Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 2
Председатель. — Где хранятся ваши средства в настоящее время?
Мануйлов. — В настоящее время в Лионском кредите.
Председатель. — Как они велики?
Мануйлов. — Теперь до 200 тысяч. Все это было следователем проверено, все бумаги.
Председатель. — Вы получили 25 тысяч от Хвостова. Скажите, в каком отношении к получению этих 25 тысяч стоял Штюрмер?
Мануйлов. — Ни в каком.
Председатель. — У вас не было в этом отношении беседы со следователем Середой?
Мануйлов. — Я только говорил Середе относительно того, что Штюрмер в курсе моих отношений к Хвостову.
Председатель. — Т.-е. денежных отношений?
Мануйлов. — Нет, я не говорил Штюрмеру.
Председатель. — Что же знал Штюрмер?
Мануйлов. — Штюрмер действительно знал, что Хвостов хочет начать кампанию с графом Татищевым, и затем знал, что Алексей Николаевич Хвостов хочет со мной видеться, одним словом, что они стараются всячески завязать отношения со мной. А о деньгах я ничего не мог сказать. Вопрос о деньгах не был решон между мною и Хвостовым.
Председатель. — Вы были допрошены прикомандированным к штабу Петроградского округа Лебедевым? Это было в сентябре 1916 года.
Мануйлов. — Нет, не в сентябре.
Председатель. — Я это могу доказать документально, что это было в сентябре 1916 г. Вероятно, вы были под арестом?
Мануйлов. — Да.
Председатель. — Вам задавался вопрос, не вели ли вы переписки с Карро, и вы это обстоятельство отрицали.
Мануйлов. — Нет, не отрицал. Не я ему писал, а Карро писал мне.
Председатель. — Когда спрашивают о переписке, это значит, что оба человека друг другу писали.
Мануйлов. — Я никогда не писал Карро, но Карро мне писал.
Председатель. — Вы говорили о том, что во всяком случае эта переписка была самая незначительная.
Мануйлов. — Нет, это не так. Карро корреспондент «Нового Времени» в Копенгагене, и он мне присылал письма.
Председатель. — Я спрашиваю по формальному вопросу, что вы говорили и чего не говорили. Вы отрицали, что были в переписке с Карро, кроме самой незначительной.
Мануйлов. — Я не знаю. По-моему я, кроме телеграмм, ничего ему не посылал по поручению Суворина.
Председатель. — Но вы отрицали, что Карро вам когда-нибудь писал про Карла Рене?
Мануйлов. — Нет, я этого не помню.
Председатель. — Вы этого не помните?
Мануйлов. — Про Карла Рене я говорил следователю, что эта фамилия мне известна. Очевидно, это не так записано.
Председатель. — Теперь вы расскажите по существу про ваши отношения с Карро. Карро — французский журналист, сотрудник «Матэн», которого вы, по поручению «Нового Времени», привлекли в качестве сотрудника.
Мануйлов. — Карро был корреспондентом в «Матэн» и посещал «Новое Время». В один прекрасный День Карро было отказано, и он остался без места. Я в это время был в Париже и получил от Карро телеграмму: «Нахожусь в очень тяжелом положении; что мне делать? Не можете ли вы переговорить в «Матэн»?» Я переговорил. Там не хотели о нем слушать. Когда я возвратился, я предложил Суворину взять его в качестве корреспондента. Его послали в Копенгаген.
Председатель. — И он там стал жить. Какие были ваши сношения с Карро, относящиеся к лету 1916 г.?
Мануйлов. — Он мне присылал письма относительно того, что происходит в Копенгагене, для осведомления редакции, то, что неудобно было печатать, и, между прочим, несколько писем, которые были мною переданы Суворину. Суворин читал эти письма и многим воспользовался.
Председатель. — Это менее всего нас интересует. Он писал, вы передавали в «Новое Время». Но какие были еще у вас отношения с Карро?
Мануйлов. — Никаких отношений не было. Затем он мне написал письмо, в котором говорил о Рене.
Председатель. — Для вас ясно, что такое Рене?
Мануйлов. — Я тогда говорил следователю, что я вспомнил, что, когда я был заграницей (это было во времена Плеве), то в Берлине был какой-то Рене, которого рекомендовал генерал фон-Валь.
Председатель. — Рекомендовал кому?
Мануйлов. — Министру внутренних дел Плеве.
Председатель. — Рекомендовал консула Рене?
Мануйлов. — Нет, он кажется немец, он был нашим агентом в Берлине по печати. Об этом вам может дать сведения некто Гольмстрем, который заведует иностранной печатью в главном управлении по делам печати. Он знает это подробно, так как это было в его ведении, при Плеве. Когда Лебедев спросил меня, я сказал, что фамилию Рене помню, но не знаю, тот ли это Рене. Я его никогда не видел.
Председатель. — Я повторяю вопрос, в каких же отношениях вы были с Карро летом 1916 года?
Мануйлов. — Я от Карро получил несколько писем для редакции, и больше ничего. Я ему написал, кажется, 2 телеграммы, но писем никогда не писал. Он до сих пор корреспондент «Нового Времени», насколько я знаю.
Председатель. — Где сейчас находится Карро?
Мануйлов. — Он корреспондент «Нового Времени» в Копенгагене.
Председатель. — Когда вы его последний раз видели?
Мануйлов. — Когда я был здесь, года три тому назад.
Председатель. — До войны или после?
Мануйлов. — До войны, а может быть и после, когда «Новое Время» его командировало.
Председатель. — Давно вы живете на улице Жуковского?
Мануйлов. — Лет 12.
Смиттен. — Скажите, какими способами осуществлялись наблюдения ваши в Риме за движением католицизма в России или за пропагандой униатства?
Мануйлов. — Мы там пользовались в этом случае французской миссией, там тоже были наблюдения.
Смиттен. — Какими способами? Официально вам этих сведений Рим не дал бы, вы должны были прибегать к неофициальным.
Мануйлов. — У нас было несколько человек, которые нам помогали.
Смиттен. — Как они именовались? Была какая-нибудь агентура?
Мануйлов. — Это были агенты.
Смиттен. — Так что в ваших руках было сосредоточено руководство этой агентуры по добыванию в Риме, в Ватикане этих сведений?
Мануйлов. — Относительно пропаганды фиде, это — специальный отдел при Ватикане.
Смиттен. — Вы получали оттуда сведения, значит, это шло секретным путем. Какое количество агентов находилось в вашем ведении?
Мануйлов. — Было несколько человек, при чем двое были французы, которые давали сведения совершенно безвозмездно, те же, которые указывали и французской миссии.
Председатель. — Вы в оживленной переписке были с Карро?
Мануйлов. — Я ему не писал, но он довольно часто писал мне. Много телеграмм присылал, когда задерживали его деньги в «Новом Времени».
Председатель. — Где эти письма и телеграммы Карро?
Мануйлов. — Я их не берег, я не придавал значения. Карро считается человеком корректным, с ним никогда ничего не было.
Смиттен. — Какое же тут затруднение представлялось для Карро в непосредственном обращении в «Новое Время»?
Мануйлов. — Я заведывал иностранным отделением, и ко мне поступали заявления не от одного Карро, но и от других. Например, почему такая-то статья не прошла, почему задержка и т. п.
Смиттен. — Значит, более или менее официального характера?
Мануйлов. — Безусловно.
Председатель. — В котором году закрылась контора Жданова?
Мануйлов. — Несколько лет тому назад, думаю, лет 6.
Председатель. — С тех пор, где вы держали ваш капитал, в каком банке?
Мануйлов. — В Лионском кредите.
Председатель. — Это было на следствии Середой проверено?
Завадский. — Вы Риве знаете? Кто это?
Мануйлов. — Да, знаю. Иностранный корреспондент.
Завадский. — Он написал какую-нибудь книгу?
Мануйлов. — Он говорил, что хотел писать.
Завадский. — С этой книгой не была связана какая-нибудь тревога Штюрмера?
Мануйлов. — Не знаю. Я знаю только, что после того, как я был арестован, ко мне позвонил Риве и сказал, что он был арестован и сидел чуть ли не в крепости (боюсь теперь спутать). Тогда я спросил, — в чем дело. Он рассказал, что всю эту историю наделал один корреспондент, по фамилии Кюрц, который был в сношениях с разведкой.
