Евгения Яхнина - Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья
Глава восемнадцатая
ЧЕРНЫЙ БАРХАТНЫЙ БЕРЕТ
Жизнь Жака как будто разделилась на две части: все то, что было до казни Гамбри, и дальше - та жизнь, в которой Гамбри уже не было. Его широко расставленные серые глаза преследовали Жака, а в ушах все еще звучали слова: "Мы собираемся поговорить с Ревельоном по-свойски!" И вот как обернулось дело! Выходит, Ревельон поговорил с рабочими на своем языке - на языке солдатских пуль.
Все, что происходило вокруг, приобретало в глазах Жака иной смысл. И то новое, что он перечувствовал и передумал, на время заслонило от него образ Фирмена.
Зато окрепла его дружба с Адора. Адвокат любил пошутить, посмеяться, иногда даже подтрунить над Жаком. Но как-то само собой вышло, что, обращаясь к нему, он стал называть его "Малыш"! И Жак воспринимал это обращение, как если бы оно исходило от старшего брата.
Каждый раз, как адвокат появлялся в кабинете для чтения, Жак бежал ему навстречу, надеясь узнать от него что-нибудь новое. Адора так много знал, и Жак жалел только, что в свое время адвокат не познакомился ближе с Гамбри. Они хорошо поняли бы друг друга.
Первый, с кем Жак поделился всем тем, что услышал от Франсуазы и ее дочерей об открытии Генеральных штатов, был Адора.
- Ну что ж, - сказал адвокат, - король добивается, чтобы третье сословие даже и по внешнему виду отличалось от двух привилегированных сословий, что уже само по себе унизительно. А тут еще черный бархатный берет, загнутый вверх с трех сторон, без всяких галунов и украшений! Ты - юноша начитанный и, хоть в театрах не бывал, вероятно, слышал, что черный бархатный берет украшает там голову Сганареля - этого ловкого пролазы и плута. Таким образом, этим подчеркивается насмешливое отношение к третьему сословию. Надо добавить, что когда депутаты представлялись королю, то и в этой церемонии было много унизительного для третьего сословия. Представителей духовенства и аристократии король принял в своем кабинете, причем для духовенства раскрылись обе дверные створки, для дворянства - лишь одна. Ну, а делегатов третьего сословия он принял просто в своей спальне. Это бы еще куда ни шло: так заведено исстари. Но епископ нантский, произнося в церкви святого Людовика проповедь о том, что счастье народа в вере, позволил себе подчеркнуть разницу сословий такими словами: "Примите, ваше величество, уверения в преданности духовенства, знаки уважения аристократии и униженные мольбы третьего сословия". Мольбы?! Понимаешь, Жак?!
Ни для кого не секрет, что, когда председатель третьего сословия Байи отправился к хранителю печати, чтобы установить церемониал представления третьего сословия королю, хранитель печати сказал: "Не хотелось бы, конечно, предлагать делегатам третьего сословия, обращаясь к королю, преклонять колени, но два других сословия требуют, чтобы была установлена разница в обращении привилегированных сословий и третьего".
Когда Байи возмутился, хранитель печати сказал: "Но ведь на торжественных церемониях я сам, обращаясь к королю, становлюсь перед ним на колени. Чего же вы хотите?" Байи нашелся и ответил: "Это обязательство связано с вашей должностью, и, принимая ее, вы знали, что вас ожидает, а нам это условие было неизвестно".
Так-то, Жак! Скажу тебе откровенно, я опасаюсь, уж не хочет ли король повторить то, что было уже однажды сделано в тысяча шестьсот четырнадцатом году. Созванные тогда Штаты закончили свою работу, и... их не созывали сто семьдесят пять лет. Сейчас король и двор рассчитывают, что Штаты помогут придумать новые налоги и утвердить старые. Но король боится, как бы депутаты третьего сословия не стали вмешиваться в другие законы и не потребовали новых политических прав.
...В семье тети Франсуазы на все политические события смотрели глазами господина Горана. Одна Бабетта приносила свежие новости с улицы, где жизнь била ключом. К великому неудовольствию матери, она часто отлучалась из дому.
Однажды в середине мая она прибежала в читальню оживленная, в радостном возбуждении. Ее длинные пальцы сжимали букетик свежесорванных ландышей; с восковых, тонко вырезанных чашечек свисали капельки росы.
- Жак, угадай, откуда я иду! - И, не дожидаясь, чтобы он высказал какое-либо предположение, рассказала сама: - Матушка послала меня на рынок. Я сразу увидела, что в рыбном ряду все не так, как обычно. Рыба разложена на столах, а торговок не видать. Иду дальше. И что же вижу? На мешках с картофелем стоят женщины, по очереди держат речи. И о чем бы ты думал? Все равно, сколько ни гадай, не угадаешь. Женщины, торгующие на рынке рыбой и фруктами, обратились к представителям третьего сословия с просьбой, чтобы, засвидетельствовав Генеральным штатам их почтение, они передали им наказ: пусть третье сословие помнит о нуждах народа и печется о нем. При этом пусть оно не забывает и о женщинах: ведь они - матери, жены и сестры неизменные и верные спутницы мужчин! Вдобавок рыночные торговки сложили в честь третьего сословия куплеты
- И ты все время была там и слушала?
- Я даже помогала этим дамам писать наказ, - сконфуженно призналась Бабетта. - Ты, я знаю, меня не побранишь. Но что сказала бы матушка, если бы увидела меня на мешке с картошкой среди рыбных торговок? Но она этого не узнает... Кстати, я даже получила вознаграждение за свой скромный труд. Вот... - Девушка, смеясь, хлопнула букетиком ландышей по волосам Жака.
Жак пристально посмотрел на Бабетту и вдруг неожиданно резко спросил:
- Послушай, ты могла бы мне солгать?
- Солгать? Зачем? Ведь ты знаешь, Жак, как я тебе верю, к чему бы мне тебе лгать?
- Ты так легко обманула свою маму - помнишь, когда сказала ей о Пале-Рояле, и нисколько не смутилась. А теперь хочешь от нее скрыть, что была на рынке. Скажи, ты и мне могла бы солгать так легко?
- Но ведь я солгала для тебя, чтобы тебе помочь. А ты же еще меня за это коришь!
Лицо ее было серьезно, глаза чисты.
- А про рынок, если я маме не скажу, - добавила она с лукавой улыбкой, - так это значит: я не солгала ей, а только скрыла.
Жак волновался и не знал, что сказать. Уши его запылали огнем.
- А мне? Я все-таки хочу знать... Ты можешь и мне солгать?
- Тебе, Жак, нет!.. Тебе я никогда не солгу! Никогда!
У Жака сразу отлегло от души.
Он схватил тонкую руку Бабетты в свои, но Бабетта вырвалась и ринулась к двери.
Жак бросился за ней вдогонку, но в дверях столкнулся с Адора и чуть не сбил его с ног.
- Что с тобой? Куда это вы все спешите? - Он посмотрел вслед удалявшейся Бабетте, улыбнулся и добавил: - Ну, Малыш, теперь за дело! Я спешу!
И он прошел за загородку, где обычно сидел Жак. Жак последовал за ним.
- Дай-ка мне, дружище, мэтра Руссо[1]. Или, пожалуй, лучше Дидро, - попросил адвокат, опустившись в кресло. - Поищу-ка я у него хороших мыслей. Проклятый хозяин уже вовсе перестал стесняться, не удостаивает меня больше своими объяснениями. Он считает, что мне ни к чему знать, какое дело он собирается вести. Он просто заявляет: "Огюст, мне нужна речь на два часа, да такая, чтобы в ней было и о справедливости, и о народе и его правах, но чтобы под нее можно было хорошо спать! Потом он мою речь вызубрит наизусть, и слушатели будут дремать под перлы его, то бишь моего, красноречия! Видано ли подобное бесстыдство? Словно пошел в лавочку и купил два локтя шелка! Ну, я еще с ним когда-нибудь расквитаюсь! Зато под эту речь, - Адора вынул из кармана и помахал в воздухе какой-то маленькой книжечкой, - никто не спал! И ее не мешало бы прочесть моему патрону, господину Карно! ---------
[1] Руссо Жан-Жак (1712-1778) - один из виднейших деятелей "века Просвещения"; философ, писатель. ---------
На лице Жака отразилось такое неподдельное любопытство, что Адора охотно пояснил свои слова:
- Есть в Аррасе адвокат, пока еще мало известный, хотя он уже избран в Генеральные штаты от своего округа. Фамилия его Робеспьер[1]. А в этой книжечке напечатана защитительная речь, произнесенная им в Аррасском суде. Нам всем, адвокатам, следовало бы поучиться у этого Робеспьера. Дело вот в чем. Некто Виссери, проживающий в городе Сент-Омер, увлекался изучением физики. Для того чтобы обосновать какие-то свои наблюдения над атмосферным давлением, он установил на своем доме самодельный громоотвод. А громоотвод, как тебе должно быть известно, придумал не он, а Франклин[2]. Тем не менее сент-омерские власти усмотрели в действиях Виссери какое-то колдовство, чуть не черную магию. Они постановили громоотвод снести, а Виссери привлечь к ответственности. Защищать его взялся Робеспьер и не только отстоял подзащитного, но публично выступил против мракобесия и превратил речь в настоящее политическое выступление. ---------
[1] Робеспьер Максимильен-Мари-Изидор (1758 - 1794) - выдающийся деятель Великой французской буржуазной революции.
[2] Франклин Вениамин (1706 - 1790) - видный американский политический деятель и ученый. ---------
- Дайте мне прочесть! - взмолился Жак. У него загорелись глаза, а руки сами потянулись к брошюрке.
