Записки о московской войне - Рейнгольд Гейденштейн

неприятельская была обращена в бегство, при чем Татары прежде всех бросились бежать. К ночи воеводы стали задерживать бегущих и собирать их в лагере, увещевая во имя давнишней славы народа, во имя верности своим князьям, лучше подвергнуться крайней опасности и гибели, чем покинуть лагерь и военные снаряды, вверенные их мужеству государем. Однако, когда страх стал увеличиваться с приближением опасности и ночи, которая вместе с тем, казалось, прикрывала их позор и стыд, то исчезла всякая возможность сдерживать толпу, и двое воевод, Петр Хворостинин и Андрей Щелкалов, начальствовавшие над конницею, вместе с нею бежали; другие двое, коим вверены были пушки и снаряды, оставшись почти одни в лагере, охватили руками более важные военные орудия, дабы показать, что они до последнего вздоха охраняли лагерь, военные снаряды и верность к государю; в таком положении они были найдены на другой день рано утром, когда наши ворвались в лагерь и окопы, и взяты живыми вместе с лагерем и с 30-ю приблизительно орудиями. Другое не менее замечательное доказательство верности представили простые бывшие при наряде пушкари. У Москвитян такой способ управления орудиями: они зарывают пушки в землю; впереди их, там, где приходится дуло, проводят ров надлежащей глубины, в нем прячутся те, которые заряжают пушку; к жерлу дула прикрепляют веревку, и когда нужно зарядить ее, то пушку пригибают ко рву, когда же нужно стрелять, снова опускают. Из орудий особенно замечательны были следующия: одно под названием волк, другое ястреб, два под названием девушки,  [37]  столько же с именем и изображением соколов, сверх того несколько отнятых у Шведов с их же знаками. Когда из поставленных при этих орудиях пушкарей большая часть была перебита, а другие разбежались, то остальные, видя, что наши овладели лагерем, потеряв надежду на спасение орудий, и вместе с этим любовь к жизни, добровольно повесились на веревках, которые, как мы выше сказали, спускались сверху жерл. Эта победа была замечательна: много неприятелей было убито, не мало взято в плен, причем с нашей стороны был незначительный урон. [75]  Потеряв названные пушки, Московский царь тотчас приказал вылить другие с теми же названиями и знаками и при том еще в большем против прежнего количестве; для поддержания должного представления о своем могуществе, он считал нужным показать, что судьба не может взять у него ничего такого, чего бы он при своих средствах не мог в короткое время выполнить еще с знатным прибавлением. Около того же времени жители Ревеля, умоляя короля о помощи и милосердии, просили помочь им некоторым количеством хлеба, так как вследствие продолжительной войны, они приведены неприятием в ужаснейшую крайность; отрезанные почти от всяких сношений и загнанные в город, они уже долгое время лишены были возможности заниматься земледелием. Король подарил 100 мер хлеба.

Прежде чем оставить Краков, король посоветовался с сенаторами относительно назначения главного предводителя войска; сенаторы говорили, что он может назначить либо пожизненного гетмана, либо чрезвычайного на известный срок, как например на один или на два похода, но большинство  [38]  высказывалось в пользу назначения для одной только этой войны. Король, отправляясь из Кракова в Варшаву, вызвал туда Подольского воеводу Николая Мелецкого. Он еще при жизни Сигизмунда Августа снискал себе большую славу храброго и знающего военное дело человека, так как, сопровождая Богдана в Валахию и будучи неожиданно окружен многочисленнейшим войском Валахов и Турок, он сумел отвести войско назад в Польшу с честию и без всякого урона. Мелецкий извинялся своим слабым здоровьем и разными другими препятствиями, но наконец принял начальство только над этою экспедицией. По этому король, условившись с ним о том, каких и скольких он желает набрать полковников и ротмистров, отпустил его домой для приготовлений. (1579) Отсюда король двинулся в Гродно; он находился в большом затруднении, потому что суммы, поступившие от установленного налога, были пока незначительны сравнительно с важностию предприятия, и если бы даже оне поступили все в целости, то он видел, что и тогда их было бы далеко недостаточно для предстоящих военных потребностей. В виду всего этого он с величайшею энергиею принял ряд необходимых мер. Что касается денег, то он частию взял взаймы, частию отдал свои, которые имел, как частный человек, в казне. Повсюду в Польше он приказал набирать солдат, послал к брату Христофору, князю Трансильванскому, чтобы он прислал ему несколько рот старой венгерской пехоты и несколько конных эскадронов. Дал поручение вербовать солдат в Германии Христофору Розражевскому и Эрнесту Вейеру. Литовские паны, которым он сообщил о своих затруднениях, обещались выставить солдат, каждый сообразно со своими средствами, и при этом каждый в отдельности заранее обозначал количество, которое он имел привести с собою; когда это число стало доходить до 10.000 человек, то король, ободренный усердием  [39]  Литовцев, с большим одушевлением занялся остальными делами и устроив их сообразно с требованиями времени, прибыл в Вильну. Воевода Виленский Николай Радзивил, которому король еще прежде отдал Литовское гетманство, а позднее, по сдачи Ходкевичем управления Ливониею, поручил на время попечение и об этой провинции, с своей стороны передал начальство над войском, находившимся в Ливонии, своему сыну Христофору, королевскому подчашему и гетману надворному литовскому. Сей последний успел совершить экспедицию к Дерпту и опустошив на огромном пространстве неприятельские земли, захватил и разрушил, при первом нападении, Киремпешь; к этому же времени он явился в Вильну к королю и к отцу, а за ним последовало войско, требуя заслуженного жалованья. Там же король приказал приготовить и все другое, что нужно было для войны; он приказал выливать военные пушки по известному образцу, который он признал сам по опыту и пробе самым удобнейшим; приказал навести мост в Ковне, чтобы воспользоваться им при следующих экспедициях. Мост составлялся из отдельных судов, которые затем соединялись между собою посредством досок, так что всякий раз, когда нужно было, суда эти могли быть разъединены и, будучи поставлены вместе с разобранными досками на телеги, могли быть перевезены куда угодно без всякого затруднения на запряженных попарно лошадях. Вместе с тем, так как и не все войска собрались, и не прекратились морозы, которые в этой стране, находящейся под созвездием Большой Медведицы, в этом году продолжались дольше обыкновенного, до дня св. Ивана, так что никакие травы не показывались до того времени, — король занялся рассмотрением литовских дел, отложенных было уже на более долгий срок. Затем он отправил Василия Лопатинского [76]  с  [40]  письмом к Московскому князю, в котором он объявил ему открытую войну, выставляя