Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982 - Синицын Федор Леонидович
Особенно сильно это проявилось среди молодого поколения. Стихийно выражая поддержку хрущевских инициатив (в том числе самостоятельно убирая из школ и библиотек портреты И.В. Сталина), представители молодежи начали сомневаться в верности политического курса Советского государства[508]. Уже в 1950-х гг. в вузах были выявлены массовые прогулы лекций и семинаров по общественным наукам. В умах студентов подспудно присутствовала идея об отсутствии необходимости изучения марксистско-ленинской теории[509]. Венгерские события осени 1956 г.[510] вызвали у студентов Советского Союза сильный интерес, а иногда и сочувствие. В частности, в Ленинграде было зарегистрировано несколько случаев распространения листовок в поддержку венгерского народа, а также всплеск «нездоровых» настроений в связи с кровавым исходом событий[511]. В 1962 г. КГБ сообщал в ЦК КПСС, что «участились случаи изготовления советскими гражданами анонимных документов враждебного содержания»[512].
Снятие утратившего популярность Н.С. Хрущева в октябре 1964 г. вначале несколько оздоровило обстановку в стране. По данным КГБ, в 1965 г. число лиц, занимавшихся изготовлением и распространением антисоветских анонимных листовок, уменьшилось более чем в два раза по сравнению с предыдущим годом. На 23 % сократилось количество выявленных антисоветских документов (всего было обнаружено 9697 таких документов, в том числе 8429 листовок). Уменьшилось также количество листовок и писем, направленных «против отдельных руководителей партии и правительства»[513] (очевидно, ранее многие из них были нацелены против Хрущева).
Однако затем власти выявили, что на самом деле «идеологическая» ситуация в стране еще более усложнилась. В массовом сознании остро проявились процессы, вышедшие из-под «партийного влияния и контроля», в том числе «переоценка ценностей» и «изменение некоторых психологических установок». Советские идеологи сделали вывод, что основными причинами «различного рода колебаний» в обществе теперь стали и «последствия культа личности Сталина (а также его разоблачения. — Ф.С.)», и «субъективистские ошибки»[514] правления Н.С. Хрущева.
Советские граждане стали открыто выражать негативизм по отношению к этому лидеру, задавали партийным руководителям «вопросы, так или иначе связанные с деятельностью Н.С. Хрущева»: «Кто конкретно виноват в серьезных недостатках в управлении народным хозяйством?», «Почему ЦК КПСС раньше не освободил Хрущева от занимаемой должности?», «Почему с ним обошлись очень мягко?», «Почему до сих пор не отдают его под суд и не исключают из партии?». «Волна», поднятая снятием Хрущева, долго не стихала. Даже через два года после этого люди продолжали интересоваться его судьбой, спрашивая:
«Где он и сколько получает пенсии?»[515]. (Трудно сказать, был ли это простой интерес или вопрос с подвохом — а не слишком ли много льгот оставили свергнутому лидеру?)
На встречах с партийными лекторами граждане СССР высказывали мнение, что «Хрущев… создавал свой культ», «нанес огромный ущерб КПСС и международному [коммунистическому] движению… игнорировал теоретические вопросы строительства коммунизма, культивировал очковтирательство… разорил сельское хозяйство»[516].
Люди обвиняли Н.С. Хрущева, что он «самовольно… выступил с докладом о культе Сталина». Власти констатировали, что «десакрализация» И.В. Сталина привела к расколу в обществе. У одних людей положительная оценка тех или иных сторон его деятельности рождала опасение, что происходит «восстановление» культа. У других — наоборот, критика ошибок Сталина вызывала отрицательную реакцию, так как они видели в ней «негативное отношение к периоду 30-х — 40-х годов в целом». По утверждению Л.И. Брежнева, перед XXIII съездом КПСС (1966 г.) в партийные органы пришли «сто тысяч писем» от граждан страны: «В одних писалось о том, что ожидается обеление Сталина (авторы писем выступали против этого — Ф.С.), в других — о том, что надо дать о Сталине положительный отзыв». П.Н. Демичев отмечал, что «XX съезд размежевал наше общество… и [партийные] кадры, на два лагеря — на правых и левых»[517] (не в традиционном смысле, а по степени «консервативности» или «либеральности» в рамках марксистско-ленинской идеологии.)
Люди осуждали действия Н.С. Хрущева в отношении и других видных деятелей Советского государства, соратников И.В. Сталина, с которыми, по их мнению, Хрущев обошелся несправедливо. На семинаре пропагандистов Свердловского района Москвы в сентябре 1966 г. прозвучала просьба сообщить «относительно [судьбы] Молотова и его товарищей, о восстановлении их в партии. Ведь во многом [они были] правы»[518].
Волновали советских граждан и последствия внешнеполитической деятельности Н.С. Хрущева. Они прямо призывали признать его ошибки в отношениях с Китаем[519] (еще памятна была советско-китайская дружба, и некоторые люди переживали из-за разлада между двумя великими державами, начавшегося в период правления Хрущева).
В итоге явно недобровольная отставка Н.С. Хрущева нанесла удар по авторитету всей власти. Хотя для этого лидера не было создано такого культа, какой был у Сталина, и вряд ли можно говорить о сакральности его личности, однако Хрущев был лидером страны, вождем, «назначенным» на этот пост партией, и вдруг его «сняли», что в глазах людей могло означать, что партия опять ошиблась, а страна все 11 лет хрущевского правления шла в неверном направлении.
Граждане СССР стали брать «под сомнение различные периоды истории» страны и деятельность ее руководителей, выражая сомнение, что недостатки правления И.В. Сталина и Н.С. Хрущева «не будут повторяться» при Л.И. Брежневе, в том числе что он не станет создавать свой культ, как делали первые двое[520](надо признаться, люди не ошиблись, так как действительно это произошло). Таким образом, разрушалась харизма советских вождей, и народ стал воспринимать их как обычных людей, а не олицетворение символа власти[521].
Даже в публичных высказываниях людей появились «нотки сомнения, настороженности», неверия обещаниям властей. В 1965 г. на собраниях, организованных партийными органами, раздавались реплики: «Ни во что нет веры. Неужели наша земля не может уродить столько, чтобы на год хватило?» (критика дефицита продовольствия); «О заработках механизаторов — одни разговоры» (критика проблем уровня жизни на селе); «Теперь за 50 процентов надбавки к цене на сверхплановую пшеницу — весь хлеб начисто выкачают» (весьма жесткая критика государственной политики по отношению к колхозам). Нередко скептицизм и недоверие власти выражались в таких высказываниях: «Хорошие слова мы слыхали»; «Политика в сельском хозяйстве сводится к ошибкам и их исправлениям»; «Поживем — увидим» (по поводу этих высказываний В.И. Степаков сообщал руководству КПСС, что «в народе… обострено отрицательное отношение к старым, отжившим методам командования колхозами и совхозами, грубому вмешательству в управление их делами»). Кроме того, недоверие проявлялось, например, в сомнениях по поводу того, «будут ли погашены облигации государственных займов в установленный срок, как было обещано»[522].
