Лев Безыменский - Будапештская миссия
Вторым источником сведений о том, что происходило с пленником Лубянки, стали сведения, полученные от его товарищей по несчастью сокамерников или соседей по камерам. Ценность и достоверность этих рассказов очень различны. Вернувшись на родину после "недобровольного пребывания" в Москве, они сообщали о своих встречах и беседах с Валленбергом шведским властям; 19 из них дали официальные показания. В их числе были:
Густав Рихтер, полицейский атташе немецкого посольства в Будапеште;
Карл Супприан, генеральный секретарь Немецкого научного института в Бухаресте;
Клаудио де Мор, советник по делам культуры посольства Италии в Испании;
Хайнц-Гельмут фон Хинкельдей, немецкий представитель при румынском генштабе;
Хорст Кигман, полковник;
Вилли Бергман, сотрудник немецкого посольства в Румынии;
Антон Мориан, советник немецкого посольства в Болгарии;
Бернард Рензинхоф, немецкий дипломат;
Эрхард Хилле, солдат немецкой армии;
Эрнст Хубер, связист немецкой разведки в Румынии;
Рудольф фон Хемпель, немецкий советник при румынских войсках.
Я привел их имена, чтобы можно было видеть широкий диапазон невольных свидетелей пребывания Валленберга в Москве.
Вот краткая хронология "московского периода" в жизни и смерти Рауля Валленберга. Он прибыл в Москву 6 февраля 1945 года. Первый его допрос в Лубянской тюрьме состоялся 8 февраля; следующий — 28 апреля. На первом допросе, который вел сотрудник 1-го отделения (допросы военнопленных) 4-го отдела 3-го Главного управления МГБ СССР Яков Сверчук, Валленбергу сказали: "Мы вас хорошо знаем. Вы принадлежите к богатой капиталистической семье Швеции" — и обвинили его в шпионаже. Так рассказал сам Валленберг своему сокамернику Густаву Рихтеру. 29 мая 1945 года Валленберг был переведен в Лефортовскую тюрьму, где его допрашивали два раза — 17 июля и 30 августа 1956 года. 1 марта 1947 года Валленберга вернули на Лубянку; там его допрашивали 11 марта 1947 года и, возможно, ещё раз в марте — апреле (как нам сообщил переводчик, участник допроса).
В Лефортове дипломата дважды — 17 июля и 30 августа 1946 года допрашивал Даниил Копелянский. Если верить воспоминаниям соседей Валленберга, Копелянский заявил шведу, что его дело "совершенно ясное", что это "политическое дело". На вопрос Валленберга, будут ли его судить, следователь ответил: "По политическим причинам вас никогда судить не будут".
Пять допросов за два с половиной года? Да ещё ни одной записи или протокола? Эти сведения коренным образом расходятся с сообщением отставного генерала КГБ Елисея Синицына, которому его некий приятель (он скрылся за инициалами Л. Г.) из Смерша рассказывал, что в начале 1945 года следствие по Валленбергу шло очень интенсивно.
— Для ведения следствия, — рассказал Л. Г., - создана специальная группа следователей, которая проводит допросы беспрерывно конвейерным образом…
Это свидетельство, на первый взгляд, более правдоподобно. Однако оно не подтверждается сообщениями сокамерников Валленберга, где и речи нет о знаменитых беспрерывных допросах, о которых известно по практике прежних политических процессов лубянского ведомства. Валленберг безусловно пожаловался бы на такие допросы. Густав Рихтер, который провел с ним январь — февраль 1945 года, рассказывал, что за это время Валленберга допрашивали только один раз, примерно час — полтора. Это совпадает с тюремным журналом, отметившим лишь допрос 8 февраля. Далее, сам Валленберг жаловался в 1946 году соседу-заключенному Вилли Рёделю, что "сидит целый год без допроса".
Итак, следствием было предъявлено Валленбергу одно лишь требование: он должен признаться в шпионской деятельности.
Против кого — можно было догадаться сразу. Против Советского Союза, против Советской армии-победительницы, дивизии которой громили фашизм, в том числе и в Венгрии. Иначе бы советская военная контрразведка (Смерш) и не должна была бы заняться следствием против гражданина Швеции, кстати, обладавшего дипломатическим иммунитетом. По свидетельствам сокамерников, именно об этом говорил сам Валленберг. Густаву Рихтеру было известно, что в начале февраля 1946 года Валленберг написал заявление начальнику лубянской тюрьмы с протестом против его ареста и заключения. Он ссылался на свое шведское гражданство и свой дипломатический статут, требуя встречи с представителями шведского посольства. Это заявление, по воспоминаниям Рихтера, заключенный камеры 123 вручил дежурному охраны на первом этаже тюрьмы.
Позднее — во время пребывания в Лефортовской тюрьме — летом 1946 года Валленберг написал письмо на имя Сталина, повторив аргумент о своем дипломатическом статуте и требуя допроса и связи с посольством. Как вспоминал Рензинхоф, Валленбергу подтвердили, что его заявление было вручено адресату. На последнем допросе заключенному сказали:
— Лучшим доказательством вашей вины является тот факт, что вами никто не интересуется. Если бы ваше правительство и ваше посольство проявило бы интерес, то они давно бы установили с вами контакт…
Конечно, у Валленберга не было возможности перепроверить это заявление следователя, но оно звучало убедительно. Однако заключенный продолжал отстаивать свой особый статут и, как он сообщил сокамерникам, отказывался отвечать на вопросы следователя.
Но о чем же его спрашивали?
Если собрать все немногочисленные свидетельства, то там содержится лишь одна формула — «шпионаж». Без уточнения — в чью пользу? Вариантов не так уж много. Первый — в интересах немецких спецслужб.
Немецкий агент?
17 марта 1945 года старший следователь 2-го отделения 4-го отдела Управления контрразведки Смерша 2-го Украинского фронта капитан Овчаренко допросил в Будапеште человека, биографические данные которого были кратко изложены капитаном так:
"Томсен Генрих Вольдемарович, 1907 года, уроженец города Осло (Норвегия), норвежец, подданный Норвегии, из служащих, с высшим образованием, беспартийный, заведующий отделом по защите дипломатических интересов Союза ССР шведского королевского посольства в Будапеште".
…Родившийся в Осло в 1907 году, сын шведского дельца и обладатель норвежского паспорта Генрих Вольдемарович учился в Германии, Швейцарии и Франции, жил в Латвии и Англии, затем (с 1939 года) в Норвегии, откуда был как техник вывезен на работы в Германию и очутился в гестапо по подозрению в работе на английскую разведку. После 6 недель заключения освобожденный Томсен оказался в Австрии, а с 1941 года — в Будапеште. Здесь он работал в различных венгерских фирмах, пока в 1944 году не попросился на работу в шведское посольство. Здесь же из-за знания редкого языка — русского Томсена (с благословения Валленберга, как он сам утверждал) делают заведующим отделом дипломатических интересов СССР и советских граждан!
Удивительно, не правда ли? Именно таково было и ощущение первого «Смершиста», в руки которого Томсен попал 17 марта 1945 года. Капитан Овчаренко сразу почуял «жареное». Он допрашивал его более двух суток, тот же оказался довольно словоохотливым и после некоторых проволочек признал, что шведское посольство "фактически проводило деятельность, направленную на подрыв мощи союзных государств, и в частности Советского Союза". 20 апреля и 26 мая допрос продолжили уже в Москве, в Главном управлении Смерша. Обнаружилось, что Томсен охотно "катил телегу" на своих коллег, в том числе и на Валленберга, обвиняя их в шпионской деятельности, направленной против СССР, а Валленберга — в выдаче "охранных документов" не евреям, а эсэсовцам. Впоследствии выяснилось, что Томсен — не норвежец, а немец Герман Гроссхейм-Крысько. Он пробыл в советском плену до 1953 года, после чего очутился в… Кёльне, где в шведском консульстве повторил свою версию о том, что шведское посольство действовало в интересах эсэсовцев и после войны могло превратиться в шпионский центр, предназначенный для работы в "новой Венгрии".
О том, что Валленберга советские органы подозревали в связях с немцами, рассказывал человек, который сразу после войны руководил советской контрразведкой в Центральной Европе, генерал КГБ Михаил Белкин. Он делился своими знаниями со своим другом, генералом Павлом Судоплатовым. Выходило, что ещё во время войны фронтовые органы Смерша получили ориентировку на Валленберга, которого подозревали "в сотрудничестве с германской, американской и английской разведками". Предписывалось установить постоянное наблюдение за ним, отслеживать и изучать его контакты, прежде всего с немецкими спецслужбами. Судоплатов так излагал мне сведения Белкина:
"Я помню, что Белкин говорил мне о нескольких зафиксированных встречах Валленберга с начальником немецкой разведки Шелленбергом".
Судоплатов не высказывал оценок достоверности слов своего коллеги. Точных данных о связи Шелленберга с Валленбергом нет, хотя теоретически они были возможны. Если бы связи были, то шеф разведки СС более определенно упомянул бы о них в своем оправдательном "меморандуме Троза". Зато Судоплатов приводит другой источник версии о немецких контактах шведа. Это уже знакомый нам граф Кутузов-Толстой. Судоплатов со слов Белкина:
