Артем Драбкин - 22 июня. Черный день календаря.

А командир с НП требует по телефону:

— Лисяк, правее 0.15, три снаряда — огонь! По­чему не стреляет четвертое орудие?

Батарея продолжает стрельбу тремя орудиями. Стреляем уже несколько часов. Стволы накалились, краска пузырится на стволах. Масло перегрелось в откатном устройстве и пробивается через винты. Превышен предел нагрузки на стволы. Могут при выстреле взорваться. Старший на батарее лейте­нант Лисюк докладывает комбату на НП. Тот долго молчит, потом неохотно произносит: «Отбой».

Этот бой был первым в моей жизни, поэтому я его помню во всех деталях.

Подбирают убитых. Наибольшие потери среди подносчиков и бойцов боепитания, подвозивших снаряды. Они за отсутствием лопат не могли вырыть себе ровиков, прятались при обстреле за ящики или бежали с огневой, но их догоняли осколки от рву­щихся снарядов. Это были преимущественно мо­билизованные, и их фамилий я не знаю.

Странная установилась тишина, все почему-то

предпочитали говорить шепотом. 

Подъехала полевая кухня и встала недалеко в овражке. Посланный с кучей котелков за едой (тер­мосов тогда еще не было) из любомльских Яшка Крамер, наполнив вермишелью все котелки, почти вылез из овражка, но его настиг случайный немец-? кий снаряд и разорвался у ноги. Яшку облепило го­рячей вермишелью, отбросило в сторону, но хоть бы один осколок задел его самого. Вот бывают же удивительные случаи на войне!

Комбат звонит с НП и говорит Лисяку: «Сверты­ваю НП. Меняем огневые». Лисяк командует: «Пе­редки на батарею!» Мы застыли в ожидании — куда поедем?

Вперед, значит, наши наступают. Назад, значит, отступают. Батарея построилась в походную колон­ну и выехала на дорогу.

Женщины угощают отступающих бойцов молоком.

Лисяк, ехавший в голове колонны, повернул направо. Вперед! Проехав несколько сотен мет­ров, колонна остановилась. Лисяк с командира­ми орудий пошли осматривать место. Значит, ни вперед, ни назад, просто смена огневых пози­ций».

62-я стрелковая дивизия полковника М.П. Ти­мошенко боевые действия в течение 22 июня вела в основном на своем левом фланге, к северу от Устилуга. Положение дивизии осложнялось тем, что она вступила в бой в неполном составе: один ее полк (104-й) находился в корпусном резерве в рай­оне Подгородно, Хоростков, а в 306-м стрелковом полку полковника Гавилевского в наличии оказалось только два батальона, так как один батальон был оставлен в Луцке для несения караульной службы.

Первым действительно неприятным сюрпри­зом для немцев стали действия 41-й стрелковой ди­визии 6-й армии, находившейся южнее направле­ния главного удара немецких войск. Части этого со­единения под командованием генерал-майора Г. Н. Микушева совместно со сводными подразделени­ями пограничников на 8-километровом участке вторглись на территорию Германии (точнее, терри­торию оккупированной Германией Польши) на глу­бину более чем в 3 км. В журнале боевых действий группы армий «Юг» это объясняется следующим образом: «262-я п[ехотная] д[ивизия] оказалась подвержена «боязни противника» и отступила. Во­сточное крыло корпуса, несомненно, находится в состоянии тяжелого кризиса. Это положение будет исправлено за счет того, что в течение ночи 296-я пехотная дивизия будет введена между боевыми порядками 24 и 262-й пехотных дивизий». Началь­ник штаба 17-й армии даже запросил переброску на помощь 295 и 24-й дивизиям 13-й танковой ди­визии. С другой стороны, помимо успеха дивизии Г.Н. Микушева, в первый день была заложена и «ахиллесова пята» построения 6 армии. Для при­крытия правого фланга армии из района Жолкев на фронт Белз, Угнув была выдвинута 3-я кавале­рийская дивизия. Согласно плану прикрытия кава­лерийское соединение, не предназначенное в силу своей организационной структуры занимать ста­тичный фронт обороны, должно было оборонять этот участок только до третьего дня мобилизации. Далее предполагалось, что 3-ю кавдивизию сме­нит 159-я стрелковая дивизия, «приняв его (учас­ток обороны.— А.И.) от 3-й кав[алерийской] диви­зии с 5 часов 3-го дня действий. Однако смены ка­валерийской дивизии не произошло ни в первый день войны, ни в третий. Именно через ее фронт немцы впоследствии ввели в бой 9-й танковую ди­визию. Но это произошло не 22 июня, а гораздо позже.

В первый же день началось и раздергивание механизированных соединений. Не зная масшта­бы немецкого наступления, командарм-6 И.Н. Музыченко бросил навстречу ему совершенно нич­тожные силы. В середине дня штаб 6-й армии при­казывает командиру 4-го механизированного кор­пуса выделить два батальона средних танков от 32-й танковой дивизии и один батальон мотопе­хоты для уничтожения противника в районе Радзехова.

Вот как описывает события начальник штаба 63-го танкового полка этой дивизии А.В.Егоров: «Раз­вернувшись, колонна тронулась, по сути дела, в об­ратный путь. Тридцатьчетверка, в которой я оказал­ся по приказу командира корпуса, шла за машиной Жеглова. В Т-34 я впервые. В разведбатальоне, ко­торым командовал до прибытия в полк, таких ма­шин еще не было. Внимательно присматриваюсь к экипажу, к тому, как ведут себя люди, как выполня­ют свои обязанности. Все идет, на мой взгляд, нор­мально. Сожалею об одном: водить этот танк, стре­лять из него мне не довелось. А как это надо теперь!

Колонна продолжает марш. В танке жарко и пыльно — летний день вступает в свои права. Я сижу на днище машины, смотрю на лампочки, что непре­рывно мигают на приборном щите, прислушиваюсь к шуму двигателя и трансмиссии, а мысли об од­ном — о предстоящем бое. На душе тревожно. За­дача, поставленная нам, — недостаточно опреде­ленная. Указано лишь направление движения и пункт, из которого предстоит выбить противника. Кто впереди нас, с кем взаимодействовать в бою — неизвестно.

Пытаюсь мысленно представить положение на государственной границе. Я знал, что стосорокакилометровый участок от Крыстынополя до Радымно прикрывают два погранотряда, 41, 97, 159-я стрелковые и 3-я кавалерийская дивизии. Они дол­жны быть впереди нас. Удалось ли им своевремен­но выйти на свои рубежи? Какую задачу выполня­ют сейчас? Может быть, кое-что выяснит началь­ник полковой разведки лейтенант Корж, которо­го мы выслали вперед? Как нужны сейчас хотя бы самые общие сведения о противнике... Механик-водитель сбавил скорость и резко затормозил.

— В чем дело? — кричу командиру экипажа.

— Воздух, — отвечает он.

Открываю люк. Дневной свет на мгновение ос­лепляет, но в ту же минуту замечаю, как далеко впе­реди, на дороге, на обочинах, поднимаются черные клубы дыма. Это взрывы бомб. Самолеты все бли­же к нам. Остроносые, с немного приподнятыми крыльями, они нависли над танковой колонной, и один за другим сбрасывают свой страшный груз. Грохот, свист, огонь, дым...

Над машиной командира полка мелькнули флажки: «Вперед! За мной!» Она круто разворачи­вается на месте, неуклюже переползает придорож­ную канаву и, набирая скорость, идет в сторону леса. Наш танк двигается следом. Я успел осмот­реться. Вот справа пойма реки Шкло. Значит, мы западнее Яворова. На дороге горят транспортные машины, рвутся боеприпасы, неподвижно застыли несколько танков, поврежденные при бомбежке. Немецкие самолеты неторопливо разворачивают­ся, и снова вой, грохот...

На политзанятиях. Бойцы тылового подразделения знако­мятся с речью Молотова.

Мы уже приближались к лесу, когда вдруг спра­ва и слева от нас начали рваться снаряды. Машина командира полка резко увеличила скорость и выш­ла из-под обстрела. Я передал механику-водителю: следовать за Жегловым. Чтобы понять происходя­щее, открываю люк. Первое, что заметил, — груп­пы наших пехотинцев. Неужели отступают?

Танк Жеглова остановился. Командир полка вы­шел из машины, подозвал одного из бойцов. Оста­новились и мы. Я услышал обрывок фразы: «...про­рвались немецкие танки».

— Где они? —спрашивает Жеглов.

— Там, у леса... Идут сюда...

К машине командира подкатывает запыленный броневик. Из него выпрыгивает лейтенант Корж и бежит к Жеглову.

Его танковый шлем расстегнут, слегка сдвинут на затылок. Лицо разгоряченное, озабоченное.

— Товарищ майор, — докладывает Корж, — взвод разведки захватил пленного.

— Что узнали? — нетерпеливо спрашивает Жеглов.

— Пленный из 68-й пехотной дивизии, захвачен в районе деревни Краковец.

— Что еще удалось узнать? — опять торопит Жеглов.

— Больше ничего, товарищ майор. На вопросы отвечать не хочет. Только и твердит: «русс капут» и «хайл ь Гитлер»...

Жеглов стиснул зубы и, бросив взгляд в мою сто­рону, приказал:

— Пленного отправьте в штаб дивизии. О результатах допроса доложите потом. Что еще успели заметить разведчики в районе деревни Краковец?

— Продвигаются немцы, — замялся Корж. — Танки, артиллерия, пехота...

Впереди снова усилился артиллерийский огонь. Связываемся с командирами батальонов. Они док­ладывают: вступили в бой. Несколько снарядов ра­зорвалось недалеко от нас. Один так близко, что меня обдало горячей волной. Как по команде, мы с Жегловым бросились к танкам. Наши машины дви­нулись вперед, к пойме реки Шкло. Беру у коман­дира танка наушники, переключаю на себя, прислу­шиваюсь. Вот сквозь вой и грохот прорывается хриплый голос: