Блог «Серп и молот» 2024 - Петр Григорьевич Балаев
После зарядки все отправляются в столовую на завтрак. После завтрака начинается учёба в первую смену.
Напомню ещё раз, все китайские дети учатся в обе смены, в первую и во вторую.
Первая смена заканчивается около 12 дня, после чего все отправляются на обед.
После обеда — обязательный, послеобеденный сон.
Сон обязателен для всех классов, кроме тех, кто будет сдавать ГАОКАО — китайский ЕГЭ для выпускников. После дневного отдыха начинается учёба во вторую смену.
Во вторую смену обучаются до 18.00
Всего у китайских детей 14 уроков в день!
После шести вечера — ужин в школьной столовой.
После ужина дети приступают к выполнению домашних заданий.
Домашние задания ВСЕ дети выполняют до 20.00.
Только после восьми вечера у китайских школьников появляется свободное время.
Однако его не тратят на свободное ничегонеделание.
Ведь именно в это время можно постирать вещи, убраться в жилой комнате. Времени мало. Всего 2 часа. Потому что в 22.00 — отбой.»
И автор в конце делает вывод:
«Китай при такой организации учебного процесса остановить будет невозможно»…
* * *
Мне как-то написали, то, что творится с общеобразовательной школой, похоже на какой-то мировой заговор. Да, похоже. Только это не целенаправленный заговор. Но вы поинтересуйтесь, например, школами для детей английской элиты, и найдете очень много общего с китайскими школами. «Сливки» отлично понимают, что обычная общеобразовательная школа детей калечит на всю жизнь. Но именно продукт общеобразовательной школы, вышедший из нее человек, весьма удобен для «сливок». С ним можно делать всё, что угодно. Вот такой человек — идеальный объект для того, что называют избитым словом эксплуатация:
«Что ж он делал дома? Читал? Писал? Учился?
Да: если попадется под руки книга, газета, он ее прочтет.
Услышит о каком-нибудь замечательном произведении — у него явится позыв познакомиться с ним; он ищет, просит книги, и если принесут скоро, он примется за нее, у него начнет формироваться идея о предмете; еще шаг — и он овладел бы им, а посмотришь, он уже лежит, глядя апатически в потолок, и книга лежит подле него недочитанная, непонятая.
Охлаждение овладевало им еще быстрее, нежели увлечение: он уже никогда не возвращался к покинутой книге.
Между тем он учился, как и другие, как все, то есть до пятнадцати лет, в пансионе; потом старики Обломовы, после долгой борьбы, решились послать Илюшу в Москву, где он волей-неволей проследил курс наук до конца.
Робкий, апатический характер мешал ему обнаруживать вполне свою лень и капризы в чужих людях, в школе, где не делали исключений в пользу балованных сынков. Он по необходимости сидел в классе прямо, слушал, что говорили учителя, потому что другого ничего делать было нельзя, и с трудом, с потом, со вздохами выучивал задаваемые ему уроки.
Все это вообще считал он за наказание, ниспосланное небом за наши грехи.
Дальше той строки, под которой учитель, задавая урок, проводил ногтем черту, он не заглядывал, расспросов никаких ему не делал и пояснений не требовал. Он довольствовался тем, что написано в тетрадке, и докучливого любопытства не обнаруживал, даже когда и не все понимал, что слушал и учил.
Если ему кое-как удавалось одолеть книгу, называемую статистикой, историей, политической экономией, он совершенно был доволен.
Когда же Штольц приносил ему книги, какие надо еще прочесть сверх выученного, Обломов долго глядел молча на него.
— И ты, Брут, против меня! — говорил он со вздохом, принимаясь за книги.
Неестественно и тяжело ему казалось такое неумеренное чтение.»
Если бы у Ильи Обломова не было дохода от имения, который ему позволял валяться на диване, никуда бы он не делся — пошел бы в какую-нибудь контору работать, голод, нужда погнали бы. И тащил бы лямку на службе, проклиная свою жизнь. «Дальше той строки, под которой учитель, задавая урок, проводил ногтем черту, он не заглядывал…» — и работал бы так же. Хваленное гимназическое образование, которое скопировала советская школа.
Еще хорошо подумайте, почему уже тридцать лет в российском обществе стоит вой по потерянному социалистическому счастью, все социологические опросы показывают, что большинство граждан РФ считают СССР лучшим государством, но за тридцать лет общество ни на шаг не двинулось в сторону реставрации социализма.
Подскажу. Для того, чтобы вернуть себе страну, нужна — воля. У Обломова ее нет. Ошибаюсь ли я?..
* * *
Первый роман Ивана Александровича Гончарова — «Обыкновенная история». Сюжет для сегодняшнего времени может быть прост, банален. Воспитанный в провинции в духе благородного романтизма молодой человек приезжает в Петербург к своему дяде, прожженному дельцу, и через некоторое время благородный романтизм, который сначала вызывал неприятие общества деловых людей из натуры молодого человека испаряется без остатка и сам герой становится копией своего дяди, забывает про светлую возвышенную любовь к благородной девушке и женится на богатой невесте. Справедливости ради, благородная девушка сама прежде бросила мечтателя и поэта ради графа, человека активного и деятельного.
Роман про то, как ломает общество деляг благородные возвышенные натуры. Хотя роман написан, когда автору было 34 года, но создает впечатление, что его именно юноша и написал. В сюжете явно просматривается юношеская обида: не любите меня, романтика, так я таким же, как вы, сделаюсь. И женюсь на богатой. У меня есть основания предполагать, что первый роман Гончаров написал специально для своей возлюбленной Юнии Ефремовой, отвергнувшего его ради другого, более выгодной партии.
Сам Иван Александрович происходил отнюдь не из благородного сословия, из купеческой семьи. Но отец рано умер, воспитывался матерью и крестным. В благородно-романтическом стиле, так сказать. В 10-летнем возрасте был отправлен на учебу в коммерческое училище и с этого начались его страдания. Вроде бы и учился неплохо, но эти коммерческие училища готовили будущих студентов для коммерческих и технических вузов, а у юного Гончарова была натура сугубо гуманитарная. Его литература увлекала. Потом — университет, факультет словесности. Закончил. Но жить на что-то надо было. Поступил на службу секретарем Симбирского губернатора. Тяжело. Вернулся в Петербург, поступил переводчиком в департамент внешней торговли
