Леонид Васильев - Древний Китай. Том 1. Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. до н. э.)
Что касается работ Г.Крила по истории Шан и Западного Чжоу, то в них, особенно в монографии о Чжоу [194], не только введена в научный оборот масса источников, но и выдвинуты, а также обстоятельно разработаны важнейшие проблемы истории Китая, до того бывшие очень слабо изученными или не изученными вовсе.
Серьезный вклад в изучение истории чжоуского Китая внес современник и соотечественник Г.Крила В.Эоерхард, в специальных монографических и сводно-обобщающих трудах которого тоже было предложено немало серьезных и хорошо аргументированных решений ряда проблем древнекитайской истории. Его интерес в наибольшей степени был направлен в сторону изучения соседей Китая и этнических связей древних китайцев [203]. Однако в своих общих работах [204; 204а] В.Эберхард немало внимания уделил и разработке многих иных тем, будь то проблема этнической суперстратификации чжоусцев и ее значения для истории чжоуского Китая или вопросы китайской культуры.
Среди американских синологов немало специалистов, сконцентрировавших свое внимание на более узких периодах истории Китая и на отдельных проблемах. Монографическое изучение проблемы рабства в древнем Китае, в частности, позволило М.Уильбуру сделать вывод о незначительной роли этого института [314]. Работы Д.Бодде и Г.Биленстайна внесли серьезный вклад в изучение завершающего этапа древнекитайской истории (эпохи Цинь и Хань [170; 172]). Много ценных данных о древнекитайской бронзе и особенно бронзовом оружии опубликовал M.Лep [262].
В последние десятилетия заявило о себе новое поколение высококвалифицированных мастеров американской синологии, посвятивших свои работы древнему Китаю. Среди них наибольших результатов достигли Д.Китли и Чжан Гуан-чжи, написавшие ряд работ, посвященных анализу археологических материалов, преимущественно времен неолита и Шан, а также надписей на шанских костях. Монография Д.Китли о шанских надписях [245] — лучшее в своем роде издание по этой теме, несмотря на то, что центром изучения гадательных надписей всегда был и остается поныне Китай, где о шанских текстах опубликованы сотни, если не тысячи специальных работ. Серия книг Чжан Гуан-чжи по китайской археологии [176—178] тоже заметно выделяется среди массы аналогичных работ, опубликованных в Китае. Их достоинства определяются не столько широтой источниковедческой основы (здесь база одна и та же, ибо любые публикации новых данных в Китае мгновенно становятся доступными и тщательно изучаются во всем мире, включая, естественно, и США), сколько достигнутой американской школой синологии методикой научного исследования. Не все мысли и выводы Чжан Гуан-чжи бесспорны. В частности, это касается его стремления в основном поддержать позицию синоцентризма, столь настойчиво отстаиваемую китайскими синологами в важных вопросах о генезисе китайской цивилизации, китайского зернового неолита, культурных достижений шанского урбанизма и т.п. На сходных позициях стоят и некоторые другие американские синологи, занимающиеся археологией, как, например, Хэ Бин-ди [230]. И эту точку зрения можно понять: все новые и новые находки убеждают, что проблема генезиса китайской цивилизации и едва ли не всех основных ее элементов сложна, а прежние поиски легкого ее решения, восходящие к XIX в., явно не годятся. Но следует ли из сказанного, что проблемы как таковой уже нет вовсе? Чжан Гуан-чжи в своих работах признает ее существование нехотя, как бы сквозь зубы. Но она от этого не исчезает.
Историю чжоуского Китая разрабатывает в своих трудах американский синолог Сюй Чжо-юнь [231; 232], чьи книги способствуют систематизации знаний о чжоуском Китае. Впрочем, коснувшись вопроса о систематическом изучении древнекитайского исторического процесса, следует обратить внимание еще на одну сторону современной американской синологии. Речь идет о концептуальном осмыслении упомянутого процесса. В свое время проблема эта была поставлена М.Вебером, который, не будучи профессионалом-синологом, в своей великолепной и новаторской работе о Китае [309] обратил особое внимание на китайскую систему патримониальной бюрократии. В сочетании с распространившимся в отечественной и китайской синологии истматовским отношением к историческому процессу эти идеи не могли оставить специалистов по Китаю равнодушными, особенно там, где соответствующие проблемы энергично разрабатывались, как то было в США.
Об идеях М.Вебера и К.Маркса в связи с историей древнего Китая писали разные синологи (в частности, М.Уильбур, касавшийся проблем рабства), но, как правило, не специально, обычно лишь мельком их касаясь. Отношение к идеям такого рода, особенно марксистским, было, как правило, сдержанно-критическим. Но встречались и работы иного характера. К ним стоит в первую очередь отнести монографию К.Витфогеля «Восточный деспотизм» [322], ще очень обстоятельно были разобраны как идея Маркса об «азиатском» способе производства, к которой автор, в прошлом активный марксист, был неравнодушен, так и реальное ее воплощение в Китае (точнее, дана оценка китайского общества с позиций этой идеи). Стоит в связи с этим заметить, что К.Витфогель в своей работе, имевшей большой резонанс, резко и решительно разоблачал восточный деспотизм как социополитический и социоэкономический феномен, а также недвусмысленно проводил параллель между ним и марксистским социализмом как идеей, воплощенной в разных странах, будь то СССР или КНР.
Японская синология, которая вообще-то возникла не в XX в., а в средневековой Японии, где внимание к китайскому тексту, китайской цивилизации и древней китайской мудрости всегда было повышенным, в нашем столетии обрела свой современный облик. В том, что касается изучения древнего Китая, японские синологи проявили себя, особенно за последние десятилетия, мастерами высокого класса. В Японии были созданы первоклассные словари древнекитайского языка, сделан полный перевод труда Сыма Цяня [137], чего не удалось пока осуществить европейским синологам. В трудах Ниида Нобору [128] и иных специалистов много внимания уделено древнекитайскому обществу, его правовым и социальным связям. В специальных журналах публикуются многочисленные статьи. Говоря в целом, сегодняшняя японская синология в области изучения древнего Китая добилась немалого. Однако преимущественные ее достижения — в сфере изучения источников. Меньше результатов в монографическом изучении проблем и тем более в сочинениях сводно-аналитического характера. Примерно в таком же состоянии находится и тайваньская синология. Лучшие ее умы, начиная с Ли Цзи и Дун Цзо-биня, были заняты публикацией и изучением археологических и палеографических материалов.
Говоря о мировой синологии XX в. в целом, необходимо заметить, что немало квалифицированных специалистов активно работали в Австралии (Ч.Фитцджеральд, Н.Барнард [168; 207]), Швеции (О.Карлбек, С.Броман и др.), Нидерландах и иных странах. Достижения современной мировой синологии несомненны, причем изучение китайской классики, в том числе древнего Китая, в ней едва ли не лидирует. Убедительным свидетельством этого является упоминавшаяся уже публикация многотомного сочинения Д.Нидэма о науке и цивилизации в Китае — в определенном смысле итогового. Хотя его издание растянулось на многие десятилетия, по своей энциклопедичности и по достигнутому в нем высочайшему научному уровню оно представляет собой в какой-то степени лицо мировой синологии XX в., прежде всего западной (но также японской и тайваньской, хотя и с определенными оговорками). Дело в том, что уровень труда Д.Нидэма весьма отличается от того, что до недавнего времени было стандартом в нашей стране и остается стандартом в КНР. Об этом стандарте марксистской науки стоит сказать особо.
Судьбы отечественной синологии и изучение древнего Китая в нашей стране
Россия, успешно дрейфовавшая в сторону Европы после реформ Петра I, была страной, для которой изучение Китая с XVII в. было жизненно важным делом. Первые контакты между Россией и Китаем на государственном уровне были установлены еще в первой половине XVII в., после чего задача изучения соседней страны стала вопросом политическим. Созданная в Пекине православная духовная миссия была с XVIII в. центром русского китаеведения, и это выгодно отличало Россию от стран Запада, которые в то время не имели подобного рода возможности изучать Китай. Из числа первых русских китаеведов следует особо выделить Н.Я.Бичурина (отца Иакинфа), чьи многочисленные переводы, компиляции китайских источников и оригинальные работы не только знакомили русских с огромной соседней страной, но и вводили в научный оборот важные сведения о древних народах, живших на территории Сибири и Средней Азии (за счет перевода прежде всего глав из ряда династийных историй). Представленное Н.Я.Бичуриным русское китаеведение начала XIX в. было на уровне лучших достижений западной синологии той эпохи [5].
