А Волков - Зодчие
Восстание кончилось. Оно было первым предвестником тех великих бурь, которые в последующие века потрясали Русь. Отголоски московской грозы понеслись по стране. Во многих областях народ поднимался против наместников и расправлялся за обиды, что пришлось терпеть в течение многих лет. Кое-где власти сумели своими силами усмирить крестьян, в иные места пришлось посылать войска.
Жук притащил раненого Нечая под тот же навес, где лежал больной Голован. Но друзьям недолго пришлось лежать вместе. От добрых людей Жук узнал, что схваченный Недоля оговаривает множество участников восстания. Нечаю и Жуку грозила казнь, и в тот же вечер они ушли из Москвы. Голована они поручили заботам другой артели скоморохов, которая пришла в Москву в тот день и не была замешана в восстании.
Глава X
ПОСЛЕ ВОССТАНИЯ
Федор Ордынцев участвовал в вылазке Курбского, когда тот попытался усмирить мятежную Москву. Царь послал Ордынцева с князем Андреем неспроста. Привыкший к двуличию бояр, царь Иван не доверял Курбскому и хотел иметь отчет о событиях от верного человека.
Федор видел бесславное отступление князя Андрея и правдиво рассказал о нем царю.
Когда восстание отшумело, Федору довелось присутствовать при решении участи его главарей и зачинщиков.
С молодым спальником Иван Васильевич обращался ласково, но в душе Федора всегда жил страх перед царем. Теперь этот страх получил еще более веские основания: Ордынцев видел неумолимо жестокое лицо царя, когда тот изрекал бунтовщикам смертные приговоры, мстя за трепет, с каким выслушивал вести о московском бунте. Федор видел и казни: погибли сотни главных участников восстания, а наряду с ними и многие оговоренные невинно.
Ордынцев, с самых юных лет состоявший в придворной должности, человек начитанный и умный, понимал, что московский бунт повлечет за собой большие государственные преобразования. Ведь восстание показало, что народная мощь крайне опасна для верхушки общества, стоящей у власти. Силы немногочисленной кучки князей и бояр-кормленщиков были ничтожны.
Откровенно беседуя со своим шурином Степаном Масальским, Федор как-то сказал:
- Боярское время ушло. Пусть предки бояр когда-то сидели на княжеских уделах - народ про то позабыл. Вот мы с тобой, Степа, без малого полтора десятка лет при дворе, многое видели. Видели, как грызлись за власть Шуйские, Бельские, Глинские... А народ за их спиной стоял? Шуйские - потомки суздальских князей, а разве суздальская волость хоть раз поднялась за них?
- Не припомню такого дела, - признался Степан. - Бывал я в Суздале, там народ Шуйских терпеть не может...
- Как и Бельских, как и Глинских, как и всех кормленщиков, - подхватил Ордынцев. - У всех этих великих господ и жадность великая. Вот мы, дворяне, довольствуемся малым. Есть у меня деревенька, что за мной после отца закрепили, - мне того и достаточно. Таков же и ты, и Кеша Дубровин, и Василий Голохвастов... Да нас таких неисчислимо, и ежели царь даст нам силу, крепка будет и его власть...
Думы и надежды дворянства не укрылись от Ивана Васильевича, который и сам понимал, что только сильное дворянство может стать опорой царской власти.
Во главе нового правительства стали благовещенский поп Сильвестр и думный дворянин98 Алексей Адашев.
Попа Сильвестра Федор Григорьевич знал хорошо: Сильвестр еще до большого пожара бывал во дворце у Ивана Васильевича. Читал Ордынцев и сборник поучений русскому человеку - "Домострой", составление которого молва приписывала Сильвестру.
Став во главе правительства, властный и честолюбивый Сильвестр пытался обращаться и с царем Иваном в духе "Домостроя", требуя совершенного повиновения.
Алексей Федорович Адашев происходил из среднепоместного дворянского рода. Неизвестно, как выдвинулся Адашев на такую видную роль, не соответствовавшую, по тогдашним понятиям, его незнатному происхождению. Но дело свое он выполнял умело, с блеском. Адашев взял на себя две важнейшие отрасли управления: он ведал внешними сношениями и государственной казной.
Новое правительство - Сильвестр, Адашев и их ближайшие помощники и советники составили так называемую "Избранную Раду"99. Эта Рада пользовалась таким огромным влиянием, что без ее согласия царь не проводил ни одного важного мероприятия.
Поп Сильвестр и неродовитый дворянин Адашев нуждались в сильной поддержке; они привлекли тех крупных бояр, которые сознавали, что создавшееся положение требует некоторых уступок дворянству. Первым из таких бояр оказался честолюбивый Андрей Михайлович Курбский, потомок князей владетелей Ярославля. Курбского сблизили с царем большая начитанность и красноречие. Много лет Курбский был любимцем царя Ивана100.
Мечты Федора Ордынцева, Степана Масальского и других молодых дворян сбылись в 1550 году. В этом году была составлена так называемая "Тысячная книга", в которую внесли тысячу семьдесят восемь избранных дворян. Отбор производился очень тщательно: люди попадали в "Тысячу" за собственные заслуги или за дела отцов.
Попали в "Тысячу" и Федор Ордынцев, пожалованный в стольники, и Степан Масальский. Тысячников называли "лучшими государевыми людьми". Им дали поместья под Москвой. Из них впоследствии назначались военачальники, наместники областей, судьи, послы в иноземные государства... Многие блага получили тысячники, но многое и требовалось от них: они должны были быть всегда готовы "на посылки" и обязывались нести государеву службу, не щадя живота.
Многие преобразования той поры вели к усилению центральной власти, и, однако, дело не было доведено до конца. Причиной тому - двойственность положения Избранной Рады.
Избранная Рада хотела бы усилить самодержавную власть и дать ей опору в лице сильного, сплоченного дворянства, обеспеченного землей, единственным занятием которого являлась бы служба государству. Но члены Избранной Рады в большинстве были крупные бояре, потомки удельных князей, подобно Курбскому. Довести реформу до конца - означало для них лишиться земли, подорвать собственное влияние и свою силу в государстве, опуститься до мелких вотчинников, на которых они смотрели с презрением.
Знатные члены Избранной Рады сумели это предотвратить и сохранили за крупными боярами громадные поместья. Так, еще в 70-х годах XVI века князь И. Ф. Мстиславский был полновластным владельцем укрепленного города Венева, где содержал собственное войско с пушками.
Узкие интересы ничтожной кучки высшего боярства помешали довершить важные мероприятия, способствовавшие усилению государства, правда за счет увеличения гнета, лежавшего на простом народе.
Централизация государства была проведена полностью позднее, в годы опричнины, когда Иван Васильевич взял правление в свои руки.
Глава XI
ХОРОМЫ ОРДЫНЦЕВА
Москва после великого пожара строилась. По всем дорогам спешили в Москву крестьянские роспуски, а на них лежали обтесанные и перемеченные бревна: мужики везли в столицу готовые срубы.
На Руси каждый мужик был плотник: за большим искусством не гнались, а немудреную избу поставить мог всякий. И вот застучали топоры на сотни верст вокруг Москвы и заскрипели по проселкам обозы.
В несколько дней вырастали на месте сгоревших целые улицы. Хозяин вместе с приезжим мужиком ставил сруб обязательно на том же месте, где и прежде стояла изба; укрепляли стропила, накрывали кровлю кто тесом, а кто и соломой. Приходил запыхавшийся, косматый поп, наскоро бормотал молитвы, тыкал голик101 в чашу со "святой" водой, брызгал по углам, кропил склоненные головы хозяев. Это называлось: молебен с водосвятием; без этого обряда ни мужик, ни боярин не вселялись в новое жилье.
На старых пепелищах вновь расцветала жизнь.
У купцов и бояр так быстро дело не налаживалось - им требовались богатые хоромы. Но и на это находилось на Руси много мастеров. Прослышав о небывалом пожаре, из разных областей стекались в Москву артели плотников и каменщиков; всем хватало работы.
Вновь многолюдны стали московские улицы; с утра до вечера шумел народ на торговых площадях; снова потянулись в Москву купцы с товарами из далеких стран...
Неистребимый город Москва, необычайна его жизненная сила, с чудесной быстротой залечивает он самые тяжкие свои раны.
* * *
Семья Ордынцевых оплакивала гибель Григория Филипповича. Но жизнь не стоит на месте: надо было восстанавливать двор, благо старик спас золото. Отцовское поместье приказ закрепил за Федором Ордынцевым.
От отца Федор Григорьевич перенял пристрастие ко всему псковскому; для постройки хором он решил выписать каменщиков из Псковщины. Молодой стольник решил послать за мастерами Тихона Верхового.
Тихон выразил большую радость, что выбор боярина пал на него, и усердно начал сборы. Но накануне дня отъезда он вывихнул ногу, споткнувшись о бревно. Мужик орал диким голосом, когда его несли в наспех построенную людскую, и никому не позволял притронуться к искалеченной ноге. Впрочем, когда в Псков послали другого, нога у Тихона зажила удивительно быстро.
