Юлиан Семенов - Межконтинентальный узел
- О преступнике допрашивают, Алексей Карпович. Я пока что спрашиваю о нем как о свидетеле, который расплатился купюрой сотенного достоинства, присланной ЦРУ.
- Нет, но я же чувствую, вы его подозреваете...
- Плохо, если я дал вам основание составить такое мнение... Я не имею права на подозрение, это противозаконно... Скажите, у вас никогда не возникало какого-то неприязненного чувства ни к одному из тех, с кем вы играли у Иванова в преферанс?
- Нет, - сразу же ответил Шумяков. - Это было бы нечестно: приходить в дом, где тебе кто-то или что-то не нравится...
- Поведение ваших партнеров все эти годы было безукоризненным?
- Да... Пожалуй... Впрочем, однажды меня несколько резанула безапелляционность Егора...
- Иванова?
- Да.
- В чем она выразилась?
- Он слишком уж яростно говорил о своем коллеге...
- Яхминцеве?
Генерал взглянул на Славина по-новому, оценивающе:
- Вам и это известно?
- Да.
- Я тогда заметил ему, что не резон так зло говорить о том, с кем работаешь... А Егор ответил, что о гробовщиках мысли он иначе говорить не умеет...
- А Кульков?
- По-моему, Кульков поддержал меня... Правда, он попросил Егора рассказать, какую новую идею Яхминцев закапывает...
- Иванов объяснил?
- Помнится, да... Но он объяснял языком уравнений и формул, это не по моей части. - Генерал вымученно улыбнулся.
- Кульков хорошо ориентируется в том, чем занят Иванов?
- Конечно... Коллеги...
- Но Кульков, как я слыхал, не очень-то котируется как ученый... На докторскую диссертацию так и не потянул.
- Это как раз объяснимо: все время со своим шефом на испытаниях и строящихся объектах, на себя у него просто-напросто нет времени.
- У вас не осталось в памяти чего-либо такого, что удивило, обрадовало или, наоборот, расстроило в характерах ваших партнеров? В их манере себя вести... В поступках, словах, наконец...
- Нет. Я же ответил: если бы меня что-то отвратило от человека, я бы не смог с ним более общаться, такой уж у меня норов... Если рву, то навсегда.
- Вы когда-нибудь фотографировались вместе с партнерами?
- Никог... Погодите, погодите, как раз в пятницу Генн... Кульков принес зеркалку и сделал несколько снимков. С блицем...
- Впервые за все время знакомства?
- Впервые. Полагаю, что впервые... В силу моей профессии я не очень-то разрешаю себя фотографировать...
- Алексей Карпович, пожалуйста, попробуйте восстановить по дням историю вашего знакомства с Кульковым и профессором Ивановым. Это бы очень и очень помогло мне в деле... Что касается вероятия обмена Кульковым мелочи на купюру сторублевого достоинства, я не премину заняться этим сегодня же... И последнее: если он вдруг позвонит вам в течение тех двух часов, пока вы еще не уехали из Москвы, пожалуйста, разговаривайте с ним так, как разговаривали всегда...
- Не обещаю.
- Это необходимо.
- Не обещаю, - повторил генерал. - Сделайте так, чтобы мои телефоны не работали. Я знаю, чего могу обещать, а чего нет.
Полковник Груздев докладывал тихим голосом, глухо покашливая, был, как всегда, несмотря на неудержимо-веселый нрав, нетороплив и обстоятелен:
- Собственно, ничего особенно интересного наблюдение за Кульковым не дало, Виталий Всеволодович. Учреждения, которые он посетил за эти три дня, следующие: Министерство авиационной промышленности, Академия наук, Министерство обороны, Госплан Союза. Фамилии людей, тех, с кем он встречался, приложены, сорок пять человек, в высшей мере уважаемые товарищи. Если он действительно получил сторублевую ассигнацию из ЦРУ и она не попала к нему каким-то шальным образом, чего я отнюдь не исключаю, тогда основные узлы ракетной проблематики Советского Союза будут известны Лэнгли.
- Будут? - переспросил Славин. - Или известны?
- Любой ответ на этот вопрос в настоящее время носит предположительный характер, Виталий Всеволодович.
- Ну и предполагайте. Мне особенно хорошо думается, когда собеседник выдвигает соображения, противные моим.
Груздев с тоской посмотрел на сигарету, которую крутил в пальцах (Славин не курил), и сказал:
- Если считать, что передачи разведцентра ЦРУ неустановленному агенту начались неделю назад, если их интенсивность нарастает день ото дня, значит, в Лэнгли очень торопятся. Это первая позиция. Всю эту неделю совещания в тех министерствах, которые посещал Кульков, заканчивались поздним вечером, к одиннадцати. Во вторник и четверг Кульков вернулся домой около двенадцати, сопровождал академика Крыловского на объекты... Можно предположить, что обмен информацией был назначен на один из этих дней, но Кульков не смог взять в Сокольниках контейнер. Отсюда некоторая паника в стане наших подопечных. Выемка в Сокольниках контейнера людьми Юрса, сопровождавшаяся одновременным в ы б р о с о м трех машин разведки из здания посольства. Такова вторая позиция. Однако третья позиция оказалась для нас проигрышной: коллеги из ЦРУ все же смогли заложить контейнер, а их агент этот контейнер получил...
- Я бы не назвал эту позицию проигрышной, - возразил Славин. - Даже совсем наоборот: благодаря тому что мы поработали с содержимым контейнера, в обращение вышла меченая купюра. Мы получили след: от Иванова - к Кулькову. Если мы соберем неопровержимые доказательства того, что Кульков не сдавал в банк рубли или мелочь, - Славин усмехнулся, - меняя их на престижный с т о л ь н и к - я и такое не имею права исключить, - если ему не одолжил кто-то эту ассигнацию накануне партии в преферанс у профессора Иванова, тогда мы взяли бога за бороду.
- У бога не было бороды, - улыбнувшись, сказал Груздев, - только чуть намеченные усы. Вглядевшись в настоящую иконопись, вы убедитесь, что эта пословица носит несколько богохульский характер...
- Поправка принята, - согласился Славин. - Богохульствовать не есть хорошо. Вношу предложение: ваши люди устанавливают всех тех, с кем жизнь сводила Кулькова за последние двадцать, а то и двадцать пять лет. Я обозначил этот временной отрезок не случайно; как сказал мне Константинов, во время допроса следователем Васильевым инженера Ножкова, проходившего в качестве свидетеля по делу Пеньковского, тот упомянул некоего Гену, который дважды играл в преферанс вместе с полковником, когда тот отдыхал в Сочи: "Молодой парень, кажется москвич, очень предупредителен, фамилия мне не известна". И все. Пеньковский на допросах про этого самого Гену ничего не показал: "Меня окружала тьма людей во время отпуска". Так что Гена тогда завис. Гена - это Геннадий, не правда ли? Если ваше подразделение соотнесет даты отпусков Пеньковского с отпусками Кулькова, просмотрит в Сочи фамилии всех тех, кто отдыхал в ту пору вместе с г о л у б е м, мы, полагаю, сможем внести несколько дополнительных штрихов в портрет Геннадия Александровича. Не находите?
- Дело-то горячее, Виталий Всеволодович, а задача, которую вы ставите, займет уйму времени.
- А я вам уйму времени не даю. Я вам даю два дня. И не более того.
В дверь постучали.
- Занят, - раздраженно бросил Славин. - Чуть позже, пожалуйста!
- Виталий Всеволодович, - голос секретаря Людочки был извиняющимся, генерал Шумяков звонит по ВЧ, крайне срочное дело.
Славин сорвался с кресла, словно мальчик, выбежал в приемную - когда проводил оперативные совещания, все телефоны замыкал на секретариат, - схватил трубку:
- Слушаю, Алексей Карпович!
- Я уже на месте, так что все в порядке, - сказал Шумяков, чуть покашливая. - Звонков от интересующего нас лица не было, а фамилию врача, гомеопата этого самого, у которого одалживал деньги тот, о ком шла речь, я вспомнил: Бензелев Николай Васильевич... "Из Женевы от нашего специального корреспондента"
Переговоры идут за закрытыми дверями; брифинги, которые проводят представители делегаций, отличаются корректной сдержанностью; информация весьма относительна, хотя интерес прессы к результатам встречи крайне высок: в случае если удастся подписать соглашение - помимо того, что мирные отрасли промышленности получат многомиллиардные дотации, ибо космические и ракетные программы, по самым приблизительным подсчетам, стоят ныне не миллиарды, а триллионы долларов, - это будет серьезно способствовать летней встрече лидеров Советского Союза и Соединенных Штатов.
Поскольку члены делегаций отделываются улыбчивыми ответами, смысл которых носит обтекаемый характер, журналисты устраивают свои брифинги в баре Дворца наций, который помнит Литвинова и Чемберлена, Даладье и Геббельса, прибывшего сюда, чтобы объявить о выходе рейха из Лиги Наций; тревожная память середины двадцатого века постоянно с л ы ш и м а здесь - в деревенской тиши уютного города, разбросавшегося на берегу сказочной красоты озера.
Мнения прессы порою кардинально разностны, однако же их отличает нескрываемая п о з и ц и о н н о с т ь.
...Моего собеседника зовут Юджин Кузанни; десять лет назад в пресс-клубе Вашингтона я беседовал с одним из ведущих репортеров столичной газеты. Он рассказывал о том, как ему пришлось воочию узнать нацистский плен; лицо американского коллеги было скорбным, глаза порою застывали, словно бы не могли оторваться от чего-то такого, что невозможно забыть. "Только не пишите мое имя, не надо", - сказал он мне тогда. Это был урок. С тех пор я всегда спрашиваю собеседника, могу ли назвать его; Кузанни ответил: "Должен".
