Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской Империи. Том 1

Хотя чрезмерной обширности империй нередко приписы­вали много зол, частью с некоторым основанием, частью из склонности к декламации, однако нельзя не сознаться, что могущество Рима имело некоторые благодетельные послед­ствия для человечества, так как то же самое удобство взаим­ных международных сношений, которое способствовало рас­пространению пороков, способствовало и распространению улучшений в общественной жизни. В более отдаленные века древности мир был разделен неравномерно. Восток с незапа­мятных времен был знаком с искусствами и с роскошью, тог­да как Запад был населен грубыми и воинственными варва­рами, которые или пренебрегли земледелием, или не имели о нем никакого понятия.

Под охраной прочно установленного правительства как продукты более благоприятного климата, так и ремесленные произведения более цивилизованных народов мало-помалу проникали в западные страны Европы, а жители этих стран находили в удобствах и выгодах торговли повод, чтобы раз­водить первые из них и улучшать вторые. Было бы почти не­возможно перечислить все продукты животного и раститель­ного царства, которые были мало-помалу ввезены в Европу из Азии и Египта, но краткое указание главных из них ед­ва ли можно считать несовместимым с достоинством и еще менее с пользой исторического сочинения.

1. Почти все цветы, травы и фрукты, растущие в наших ев­ропейских садах, иностранного происхождения, которое не­редко видно из их названий; яблоки были природным италь­янским продуктом, и, когда римляне познакомились с более деликатным ароматом абрикосов, персиков, гранатовых яб­лок, лимонов и апельсинов, они дали всем этим новым фрук­там общее название яблок, отличая их друг от друга допол­нительным эпитетом, обозначавшим их родину.

2. Во времена Гомера виноград рос в диком виде на острове Сицилия и, вероятно, на соседнем континенте, но он не был улучшен искусным возделыванием, и из него не умели де­лать напитка, приятного для вкуса диких туземцев. Лет через тысячу после того Италия могла похвастаться, что из восьмидесяти сортов самых лучших и самых знаменитых вин более нежели две трети были продуктами ее почвы. Уме­ние приготовлять этот благотворный напиток скоро перешло в Нарбонскую провинцию Галлии, но холод был так силен к северу от Севеннских гор, что во времена Страбона сущест­вовала уверенность, что в этой части Галлии виноград не мо­жет дозревать; однако это затруднение удалось мало-по­малу преодолеть, и мы имеем некоторое основание полагать, что бургундские виноградники так же древни, как век Анто­нинов.

3. Разведение оливкового дерева на Западе развивалось по мере того, как водворялся мир, для которого это дерево слу­жило символом. Через двести лет после основания Рима ни Италия, ни Африка не были знакомы с этим полезным расте­нием; оно было натурализовано в этих странах и впоследствии проникло внутрь Испании и Галлии. Древние вообража­ли, что оно может расти только при известной степени тепла и не иначе как вблизи от моря, но это заблуждение было ма­ло-помалу уничтожено предприимчивостью и опытом.

4. Возделывание льна было перенесено из Египта в Галлию и обогатило всю страну, хотя и могло служить причиной обеднения тех местностей, где сеялся этот продукт.

5. Искусственное разведение травы вошло в обыкновение как италийских, так и провинциальных земледельцев, и в особенности разведение клевера, который получил свое название (Lucerne) и вел происхождение из Мидии. Обеспе­ченный запас здоровой и обильной пищи для скота во время зимы увеличивал число стад и табунов, которые в свою очередь способствовали плодородию почвы. Ко всем этим улучшениям можно присовокупить деятельную разработку копей и рыбную ловлю, которые, доставляя занятие множеству ра­бочих, вместе с тем увеличивали наслаждения богачей и средства существования бедняков. В прекрасном сочинении Колумеллы описано цветущее состояние земледелия в Испа­нии в царствование Тиберия, и мы со своей стороны можем заметить, что бесхлебица, которой так часто страдала ре­спублика в своем детстве, почти вовсе не была знакома об­ширной Римской империи. Неурожаю в одной из провинций немедленно помогал достаток более счастливых соседей.

Земледелие есть основа ремесленного производства, так как натуральные продукты служат материалами для произ­ведений искусства. В Римской империи труд деятельного и искусного работника непрестанно употреблялся в разнооб­разных видах на удовлетворение нужд богачей. Любимцы фортуны соединяли в своей одежде, пище, жилищах и меб­лировке самые изысканные удобства, изящество и пыш­ность, какие только могли льстить их чванству или удовлет­ворять их чувственность. Моралисты всех веков давали этой изысканности отвратительное название роскоши и подверга­ли ее самому строгому осуждению; и действительно, челове­ческий род, вероятно, был бы и более добродетелен, и более счастлив, если бы все люди имели необходимое для жизни и никто не имел бы излишка. Но при теперешнем несовершен­ном положении общества, хотя роскошь и возникает от поро­ка или от безрассудства, она все-таки едва ли не единствен­ное средство, с помощью которого можно исправлять нерав­номерное распределение собственности. Деятельный работник и искусный художник, не получившие никакой доли в пользовании землей, собирают добровольную дань с вла­дельцев этой земли, которые, со своей стороны, стараются из личных интересов лучше возделывать свои владения, спо­собные доставлять им средства для приобретения новых на­слаждений. Это обоюдное влияние сказывается в том или другом виде в каждой стране, но в римском мире оно дейст­вовало с особенной силой. Средства провинций истощились бы очень скоро, если бы производство и продажа предметов роскоши не возвращали предприимчивым жителям провин­ций тех сумм, которые вымогались у них оружием и могуще­ством Рима. Пока такая торговля не выходила за пределы империи, она придавала политическому механизму усилен­ную деятельность, и ее результаты, нередко благотворные, никогда не могли сделаться вредными.

Но сдержать роскошь в пределах какого-либо государства - дело вовсе не легкое. Самые отдаленные страны древнего ми­ра принимали участие в удовлетворении пышности и прихо­тей Рима. Леса Скифии доставляли дорогие меха. Янтарь до­ставлялся сухим путем с берегов Балтийского моря к берегам Дуная, и варвары были удивлены, что им платили так дорого за такой бесполезный предмет. Значительно было требова­ние на вавилонские ковры и другие мануфактурные изделия Востока, но самая важная и самая популярная торговля ве­лась с Аравией и Индией. Каждый год, около времени летне­го солнцестояния, флот из ста двадцати судов выходил в мо­ре из Миос-Гормоса - египетского порта на Красном море. Благодаря периодическому содействию муссонов он пере­плывал океан почти в сорок дней. Берега Малабара и остров Цейлон были обычной целью его плавания; на тамошних рынках ожидали его прибытия купцы из самых отдаленных стран Азии. Возвращение египетского флота назначалось в декабре или январе, и лишь только его богатый груз был пе­ревезен на верблюдах от берегов Красного моря до Нила и спущен по этой реке до Александрии, его немедленно от­правляли в столицу империи. Предметы восточной торгов­ли, блестящие с виду, но в сущности бесполезные, заключа­лись в шелке, один фунт которого считался равным по цене фунту золота, в драгоценных каменьях, между которыми жемчуг занимал первое место после бриллиантов, и в раз­личных благовонных веществах, употреблявшихся при богослужении и при погребальных церемониях. Трудности и опасности морского переезда вознаграждались почти неверо­ятными барышами, но эти барыши извлекались из кармана римских подданных, и немногие частные люди обогащались за счет публики. Так как жители Аравии и Индии довольст­вовались продуктами и мануфактурными произведениями своей собственной страны, то со стороны римлян серебро бы­ло если не единственным, то главным орудием обмена. Да­же важность сената не помешала ему выразить свое неудо­вольствие по поводу того, что при покупке женских украше­ний государственное богатство безвозвратно переходит в руки чужеземных и враждебных народов. Один любозна­тельный, но очень разборчивый писатель высчитал, что та­ким образом ежегодно терялось более 800 000 ф. ст. В его словах слышалось неудовольствие человека, предвидевшего в будущем бедность. А между тем если мы рассмотрим, какое было отношение между количеством золота и количеством серебра во времена Плиния и какое в царствование Констан­тина, то мы найдем, что в эту последнюю эпоху разница значительно увеличилась. Так как нет ни малейшего основа­ния предполагать, чтобы золото сделалось более редким, то для нас очевидно, что менее редким сделалось серебро, что, как бы ни было велико количество товаров, доставлявшихся из Индии и Аравии, оно вовсе не истощало богатств империи и что рудники с избытком удовлетворяли требования торгов­ли.