Леонид Млечин - Случайная война: Вторая мировая
Гитлер ответил тем, что отправил Шахта в отставку.
15 апреля 1939 года генерал Браухич представил Гитлеру доклад:
"Сегодняшняя нехватка высококачественной стали напоминает ситуацию Первой мировой войны… Армия лишена стали, которая необходима для оснащения вооруженных сил современным наступательным оружием. Последствия могут быть такими же, как и в 1914 году".
Через несколько месяцев Браухич вновь обратился к Гитлеру и Кейтелю за помощью — исчезла медь, а собственной меди в Германии не было, ее полностью закупали за границей. Из-за отсутствия меди прекратился выпуск мин и упал выпуск артиллерийских снарядов. Из-за нехватки стали перестали строить армейские казармы. Вполовину сократился выпуск 105-миллиметровых гаубиц, составлявших основу немецкой артиллерии. Остановилось производство армейских карабинов — главного оружия пехоты.
24 мая 1939 года генерал-майор Томас представил командованию вермахта свои расчеты: Германия выделяет двадцать три процента национального дохода на нужды вооруженных сил, Франция — семнадцать процентов, Англия — двенадцать, США — всего два. Иначе говоря, западные державы обладают большими резервами для наращивания военных усилий, а Германия уже почти достигла пределов своих возможностей. Но экономический потенциал врагов нацистского государства уже превышает возможности Германии…
Американский президент Франклин Рузвельт ощущал исходящую от Гитлера опасность. Его забота состояла в том, чтобы сформировать внутри Америки антигитлеровскую коалицию. Европа втягивалась в войну, а в Соединенных Штатах действовал закон о нейтралитете. Рузвельт не имел права поставлять оружие Франции или Англии. Конгресс категорически возражал против участия в европейских делах.
После оккупации Чехословакии президент Рузвельт ввел двадцатипятипроцентный налог на немецкие товары, что в Берлине сочли объявлением экономической войны. Германский экспорт упал.
Война требовала доступа к жизненно важным ресурсам — прежде всего к нефти. Стратегическое значение как ворота на Ближний Восток приобретала Турция. Но Турция предпочла союз с западными державами. Такой же выбор сделали Югославия, Греция и Болгария.
23 марта 1939 года Германия и Румыния подписали торговое соглашение. Но Румыния держала Германию на коротком поводке, фактически шантажировала. В июне Румыния внезапно прекратила поставки нефти, требуя поставки новейших истребителей Вилли Мессершмитта. 23 июля Гитлер запретил продажу истребителей: еще неизвестно, на чьей стороне окажется Румыния в войне. Геринг уговорил Гитлера отменить вето, Румыния получила свои истребители. Но экономическое управление вермахта пришло к выводу: необходимо всю румынскую нефтедобычу обратить на немецкие нужды. Это потребует оккупации страны.
Осенью 1939 года боевые возможности вермахта и состояние военной экономики Германии позволяли вести только короткую войну с более слабым противником — Польшей. Генералы недоумевали: как действовать, если Франция сразу нанесет удар на западе? Вступление в войну западных держав грозило Германии катастрофой. Конечно, Фриц Тодт воздвиг на западной границе неплохие укрепления, но прикрывать границу осталось всего одиннадцать дивизий.
Гитлер же руководствовался иной логикой: время работает против Германии, вермахт с каждым месяцем теряет свои преимущества, ждать и откладывать войну бессмысленно.
Обращаясь к военным, фюрер внушал им:
— Нам нечего терять. Мы можем только приобрести. Наша экономическая ситуация такова, что мы сможем продержаться еще несколько лет. Геринг это подтвердит. Поэтому надо действовать…
Гитлера не интересовало состояние немецкой экономики. Важно было только то, что летом 1939 года он располагал самой боеготовной армией в Европе. Правда, экономические трудности давали о себе знать. Новые танки и автоматическое оружие поступали в войска с большим опозданием. Запасы боеприпасов позволяли вести только ограниченную войну — не дольше нескольких недель. Из всего этого Гитлер сделал один вывод: наносить удар надо немедленно, пока Германия и Италия имеют преимущество над западными державами. И жизненно важны отношения с Советским Союзом.
Немецкое посольство в Москве получило указание форсировать сближение.
11 августа Гитлер произнес перед Карлом Бурхардтом, верховным комиссаром Лиги Наций в вольном городе Данциге, целый монолог:
— Час пробил! Я брошу против поляков всю мощь новейшего оружия, о котором французы и англичане не имеет ни малейшего представления. В реальности все, что я делаю, направлено против Советского Союза. Если Запад слишком глуп и слеп, чтобы это понять, то мне придется наладить взаимопонимание с русскими, разгромить Запад и тогда бросить мою армию против Советского Союза. Мне нужна Украина, чтобы нас не уморили голодом, как они это делали в ту войну…
Молотов сказал Шуленбургу, что для продолжения торговых переговоров необходима "политическая основа". Нарком иностранных дел откровенно объяснил послу, что пакт о ненападении будет подписан только при наличии специального протокола, в котором оговариваются все важные вопросы, интересующие Советский Союз.
Рано утром 15 августа 1939 года посол Шуленбург получил указание немедленно посетить Молотова и сообщить, что имперский министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп готов "прибыть в Москву с кратким визитом, чтобы от имени фюрера изложить господину Сталину точку зрения фюрера".
В тот же день вечером Молотов принял Шуленбурга, который зачитал письмо Риббентропа;
"Сегодня германо-советские отношения пошли к поворотному пункту своей истории. Решения, которые будут приняты в ближайшем будущем в Берлине и Москве, будут в течение поколений иметь решающее значение для германского и советского народов… Верно, что Германия и Советский Союз в результате многолетней вражды их мировоззрений сегодня относятся друг к другу с недоверием. Должно быть счищено много накопившегося мусора… Нашим народам в прошлом было всегда хорошо, когда они были друзьями, и плохо, когда они были врагами… Имперское правительство и советское правительство должны на основании всего своего опыта считаться с тем фактом, что капиталистические демократии Запада являются неумолимыми врагами как национал-социалистической Германии, так и Советского Союза. Сегодня, заключив военный союз, они снова пытаются втянуть СССР в войну против Германии…"
Немецкий текст переводили наркому параграф за параграфом. Молотова интересовали не красивые формулировки, а конкретные приобретения. Он не дал согласия на немедленный приезд Риббентропа. Отделался дипломатической формулой: визит надо готовить. Сталин давал понять Гитлеру, что за нейтралитет Советского Союза фюреру придется заплатить ту цену, которую назовут в Москве.
17 августа нарком обороны Ворошилов предложил англичанам и французам прервать переговоры до получения из Парижа и Лондона окончательных ответов на поставленные советским руководством вопросы. Договорились возобновить переговоры 21 августа. Похоже, именно в этот день Сталин окончательно сделал выбор в пользу Германии.
А Шуленбург получил инструкцию опять попроситься на прием и ускорить приезд министра:
"Фюрер считает, что, принимая во внимание настоящую ситуацию и каждодневную возможность возникновения серьезных инцидентов (в этом месте, пожалуйста, объясните господину Молотову, что Германия полна решимости не терпеть бесконечно польские провокации), желательно общее и быстрое выяснение германо-русских отношений и взаимное урегулирование актуальных вопросов. По этим причинам имперский министр иностранных дел заявляет, что начиная с пятницы 18 августа он готов в любое время прибыть самолетом в Москву, имея от фюрера полномочия на решение всего комплекса германо-русских вопросов, а если представится возможным, то и для подписания соответствующего договора".
В Берлине были готовы не только подписать пакт о ненападении, но и договориться о Балтийском море, Прибалтике и совместно решить территориальные вопросы в Восточной Европе.
18 августа, после беседы с Молотовым, Шуленбург телеграфировал в Берлин:
"Относительно предполагаемого визита в Москву имперского министра иностранных дел Молотов заявил, что советское правительство очень удовлетворено этим предложением, потому что посылка такого выдающегося общественного и государственного деятеля подчеркивает искренность намерений германского правительства… Поездка министра, однако, требует тщательной подготовки. Советскому правительству не нравится гласность, сопровождающая подобный визит. Оно предпочитает, чтобы практическая работа была закончена без подобного церемониала…"
Получив телеграмму из Москвы, Риббентроп тут же продиктовал новое послание Шуленбургу. Его получили в немецком посольстве ранним утром 19 августа:
