История Франции - Марк Ферро
Таким образом, раз уж матери оставляли ребенка, то они принимали помощь государства в его воспитании. Поручить ребенка заботам приюта уже не означало, что мать отказывается от него, оказавшись в отчаянном положении. Это означало ожидание того, что король и государство заменят родителей, чтобы освободить бедняков от слишком тяжелого для них груза.
Если ребенок оставался в семье и выживал, то очень скоро он начинал работать…
Я деньги матери принес Всё — золото. Не тронь! В моих руках они блестят: За это две недели я Работал день за днем. Достиг я той поры, когда Бедняк работает всегда И игр больше нет. Баклуши уж не для меня. За дело! Ведь мужчина я: Уж месяц мне семь лет[344].Это стихотворение поэта Теодора Лебретона. Он родился в 1803 г., в семь лет начал работать волочильщиком на ситценабивной фабрике. В 1838 г. опубликовал первые стихотворения в «Ревю де Руан». Стихотворение основано на личном опыте. В этом «Утешении дитяти бедняка» не описываются ужасные условия, в которых работали дети; такая участь постигала не всех, конечно, но условия всегда были тяжелыми для этого возраста, как и для женщин. Старшие свидетельствуют о причинах такого рабства: «Двенадцатичасовой рабочий день для детей 9—12 лет не превышал пределы их сил… И если они не начнут работать в этом возрасте, следствием такого положения вещей будет значительное уменьшение средств для многих отцов семейства и для вдов, на попечении которых находится несколько детей», — утверждал прядильщик шерсти Лоран Бьетри, поступивший в девять лет «на фабрику достопочтенного Ришара Ленуара», где связывал нити.
Такие умонастроения преобладали тогда во Франции. И многие родители считали, что «ты будешь работать, как и я работал, сын мой».
Стремление к лучшей жизни у их потомков появилось не сразу, рождению этого чувства помогла школа. Но потеря предполагаемого дохода явилась тормозом, объясняющим также, почему дети с опозданием начинали ходить в школу, даже когда она стала бесплатной и обязательной.
Детский труд стал основным мотивом возмущения и сострадания только к середине XIX в., не раньше. Первым заговорил об этом Чарльз Диккенс в романе «Приключения Оливера Твиста» (1837–1839), затем Виктор Гюго в «Отверженных» (1862) и Альфонс Доде в «Джеке» (1876).
По правде говоря, детский труд появился вовсе не в результате развития промышленности. Во Франции, как и в соседних странах, дети работали либо в семье, особенно в деревне, либо поступали в ученичество юнгами или трубочистами. Мы называем только самые распространенные области, в которых были заняты дети.
Вскоре детей, как только у них появлялись соответствующие способности, стали использовать на промышленных предприятиях, чтобы помочь им обеспечить семью: ребенок мог работать «метателем» в производстве шалей, «волочильщиком» в производстве ситца, «мальчиком» в стекольном производстве, «подростком» на заводах. Однако на мануфактуре Сен-Гобен в 1823 г. возраст найма детей был ограничен: их нанимали только с десяти лет. А промышленник Кристоф Филипп Оберкампф отвечал типографским рабочим, чьей зарплате угрожала конкуренция детей, вопрошая: «Что бы вы делали со своими детьми? А так они сыты, вымыты, согреты»…
Однако настоящий перелом произошел с появлением в конце XVIII в. крупных прядильных мануфактур. На предприятии герцога Орлеанского, организованном в 1790 г., из четырехсот наемных рабочих 45 процентов составляли дети от пяти до шестнадцати лет и столько же — вдовы, не способные зарабатывать на жизнь иным путем.
Революция 1789 г. обязала предпринимателей заключать договоры с Министерством внутренних дел, которое отвечало за социальную помощь, но, как только Революция закончилась, необходимость в договорах отпала и использование детского труда стало повсеместным, а бывший жирондист Жан Батист Буайе-Фонфред через объявления предлагал отцам и матерям семейств, в которых было слишком много детей, препоручить тех из них, кому исполнилось восемь лет, его заботам, «дабы воспитать их в любви к труду». А как насчет их вознаграждения, ведь дети не получали зарплату и за них не платили налоги? «При условии что они заслужат наше расположение, — добавлял Буайе-Фонфред, — они будут получать дополнительно в течение трех лет специальность (слесаря, столяра, токаря)». Также к 1810 г. инженер Франсуа Антуан Жекер налаживает производство на игольной фабрике, где 225 из 250 рабочих — дети от четырех до двенадцати лет. Обследование, проведенное двадцатью годами позже, показывает, что 143 тысячи детей моложе шестнадцати лет составляли приблизительно 12 процентов общего числа рабочих, а больше всего их было в текстильной промышленности — 22 процента. В количественном отношении в Пруссии и Англии работало меньше детей, чем во Франции, но пропорционально их число в первых двух странах росло быстрее, чем в третьей.
Часто именно врачи — во Франции Персеваль, а затем Вилерме — будоражили общественное мнение, указывая на плохое здоровье этих детей. Их охотно поддерживали, в частности в Эльзасе, католические круги: последние клеймили производителей текстиля, которые являлись в основном протестантами. Широкомасштабное расследование Луи Вилерме, начатое в 1836 г., в некоторой степени повлияло на законы 1841 г., принятые вопреки тем, кто «во имя французской промышленности протестует против оскорблений, которыми она была осыпана». Позже экономист Фредерик Бастиа, писатели Виктор Гюго и Эжен Сю протестовали против методов по использованию детского труда. Впредь, согласно докладу Торговой палаты Мюлуза, их считали «взрослыми» с двенадцати лет и воздерживались от использования труда
