотчас отказались от битвы при одной встрече с французами. Король Альфонс сложил с себя корону и передал ее сыну Фердинанду II, даровитому, но не имевшему воинских дарований; опасаясь, чтобы оставшиеся у него войска не выдали его французам, он бежал на остров Исхию. В феврале месяце 1495 года Карл вступил господином в столицу противника — Неаполь. Он принял титло короля французского, обеих Сицилий и Иерусалимского.
