На границе Великой степи. Контактные зоны лесостепного пограничья Южной Руси в XIII – первой половине XV в. - Леонид Вячеславович Воротынцев
Согласно сообщению Рашид ад-Дина, одним из условий мирного соглашения с багдадским халифом ал-Мустансимом было выдвинутое Хулагу требование о разрушении крепостных стен городов во владениях халифа[450]. Таким образом, исходя из вышеприведенных сообщений, допустимо высказать предположение о том, что ярлыки, подтверждавшие владельческие полномочия на галицкие и волынские земли, были выданы Бурундаем от имени Берке Льву Даниловичу и Василько Романовичу Волынскому после выполнения требований, обозначенных монгольским военачальником.
Современным украинским исследователем Л.В. Войтовичем была высказана гипотеза о сохранении Даниилом Галицким статуса независимого от Орды правителя и после своего возвращения из Венгрии, состоявшегося, по мнению историка, в 1262 г.[451] Учитывая отсутствие сообщений в письменных источниках о поездках галицкого князя в ставки Берке и Бурундая, тезис Л.В. Войтовича представляется небезосновательным. Вместе с тем следует учитывать тот факт, что, не имея ярлыка на княжение, выданного от лица нового правителя Улуса Джучи – Берке (или великого хана), Даниил не имел статуса легитимного правителя в государственной системе Монгольской империи и Золотой Орды. Данное обстоятельство не исключает вероятной передачи им части владельческих полномочий своему сыну Льву, ставшему галицким князем после смерти отца в 1264 г.[452]
В целом период 1258—1280-х гг. характеризуется усилением военно-политического влияния Орды на Галицко-Волынское княжество, следствием чего стала как большая, по сравнению с предыдущим периодом, степень вовлеченности правящей элиты княжества в военные акции Джучидов (русско-ордынские походы на Литву в 1257/1258, 1277 гг. и Польшу в 1259/1260, 1287/1288 гг.)[453], так и серьезная военно-политическая поддержка галицко-волынских князей со стороны представителей правящей элиты Золотой Орды[454]. В то же время власти Улуса Джучи не предпринимают попыток серьезного ограничения властных прерогатив Романовичей в вопросах внутреннего управления и престолонаследия, вследствие чего принцип династической преемственности наследования галицко-волынских земель сохраняется вплоть до смерти правнуков Даниила Романовича – Андрея и Льва Юрьевичей (начало 20-х гг. XIV в.)[455].
Подводя итог, следует отметить региональную специфику административно-политического статуса южнорусских княжеств в государственной системе Монгольской империи и Улуса Джучи. Так, Рязанское княжество в целом сохранило свою территориальную структуру и административную автономию на условиях признания политической зависимости и получения ярлыка в результате поездки Олега Ингваревича Рязанского в ставку великих ханов (1242–1243), а также последующего подтверждения полномочий в 1252 г. В то время как расположенные в лесостепной полосе земли Переяславщины были непосредственно включены в состав одного из ордынских улусов, основная территория Киевской земли и сам Киев в 40-х гг. XIII в. получили статус ленного владения и были переданы под управление представителям Владимирского княжеского дома при сохранении присутствия на киевских землях монгольских воинских контингентов и чиновников.
Черниговское княжество в силу ряда факторов (политические репрессии Джучидов в отношении ряда черниговских князей, кризис системы престолонаследия, сепаратистские тенденции) утратило территориальное единство, распавшись на несколько фактически независимых уделов (Брянский, Новгород-Северский, Стародубский, Путивльский и др.). В свою очередь, княжеские уделы братьев Романовичей (Даниила Галицкого и Василька Волынского), а впоследствии и их наследников получили особый политический статус вассально-союзнических государственных образований, расположенных на границах враждебных монголам государств (Венгрии, Польши, Литвы).
Глава 3
Русско-ордынское пограничье в 1240—1340-х гг
§ 3.1. Типология границ и пограничных территорий Монгольской империи и Золотой Орды
Одним из наиболее сложных и дискуссионных вопросов, относящихся к теме изучения административно-территориальной структуры Монгольской империи и Улуса Джучи (Золотой Орды), является проблема типологизации и локализации границ и пограничных зон во владениях Чингизидов. Вместе с тем, соединив и проанализировав разрозненные сообщения письменных источников, представляется возможным составить общую картину системы территориальных разграничений в чингизидских государствах XIII – первой половины XIV в.
По сообщению персидского историка Ата Мелика Джувейни, уже на начальном этапе формирования имперской государственной структуры улусы-юрты сыновей Чингисхана были выделены в отдельные административно-территориальные единицы с четко определенными границами: «Когда во времена правления Чингисхана размеры царства стали огромны, он дал каждому удел для его пребывания, которое они называют юрт… Своему старшему сыну Туши (Джучи. – Л. В.) он (Чингисхан. – Л. В.) отдал область, простирающуюся от Каялыка и Хорезма до крайних пределов Саксина и Булгара и дальше, где только касалось земли копыто татарского коня. Чагатай получил территорию, простирающуюся от земли уйгуров до Самарканда и Бухары… Земли Толи (Толуя. – Л. В.) также лежали по соседству и располагались в середине державы, как центр в круге»[456].
Информация о наличии в Монгольской империи внутри административных границ между улусными владениями кочевой аристократии содержится и в путевых отчетах южнокитайских дипломатов первой половины XIII в. В частности, по сообщению представителя сунского двора Сюй Тина, посетившего с дипломатической миссией ставку великого хана Угэдэя в 1235–1236 гг., границы улусов представителей «Золотого рода» (Чингизидов), а также представителей служилой аристократии имели четкую территориальную привязку: «В их [монголов] землях, по которым [я, Сюй] Тин, проехал в Шамо, всякий – от татарского правителя, незаконных цариц, царевичей, принцесс [членов] рода правителей и ниже – имеет определенные границы [владений]»[457]. В свою очередь, Чжан Дэ Хой указывал на ландшафтно-климатическую специфику границ монгольских кочевий: «Монголы, с наступлением лета, кочуют по высоким и прохладным местам, а к зиме перекочевывают в места более теплые, открытые на полдень, где только можно доставать топливо и воду. По прошествии этих периодов они переходят с одного места на другое… Таковы потребности и обычаи страны»[458].
Этот же принцип территориального устройства соблюдался и в Улусе Джучи, являвшемся, на начальном этапе своего существования, составной частью Монгольской империи.
Согласно свидетельству французского дипломата Гильома де Рубрука, посетившего владения Джучидов в 1253–1254 гг.: «Они (монголы. – Л. В.) поделили между собой Скифию… и всякий начальник знает, смотря по тому, имеет ли он под своей властью большее или меньшее количество людей, границы своих пастбищ, а также где он должен пасти свои стада зимой, летом, весной и осенью. Именно зимой они спускаются к югу, в более теплые страны, летом поднимаются на
