Юзеф Мацкевич - Катынь
А в 1940 году под Смоленском это могли сделать только большевики.
* * *Комиссия также достоверно установила, что тела были склеены друг с другом, слеплены трупной жижей и особо деформированы под давлением. Эти факты указывают, что тела оставались нетронутыми, никто не мог их стронуть, с того времени как они были сброшены в смертные рвы. Комиссия единогласно признала, что преступление было совершено в 1940 году.
В связи с этим единогласным заключением, в этой главе будет уместно еще раз возвратиться к Нюрнбергскому процессу. Советский обвинитель на этом процессе вызвал свидетелем профессора Маркова из Софии, члена бывшей Комиссии, учрежденной немцами. Марков, прибыв в Нюрнберг из покоренной Советским Союзом Болгарии, дал показания, из которых можно было заключить, что комиссия экспертов действовала и огласила свое коммюнике под нажимом немецких властей. 2 июля 1946 года агентства печати передали из Нюрнберга следующее:
Один из членов так называемой Международной комиссии, учрежденной немцами для расследования катынского преступления, утверждает, что члены комиссии на изолированном аэродроме, оцепленном немецкими солдатами, были принуждены подписать документ, который полностью снимал с Германии ответственность за преступление.
Этот свидетель, профессор Марков из Софии, болгарский член Комиссии, рассказал суду, как немцы пользовались так называемым «психологическим давлением», чтобы получить подписи экспертов на документе, которого эти эксперты никогда не имели возможности прочитать, а тем более написать.
Маркова вызвала свидетелем советская сторона с целью доказать, что не советские, а немецкие власти убили под Смоленском 11 тысяч польских офицеров.
Дальше свидетель рассказал, что Софийский университет командировал его в Комиссию, учрежденную из таких же, как и он, профессоров из государств-сателлитов Рейха. Он прибыл в Катынь 29 апреля 1943 года. Им разрешили обследовать только восемь трупов в течение двух дней, а затем отправили в Берлин. Именно по пути туда всю группу задержали на изолированном аэродроме, и каждый член Комиссии получил для подписи уже готовый акт экспертизы. В акте утверждалось, что трупы в Катыни пролежали в земле по крайней мере три года, т. е. со времени, когда там еще не было немцев. Все члены Комиссии подписали этот документ, хотя и не пришли ни к каким выводам. «У меня не хватило смелости не подписать, — заявил Марков, — хотя, по-моему, дата смерти не соответствовала истине».
Все, что профессор Марков рассказал суду в Нюрнберге, было неправдой. Другие члены Комиссии отвергали показания профессора Маркова в частных беседах, поскольку никто их не вызвал в суд и не просил подтвердить слова профессора Маркова. Нет сомнения, что и сам профессор Марков не рассказал бы ничего подобного, если бы на него не оказывали нажим извне. О том, как действительно выглядела закулисная сторона Международной комиссии экспертов, рассказал профессор Пальмьери из Неаполя:
Комиссия была учреждена в результате отказа Международного Красного Креста принять участие в расследовании. А МКК, как известно, вынужден был отказаться, так как не получил от Советского Союза мандата на право участия в расследовании. Ввиду сложившихся обстоятельств, немецкое правительство решило заняться расследованием в пределах своих собственных возможностей, поручив расследование катынского преступления самым видным в Европе специалистам по судебной медицине. В Комиссию был также приглашен делегат польского правительства, который, однако, приглашением не воспользовался.
Тринадцать делегатов из разных стран собрались в Берлине. Немецкие ученые не приняли участия, и только профессор Бутц, заведующий кафедрой судебной медицины Бреславльского университета, был назначен посредником между Комиссией и немецкими властями.
С самого начала, на предварительном заседании, члены Комиссии единогласно постановили, что расследование будет вестись с исключительно научной точки зрения, не затрагивая никаких политических и полемических моментов. Затем были разработаны вопросы, на которые — и только на них — должна ответить Комиссия:
1. Опознание убитого.
2. Причина смерти.
3. Определение времени смерти.
Следует отметить, что, делая выводы, текст которых составлялся лишь с общего согласия всех членов Комиссии и при совершенно объективно проводившихся исследованиях. Комиссия точно придерживалась вышеуказанной линии.
Члены Комиссии пользовались полной свободой передвижения и получали технические средства, которые могли им понадобиться. Они лично могли спускаться в могилы, чтобы руководить работой по извлечению трупов, в местах и условиях по своему выбору и усмотрению. Одновременно, хотя и отдельно, в Катыни работала Комиссия Польского Красного Креста из Варшавы, которая пришла к тем же выводам.
По возвращении в Берлин Комиссия вручила письменный отчет о своей работе доктору Конти (Conti), начальнику службы здравоохранения Рейха, после чего была распущена. Никакого нажима и никаких указаний с немецкой стороны не было.
Следует отметить, что все члены Комиссии работали совершенно бесплатно. Никто из членов Комиссии не получил ни командировочных, ни гонорара, ни наград, ни академических почестей или какого-либо другого «суррогата» вознаграждения. Им на руки выданы были только билеты, а счета за гостиницы были оплачены без их участия.
Заявление профессора Пальмьери ясно, оно возбуждает доверие, а его правдивость в любое время могут подтвердить другие члены Комиссии, недостижимые для советской власти. Но как официальное общественное мнение, так и еще в меньшей степени компетентные органы союзников, ни до этого, ни после и по сей день — не признали заключение этой Комиссии решением загадки катынского массового убийства. Сам факт того, что в Нюрнбергский трибунал не были вызваны свидетелями все члены Комиссии, которых можно было найти, а давал показания только один из тринадцати, притом именно такой, который, по своей или чужой воле, пытался подорвать доверие к порядочности и добросовестности Комиссии, — достаточно свидетельствует о сознательной тенденциозности по отношению к экспертизе и выводам Комиссии.
Итак, заключение Комиссии не внесло в Катынское дело ничего решающего, а контрнаступление советской пропаганды против этого достигло лишь того, что над разрытой, зловонной землей катынских могил продолжал висеть призрак — вопросительный знак. Однако он не был похож на другие знаки препинания. Точка под ним, казалось, имела форму капли — ибо это была живая кровь, которой он истекал.
Глава 13.БОРЬБА ЗА ТРЕТИЙ ВОПРОС
Дальнейшие уловки немецкой пропаганды. — Пропущенная деталь в отчете Фосса. — Делегация из Польши. — Труп женщины. — Тайна стреляных пистолетных гильз. — Кропотливая работа советских агентов.
Используя ужасающее катынское массовое убийство для пропаганды, запланированной в мировом масштабе, немецкие власти, конечно, понимали, что во всем деле главными остаются три вопроса, на которые нужно ответить:
1. Кто убитые?
2. Сколько убитых?
3. Когда они были убиты?
Ответ на первый вопрос гласил, что жертвы преступления — польские офицеры, и был очевиден; ни одна из заинтересованных сторон и никто во всем мире этого факта не оспаривал и не оспаривает.
На другой вопрос — «Сколько?» — ответили немцы: «От 10 до 12 тысяч». Число это приблизительно соответствовало числу без вести пропавших военнопленных, которых разыскивала польская сторона.
Третий вопрос — «Когда?» — был равнозначен самому главному вопросу: «Кто убил?» Ведь было совершенно ясно, что такую массовую резню не могли осуществить ни один человек, ни группа частных лиц. На это была способна только государственная организация. А ввиду того, что территория, на которой было совершено преступление, переходила из рук одного государства в руки другого, время казни давало возможность установить, какое из этих двух государств несет вину за катынское преступление. И далее: так как советская сторона категорически отвергла возложенные на нее обвинения и в преступлении обвинила немцев, спор временно сосредоточился исключительно на третьем вопросе, на который немецкая пропаганда делала главный упор, оглашая детали расследования.
22 апреля 1943 года, т. е. за два дня до прибытия Международной комиссии, секретарь немецкой тайной полевой полиции Людвиг Фосс (Voss) вручил судье доктору Конраду (Conrad) в присутствии чиновника армейского юридического учреждения Борнеманна (Bornemann) отчет о катынском деле, который можно резюмировать в следующих словах:
