А Волков - Зодчие
Много жертв унес великий московский пожар. По словам летописца, более тысячи семисот человек погибло в огне.
Глава IX
ГРОЗНЫЕ ДНИ
Прослышав о московском пожаре, артель деда Силуяна поспешно двинулась в Москву из-под Коломны. Настоял на этом Лутоня, которому показалось, что настало время расплатиться с Вяземским за свое увечье, за разбитую жизнь.
Как мелкие ручейки соединяются в речки и реки и потом вливаются в море, так со всех сторон стремились в Москву кучки нищих, скоморохов, артели строителей и просто любопытные люди, которым хотелось поглазеть на небывалое зрелище: огромный город, выгоревший почти дотла.
Чем ближе к Москве, тем гуще шли по дорогам народные толпы, с неумолчным гулом разговоров.
В одном из больших сборищ гремел бас Лутони. Слепец в сотый раз рассказывал людям, как он по оговору тиуна безвинно лишился глаз.
- Пришло время посчитаться с лиходеями-боярами! - говорил Лутоня при бурном одобрении слушателей. - Не иначе как они Москву сожгли!
- А зачем, дяденька? - робко спросил светловолосый певун Савося.
- Зачем? - сердито переспросил Лутоня. - Затем, что им, злодеям, людское горе слаще медового пряника. Иной бедняга, что все пожитки на пожаре потерял, постоит-постоит на пепелище, хлопнет руками об полы, да и пойдет продаваться к боярину в кабалу!
- А ведь верно! - ахнули в толпе.
- Чего вернее! Мудрый слепец!
- Ах и злое же это, братцы, семя - бояре! Искоренить бы их! - вздохнули в толпе.
- Затем и идем на Москву! - уверенно отчеканил Лутоня.
Многотысячные толпы пришельцев заполнили московские площади и пустыри, перемешавшись с погорельцами, ютившимися под открытым небом. На каждом свободном клочке земли раскинулись таборы наподобие цыганских. На тех, кто сумел устроить себе палатку или навес из рядна95, смотрели с завистью: это уж было какое-то подобие жилья. Большинству ложем служила земля, а покрывалом - облака, благо погода была летняя, теплая.
Близ таборов невесть откуда взявшиеся торгаши продавали съестное: бублики, пироги, соленую рыбу... У кого не было денег, расплачивался одежонкой и всякими вещами, сохранившимися от пожара.
С утра и до поздней ночи кипела Москва. Слухи, возникавшие в одном конце города, мгновенно передавались повсюду; около нищих и скоморохов собирался народ, жадный до новостей.
Молва о том, что Москву выжгли бояре, становилась все увереннее, многим она уже казалась непреложной истиной. Нашлись десятки людей, которые, объявляя себя очевидцами, рассказывали, почему возник пожар.
- А получилось это дело, братцы, так, - вдохновенно повествовал высокий кривой детина, давний недруг Нечая, пристав Недоля. - Литвинка Анна96 с сыновьями раскопали могилы, вытащили из мертвецов сердца, положили их с бесовскими заклятьями в воду и той водой кропили Москву. И где покропят, там сейчас и занимается...
- От воды? - усомнился подгородный мужичок с кнутом за поясом - только и осталось у него от лошади с телегой, уведенной в суматохе.
- Так вода-то какая? - победоносно сказал Недоля. - Не простая вода, а колдовская. Скажи, - наступал он на собеседника: - у тебя хватит духу пойти на кладбище и из мертвых сердца вырезать?
- Ну что ты, Христос с тобой! - испуганно попятился мужичок. - Да разве православный человек на такую страсть решится?
- То-то и оно, а споришь! Православному это великий грех, а литвины они ведь не нашей веры...
- И ты сам видел? - допытывались другие слушатели.
- Лопни мои глаза! Чтоб мне отца-мать не увидеть!..
Слухи о волшебстве Глинских бежали по Москве, как огонь в сухой траве.
Кому выгодно было обвинить в великом злодеянии Глинских? Их старинным врагам Шуйским, потерпевшим несколько лет назад поражение в борьбе за власть.
Недоля и другие наймиты Шуйских сеяли по Москве смуту, которая, по замыслу ее вдохновителей, должна была обрушиться на партию Глинских.
Шуйские рассчитали плохо. Народный гнев копился давно, и не против одних Глинских, а против всего боярства, всех угнетателей. Народ помнил, что и при Шуйских ему жилось ничуть не легче, чем при Глинских: те и другие были одинаково ненавистны.
В воскресенье, 26 июня, в Кремле, на Соборной площади, яблоку негде было упасть: так заполонили ее черные люди97.
Народ собрался не случайно: сторонники Шуйских накануне распространили молву, что в этот день после богослужения будут всенародно изобличены виновники злодейского поджога Москвы.
Дюжий Недоля тоже был на площади, окруженный сообщниками. Дед Силуян жался к стенке, охраняемый от натиска толпы богатырской фигурой Лутони, который не стеснялся пускать в ход кулаки, если люди слишком напирали. Были там и Нечай с Жуком. Нечай, по обыкновению, сыпал злыми прибаутками, язвившими бояр без различия партий.
Нетерпение толпы достигло предела, послышались злые выкрики:
- Когда ж до дела дойдем?
- В этой давке стоючи, живота лишишься!
- Эй, там, передние, покричите попам, пускай побыстрее служат!..
Вдруг толпа заколыхалась, теснясь вперед; на соборную паперть вышли из храма бояре в пышном одеянии.
Тучный Иван Петрович Челяднин выступил вперед и поднял руку, призывая народ к молчанию. На площади стало тихо.
- Православные! - начал Челяднин. - Посланы мы царем Иваном Васильевичем вызнать правду про злоумышление, коим стольный город Москва сожжен. И вы, люди русские, кому про то черное дело ведомо, не боясь сильных и знатных, объявите истину, как на страшном суде господнем...
Все было странно в этом выступлении царского посланца: как можно узнать правду о причинах пожара (если он даже и не возник случайно, как и было в действительности) у многотысячной толпы, накаленной яростью, настроенной по преимуществу против Глинских! Но никто как будто не замечал несообразности дела, а бояре Челяднин, Федор Скопин-Шуйский и другие политические противники Глинских, явившиеся в тот день перед народом, поставили себе двоякую цель. Прежде всего им хотелось сломить силу Глинских, уничтожить их главарей: для этого и был пущен нелепый слух о колдовстве; летопись называет Челяднина и Скопина-Шуйского в числе распространителей этого слуха. Другой же их целью было разрядить народный гнев в определенном направлении.
"Пусть поплатятся Глинские, - думали Шуйские и их сторонники. - Сорвет народишко злобу и на том успокоится..."
Челяднин окончил свою недолгую речь. Молчание толпы прервал злобный выкрик Недоли:
- Я, православные, знаю правду-истину! Волхвовала царева бабка Анна Глинская да дети ее, царевы дяди! Вон один стоит, побелел от нечистой совести!
Недоля грозно указал пальцем на князя Юрия Глинского, который стоял на паперти в толпе бояр.
Юрий действительно побледнел и отступил в задние ряды, стараясь укрыться за широкой спиной Федора Ордынцева. Молодой спальник слышал, как бешено бьется сердце вплотную прижавшегося к нему Глинского. А князю Юрию стал совершенно ясен коварный умысел Челяднина, подбившего его показаться толпе.
- Коли будешь прятаться, князь, - говорил лукавый царедворец, - хуже будет. Поверит народ злым толкам, и тогда от него не укроешься. А так-то, с чистой совестью, чего бояться?..
Теперь князь Юрий стоял лицом к лицу со смертью. Пылающие яростью лица, злобно поднятые руки...
"Бежать! Укрыться в святом храме!.. Туда не посмеют ворваться убийцы..."
Юрий убежал в собор. Вслед ему понесся злобно-торжествующий рев Недоли, подхваченный сотнями голосов:
- Повинен в волшебстве! Сознал свою вину!
- Колдуну божий храм - не убежище!
Толпа ринулась на паперть Успенского собора. Челяднина и других бояр грубо оттеснили, хотя они только для вида сопротивлялись людскому натиску. Один пылкий Федор Ордынцев попытался задержать нападающих и был сброшен с паперти, помятый, истерзанный, в разорванном кафтане.
Юрий Глинский был убит, и труп его выбросили на всеобщее поругание.
- Так и всем злодеям достанется! - шумела толпа.
Слепой Лутоня расспрашивал людей, не видно ли среди бояр князя Лукьяна Вяземского, и очень огорчился, узнав, что его нет на площади.
- Разыщу же я его, ирода! - злобился Лутоня.
Весть о том, что царев дядя Юрий Глинский жизнью расплатился за свои злодеяния, молниеносно распространилась по Москве. Она воодушевила многих робких, которые еще не решались открыто выступить против бояр.
Казнь Глинского показала, что и на знатных есть управа, что народ сильнее кучки бояр и их приспешников. Пламя бунта с каждым часом разгоралось все сильнее.
Тысячные толпы, вооружившись топорами, вилами, дрекольем и дубинами, рассыпались по Москве. Клевреты Шуйских, шныряя среди восставших, старались направить их против сторонников Глинских. Люди Глинских - холопы, слуги и просто приверженцы - гибли сотнями.
Но этим дело не ограничилось. Шуйские, как в сказке, выпустили грозного духа, с которым не в силах были справиться.
