Евгения Яхнина - Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья
[1] Робеспьер Максимильен-Мари-Изидор (1758 - 1794) - выдающийся деятель Великой французской буржуазной революции.
[2] Франклин Вениамин (1706 - 1790) - видный американский политический деятель и ученый. ---------
- Дайте мне прочесть! - взмолился Жак. У него загорелись глаза, а руки сами потянулись к брошюрке.
- Подожди, подожди, все в свое время. Изучу ее как следует, потом дам и тебе. Ну, где же мой Дидро?
Жак неохотно отправился выполнять поручение Адора. Через несколько минут извлеченный из глубины одного из шкафов аккуратно переплетенный томик Дидро лежал перед адвокатом на столе.
Перелистывая нервной рукой страницы, Адора говорил, как бы отвечая на собственные мысли:
- Говорят, что каждый из нас родился под одним из знаков Зодиака: кто под знаком Близнецов, кто - Весов, кто - Козерога. Я же, как многие в наше время, родился под знаком секретных предписаний об аресте - приказов в запечатанных конвертах! В эти белые листы бумаги, на которых стоит подпись короля, можно вписать что угодно.
- А я-то думал, что эти секретные предписания кончились вместе с царствованием Людовика Пятнадцатого, - вырвалось у Жака.
- Увы, нет! Может, пользуются этими бумагами реже, но они, к сожалению, не исчезли и попадают в руки не только к приближенным короля, но и к приближенным этих приближенных. Даже самые незначительные чиновники иногда располагают ими, а это уже совсем беда... Погоди-ка! Вот здорово! Наш добрый мудрец Дидро как будто подслушал наш разговор. Взгляни только! - И Адора ткнул пальцем в страницу трактата "Терпимость".
Жак склонился над книгой и прочел:
- "...чего стоят восемьдесят тысяч тайных приказов об аресте, изданных в одно только правление кардинала Флери? [1] За этой цифрой скрываются восемьдесят тысяч добрых граждан, либо брошенных в темницы, либо бежавших из отечества в отдаленные страны, либо сосланных в далекие хижины. Все они были рады пострадать за доброе дело, но все погибли для государства, которому эти преследования обошлись в огромную сумму. На одни обыски после появления книги "О новом духовенстве" были истрачены миллионы. Пусть бы позволили свободно печатать этот скучный памфлет, на который так набросились вначале, и никто не стал бы его читать..." ---------
[1] Флери Андре (1653 - 1743) - кардинал, государственный деятель Франции. Воспитатель Людовика XV. ---------
- Неглупо сказано, а, Малыш?
Строки Дидро произвели на Жака большое впечатление, но обменяться с Адора мыслями по этому вопросу ему не удалось, так как в кабинет пришел виноторговец Клэро и потребовал свежих газет.
Когда Жак наконец освободился и подошел к Адора, он увидел, что томик Дидро уже захлопнут, на нем лежит стопка бумаги, исписанная знакомым бисерным почерком адвоката.
- Ну вот я все и просмотрел! Теперь два слова о твоих делах. Один из молодчиков, торговавший, говорят, как раз теми предписаниями об аресте, о которых мы с тобой только что толковали, продает хорошую библиотеку. Он сейчас наш клиент и перед отъездом хочет уладить кое-какие имущественные дела. Он почему-то совершенно секретно собирается в Англию и, судя по всему, возвращаться во Францию и не помышляет. Я полагаю, что он замешан в грязных комбинациях с налогами, из-за которых Ламуаньону пришлось уйти в отставку. Ведь, помимо налогов, так сказать, официальных, эти молодчики позволяли себе брать с живого и мертвого дополнительные поборы в свою пользу. Мой клиент, видимо, чует, что меняется политическое положение в стране, и хочет замести следы. Уж если этот книголюб решил расстаться со своей библиотекой, значит, неспроста.
- Как это ни заманчиво, боюсь, что с покупкой у нас ничего не выйдет. Тетя Франсуаза стала куда как скупа и боится потратить на книги лишнее су. У нее только одна присказка: "Все эти волнения до добра не доведут. И книги вовсе перестанут читать!" Я, как умею, доказываю ей, что книжная торговля уж никак не может пострадать. Книги и газеты читают и будут читать во все времена. Да куда там! Она и слышать ничего не хочет...
- Вот что, Малыш, я ведь не забыл о родственнике твоего отца Поля, - перебил Адора. - Если не говорю с тобой о нем, то лишь потому, что ничего пока не придумал. Но, может статься, у господина Жана-Эмиля Бианкура среди его книжных сокровищ ты найдешь даже сочинения того автора, которого разыскиваешь. Господин де Бианкур слывет любителем запрещенных книг. Он человек со связями и не боится неприятностей. Другой за хранение подобных книг, может быть, попал бы в тюрьму. А этот выйдет сухим из воды.
У Жака даже во рту пересохло и загорелись уши, когда он подумал, что, может, ему удастся своими глазами увидеть то, что написал Фирмен.
- Спасибо вам, господин Адора! Спасибо! Я к нему пойду! А с тетей Франсуазой как-нибудь договорюсь... К тому же мне любопытно взглянуть на негодяя - простите, я оговорился, - на человека, способного торговать приказами об аресте...
Глава девятнадцатая
ЛЮБИТЕЛЬ КНИГ
И вот Жак очутился в особняке господина Бианкура на улице Сент-Онорэ. Лакеи, ковры, фарфор, картины в тяжелых золоченых рамах на стенах.
К Жаку вышел секретарь - начинающий полнеть человек лет пятидесяти - и, введя его в большой кабинет, обставленный дорогой массивной мебелью, указал на шкафы, в которых, блестя золотыми корешками, стояли рядами книги.
- Вы можете ознакомиться с книгами по списку, составленному мной. Господин Бианкур не прочь расстаться со всей библиотекой. Но так как он понимает, что не просто найти покупателя, принимая во внимание ее большую стоимость, он согласен распродать ее по частям. Господин Адора рекомендовал вас как сведущего человека, хоть вы и очень молоды, - добавил секретарь с сожалением.
Жак поклонился и сел на предложенный ему секретарем стул.
Сколько же здесь чудесных книг! Тут и древние авторы: Тацит, Плутарх, Сенека. И сочинения знаменитых французских писателей: Монтеня, Паскаля, Сирано де Бержерака! Отдельно собраны голландские, швейцарские, английские издания. Это всё произведения, которые по цензурным причинам не могли быть изданы во Франции. Их издавали в других странах. Иногда имя автора было скрыто под псевдонимом, иногда автор вовсе не был упомянут.
Увидев, что Жак поглощен своим занятием, секретарь удалился, но на всякий случай оставил дверь кабинета открытой. Возможно, он следил за Жаком из другой комнаты, но юноша был настолько захвачен представшими перед ним книжными богатствами, что не обратил на это внимания. С трудом оторвался Жак от томов, любовно переплетенных в сафьян, свиную и лайковую кожу, с золотыми, медными застежками и без них.
"Надо все же поискать памфлет, изданный Фирменом. Ведь для этого я сюда и пришел", - с трудом вспомнил Жак о цели своего прихода.
Он перешел к другой полке. Там, аккуратно уложенные в папки, лежали всевозможные газеты, листки и обращения, которые со времени открытия Генеральных штатов выпускались в большом числе. Для Жака они не были новостью - даже те из них, которые считались официально запрещенными. Он хотел найти если не сам памфлет Фирмена, то хоть какое-нибудь указание на него в списке. Возможно ли, чтобы такой книголюб, как Бианкур, пропустил столь интересное издание?
Но время бежало, и Жак, для того чтобы не ударить лицом в грязь перед господином Бианкуром, должен был хотя бы приблизительно наметить книги, которые он либо приобретет для своего кабинета для чтения, либо перепродаст кому-нибудь из богатых клиентов тети Франсуазы. Он лихорадочно стал составлять список изданий, которые можно было бы приобрести. К сожалению, у него не так-то много денег на покупку, а это всё дорогие книги. Взгляд Жака скользнул по бюро красного дерева, стоявшему у окна. Удобный стол - ничего не скажешь! На нем справа лежит огромная книга в свином переплете с золотыми застежками. Наверное, Библия Мудрая книга, как называл ее отец Поль. Надо посмотреть, когда она издана. Он подошел к бюро и еле сдвинул книгу с места, таким тяжелым оказался переплет, хотя пергаментная бумага была легче обычной.
Жак открыл крышку, звякнули застежки. Так и есть: Библия. И ей почти сто лет. Жак улыбнулся, вспомнив, как беспомощна была Жанетта, пытаясь прочесть римские цифры. На первой странице крупными буквами было что-то написано от руки. Это его не удивило: в добрых католических семьях всегда полагалось вести запись семейных событий именно в Библии. Глаза Жака скользнули по ровным строчкам: "15 мая 1732 года от Мари-Кристины Карель и Франсуа-Виктора Пуайе родился сын Жан-Робер-Эмиль Пуайе". Затем следовали годы поступления в коллеж и его окончания Робером-Эмилем. Немного дальше шла другая запись. Едва Жак взглянул на нее, сердце его ёкнуло. Он прочел: "13 июля я поведу к венцу Эжени Лефлер". Дата была перечеркнута, восстановлена, и, наконец, вместо нее стояла дата 12 сентября, тоже зачеркнутая, и уже окончательно. Эжени Лефлер! Откуда здесь это имя? Неужели это тот самый Робер?
