Иван Папанин - Лед и пламень
В середине августа мы прибыли наконец к мысу Челюскин.
Берег материка был скован припаем. Припай держал стоявший на грунте большой айсберг, принесенный ветром и течением от Северной Земли. Я решил не ждать, пока разрушится припай, и провести выгрузку на лед. Группа Мелешко быстро измерила толщину льда. Она оказалась внушительной. Мы наметили трассу, засыпали льдом проталины, через трещины в припае сделали настилы из бревен и досок и приступили к выгрузке.
"Сибиряков" стал правым бортом к припаю, как к стенке порта. Весь состав полярников, строителей и экипажа разбили на три бригады, работали круглосуточно. Надо было выгрузить более 900 тонн груза и перетащить его километра за три. С этой работой мы управились за две недели. Важно было с самого начала внушить молодым полярникам, что с Арктикой шутки плохи и в любой день она может сорвать намеченное дело. Поэтому нужны темпы и темпы. В Мурманске мы погрузили на борт "Ермака" разборный дом; его в первую очередь переправили на землю.
Очень я обрадовался, когда к мысу Челюскин подошел лидер ледокольного флота, наша гордость ледокол "Ермак". Он вел за собой грузовой пароход "Байкал" и речной буксир "Партизан Ще-тинкин". Я отправился к капитанам этих судов и попросил помочь нам во время их стоянки. Полярники - народ отзывчивый, несколько дней у нас работали члены обеих команд.
22 августа на востоке показался сначала дым, а затем и силуэт корабля.
- "Литке" подходит,- крикнул мне с борта "Сибирякова" Хлебников.
Это действительно был знаменитый ледокол "Федор Литке", и вел его через льды Николай Михайлович Николаев.
"Литке" отличался от ледоколов типа "Ермак" или "Красин". Если те ледоколы наползали на лед, давили и крушили его тяжестью корпуса, то "Литке" ударами своего острого форштевня проделывал во льду трещину и затем вклинивался в нее, расширял до нужных пределов.
В тот год "Литке" совершал переход Северным морским путем за одну навигацию, то есть повторял путь "Сибирякова", но только с востока на запад. На борту "Литке" находилась группа ученых, и возглавлял ее неутомимый Владимир Юльевич Визе. Как же я был рад увидеть его!
Запомнился мне один эпизод тех дней.
Ко мне подошли двое молодых людей:
- Вы Папанин? Разрешите нам осмотреть полярную станцию? Мы гидробиологи с "Литке" Петр Ширшов и Вениамин Богоров...
- Ну, раз вы ученые, то очень даже желательно, чтобы вы осмотрели нашу станцию и высказали свое мнение...
Они двинулись по припаю к станции. Я посмотрел им вслед и неожиданно даже для самого себя воскликнул:
- Стойте, братки, обождите минутку! Ширшов и Богоров остановились. Я продолжал:
- Что же вы порожняком пойдете, когда все мы до седьмого пота уже доработались? Возьмите бревнышко и отнесите попутно на станцию.
Гидробиологи взвалили на плечи здоровенное бревно и, сгибаясь под его тяжестью, побрели к станции, проваливаясь в рыхлом снегу.
Недаром говорят, что мир тесен. Жизнь сталкивала меня с этими людьми множество раз, а с Ширшовым мы жили на Северном полюсе. Полтора десятилетия спустя академик П. П. Ширшов, член-корреспондент Академии наук СССР В. Г. Богоров и я веселились, вспоминая об этой самой первой нашей встрече.
А тогда мне было не до смеха. Я не находил себе покоя: ведь припай могло взломать в любой день, и мы понесли бы ощутимые потери.
Но вот основные строительные грузы были на берегу, сезонная бригада строителей взялась за сооружение жилых домов и складов, научных павильонов и ветряного двигателя. Если бы я был поэтом, то написал бы оду в честь "ветряка", так незаменим он в Арктике. Затраты небольшие, польза же огромная. Он сберег нам половину горючего в ту зиму.
Подошел октябрь, бригаде строителей пора обратно в Архангельск. Все уже было готово, не успели только сложить печи.
Тогда я решил оставить на зимовку печника, а всех остальных рабочих отпустил - корабль не мог больше ждать.
Признаться, я не люблю слова "зимовка", есть в нем что-то спокойное. Зимует медведь в берлоге. У полярников зима заполнена напряженным трудом. Наши научные работники - гидрологи, метеорологи, геофизики вели круглосуточные наблюдения и передавали ежедневные сводки по радио в Арктический институт. Некогда было отдыхать и остальным. В кромешную тьму полярной ночи мы готовились к весенним экспедициям, проверяли нарты и походное снаряжение, объезжали собак, в тихую погоду совершали ближние походы, закладывали промежуточные базы.
В феврале проглянул первый луч солнца. За дело взялись пилоты - ведь у нас было три самолета. Летчики совершили первые вылеты и провели ледовую разведку над проливом Вилькицкого и подходами к нему с востока и запада.
Начались регулярные походы на далекие острова. Первой ушла на двух нартах группа в составе Федорова, Мелешко, Либина, Сторожко и каюра Дмитриева к острову Малый Таймыр, лежащему к северо-востоку от мыса Челюскин через пролив Вилькицкого. Хорошая погода сопутствовала группе. Исследователи провели ценные наблюдения, но заставили меня изрядно поволноваться, так как увлеклись работой и вернулись на мыс Челюскин только через две недели после выхода. И вовремя: через несколько часов началась свирепая пурга с морозом в 35 градусов.
Пурга бушевала несколько дней, а когда она утихла, к нам пожаловал неожиданный, но желанный гость - Сергей Прокопь-евич Журавлев, представитель славной семьи поморов-охотников Журавлевых, уроженцев Шенкурского уезда Архангельской губернии, из поколения в поколение промышлявших зверя на Новой Земле.
Я уважал этого незаурядного человека. Да и вся Арктика его знала и любила. Сергей Прокопьевич 1930-1932 годы провел в труднейшей экспедиции на Северной Земле и прославил свое имя вместе с Г. А. Ушаковым, Н. Н. Урванцевым и В. В. Ходовым. Они изучали острова неведомого до того времени архипелага и нанесли на карту многие из них. Были первопроходцами в самом прямом смысле этого слова. Начальник экспедиции Г. А. Ушаков в своей книге "По нехоженой земле" так говорит о Журавлеве: "Это не новичок, а настоящий полярный волк - опытный промысловый охотник, продубленный полярными ветрами и отлично знающий повадки зверя, охоту на него, а также условия Заполярья и езду на собаках. Такого можно спокойно брать с собой в любой поход в темную полярную ночь и в самую бешеную метель..."
Вот этот легендарный полярный охотник и был нашим гостем.
- Мы все очень рады тебя видеть, дорогой Сергей Прокопьевич! Какое дело привело тебя к нам?
- Просто решил проведать соседей...
Журавлев зимовал на ближайшей к нам полярной станции в бухте Марии Прончищевой. От мыса Челюскин это 500 километров. Но что значит такое расстояние для бывалого полярника: взял собачью упряжку, положил на нарты спальный мешок, карабин, нерпичью тушу для собак, сумку с морожеными пельменями для себя - ив путь. Побыл у нас денек и сказал:
- Собирайся, Дмитрич, на охоту.
Уговаривать меня не пришлось. На следующий день мы отправились на охоту, проблуждали по проливу и ближайшим островам два дня, ни одного медведя не встретили и вернулись ни с чем. А перед этим мы охотились с Журавлевым в августе тридцать третьего года в приенисейской тундре, когда наш "Сибиряков" и пароход "Тикси", на котором плыл Журавлев, стояли в бухте Диксона в ожидании улучшения ледовых условий в Карском море. Тогда наша охота была удачнее - мы убили пять диких оленей.
Журавлев погостил у нас еще два дня, а затем запряг своих собачек и двинулся обратно по восточным склонам Таймырского полуострова, взяв курс к бухте Марии Прончищевой. Отважная русская женщина заплатила жизнью за великие географические открытия, сделанные ею и ее мужем в Арктике. Он тоже умер от лишений и болезней. Участнику экспедиции лейтенанта Прончищева подштурману Семену Челюскину принадлежит честь открытия 20 мая 1742 года самой северной оконечности Евразии - мыса, носящего его имя.
Вскоре в дальний поход на собачьих упряжках отправились Федоров, Либин и Сторожко. Им предстояло дойти до устья реки Таймыр, подняться вверх по реке и дойти до озера Таймыр. Так мне хотелось пойти вместе с ними! Но я не имел права отлучаться надолго. Поэтому решил пойти вместе с Васей Мелешко, который собирался провести гидрологические работы в Карском море перед входом в пролив Вилькицкого. Я заявил Васе, что вместо рабочего с ним пойду я. Мелешко неожиданно заупрямился:
- Мне нужен рабочий, который будет долбить лунки во льду! А лед там толщиной метра два... Я обозлился:
- А у меня что, рук нет? И бревна, и бочки, и мешки таскал, как все. Разве я не смогу долбить лунки?
- Конечно, сможешь. Но ты начальник, и я не могу тебя заставлять!
- Не беспокойся,- ответил я,- буду долбить без напоминаний...
Поход наш был с приключениями.
К островам Гейберга мы подошли на четвертые сутки. На морской карте значились два острова, но когда мы поднялись на один из них, то увидели, что их здесь пять. Мы так увлеклись обследованием островов, что не заметили, как наполз туман гуще сметаны и окутал острова и торосы. Стали искать свою палатку, шли, часто спотыкались и падали, ушибались. А палатки все не было. Тогда я снял с плеч винтовку и выстрелил в воздух. На выстрел сразу отозвались собаки, и мы пошли на их лай.
