Андрей Буровский - Столица на костях. Величие и проклятие Петербурга

Московия считала себя вовсе не одним из государств русского народа и не одним из преемников киевско-новгородской Руси. Московия считала себя ЕДИНСТВЕННЫМ преемником и единственным «правильным» государством русских.

Москва очень нервно относилась к тому, что Великое княжество Литовское и Русское называло себя таким образом, а Великий князь Литовский и Русский называл себя государем русских. Так и нервничали до разделов Речи Посполитой в конце XVIII века, до уничтожения «проклятых конкурентов».

Москва уничтожила Новгород, а до последних вольных новгородцев добралась, завоевав шведские области Прибалтики.

Москва «собирала» русские земли, уничтожая всякую возможность политического плюрализма: всякий русский должен быть подданным Москвы!

Москва плохо относилась и к идейному плюрализму. Если есть только одна столица — Москва, а у Москвы есть только один центр — Кремль. Если все дороги продолжаются московскими улицами и сходятся к Красной площади (как римские сходились к столбу Милию), то какой смысл говорить о разных, и притом одинаково значительных идеях?

В любой ситуации возможно только одно правильное решение. Еще можно спорить о том, какое же из них правильное, а какое — нет. Но нет никакого смысла говорить даже о «более правильном» и «менее правильном» решении. Тем более, что какие-то причудливые идеи нескольких разных и притом одинаково правильных решений чужды московскому духу.

Первоначально и Петербург планировали строить как некое подобие Москвы. Но, во-первых, Петербург все-таки спланировали совершенно по-иному — о чем мы будем говорить в другое время и в другом месте.

Во-вторых, само существование Петербурга уже разрушает главную идею Московии.

Действительно, в Древней Руси было два одинаково важных и значительных города — Киев и Новгород. Несколько поколений подряд, до эпохи раздробленности, будущий князь всего государства воспитывался в Новгороде.

Вплоть до XV–XVI веков, когда на все русские княжества чугунной задницей уселась Московия, на пространстве Руси конкурировали несколько городских центров.

Одновременно в XII–XVI веках складывались регионы (Северо-Запад, Северо-Восток, Юго-Запад, Центр) со своими экономическими и социально-политическими особенностями. Фактически каждая русская земля в этот период имеет свой региональный центр (среди всего прочего, из этого следует весьма неожиданный вывод — то, что называют «феодальной раздробленностью», имеет много преимуществ).

В XV–XVI вв. Московия стремится уничтожить этот полицентризм. Платой за разгром земель и их центров становится обеднение потенциальных возможностей, степеней свободы развития страны, общего числа идей.

Московия всем загнула салазки, выбила бубну, показала Москву, спустила шкуру, навешала пинков, всех построила и стала учить, как жить.

Но тут… Но тут появляется этот ужасный Санкт-Петербург, и опять как во времена Киева — Новгорода, складывается дихотомия Москва — Петербург — двух столиц.

Ничего плохого и страшного в этом нет, наоборот — самые застойные периоды развития России — это периоды моноцентричные. Например, советский период — это классическое время подавления всех центров, кроме одного-единственного — Москвы.

Все европейские государства формировались между несколькими центрами. Примеры: Краков — Варшава; Лондон — Кембридж — Оксфорд — Брайтон — Кардифф; Берлин — Мюнхен — Гамбург — Любек — Вена; Киев — Новгород — Владимир — Суздаль — Галич.

Единственное исключение вне Европы — это динамичная Япония, где с VIII–IX веков сложились несколько городских центров общеяпонского масштаба — Кио-то-Эдо (Токио) — Нара, да еще много местных центров, возглавлявших отдельные земли.

Можно считать доказанным, что при наличии нескольких центров территория страны развивается равномернее. Каждый центр становится центром некого региона. Если такой центр задавлен — то и экономика региона становится депрессивной.

Гипертрофия Москвы, захирение большинства региональных центров означало, что экономическое развитие районов, которые много чего могут дать, или не будет происходить вообще, или будет происходить однобоко и уродливо.

В этом смысле появление Петербурга — второй столицы, огромного экономического центра — это только хорошо. Но тут, конечно, вопрос не только подъема других, альтернативных Москве центров. Проблема в том, что Петербург мгновенно стал не чем-то дополняющим Москву, а альтернативой Москве. В России оказалось вдруг не одна столица, а две. Два города примерно одного значения, но представляющие разные варианты русской культуры. Россия одна — а столицы в ней две! И культурных центра тоже два, каждый со своей спецификой. Две версии русской культуры, образа жизни, поведения, общественной организации.

Как же быть с любимой московитской идейкой про единственно возможное решение любого вопроса? О единственности истины и отсутствии альтернатив?!

Наверное, Петербург — это самая неблагодарная, самая бунташная столица империи, которая когда-либо существовала на свете.

Казалось бы — уж петербуржцы-то должны лояльно относиться к властям предержащим. А они проявляют постоянное, устойчивое стремление дистанцироваться от начальства, жить не по велениям царей и чиновников, а по собственной воле.

Культ частной жизни, попытка уклониться от государственного тягла, умение и желание копить деньги, насмешливое отношение ко всякому «должен» и «обязан»… Нет, Петр хотел явно не этого!

Уже в начале — середине XIX века проявляется парадоксальное сходство жителей Санкт-Петербурга и новгородцев — жителей Древнего Новгорода. Та же активность (Лев Гумилев назвал бы ее пассионарностью), та же ориентация на Европу, тот же отказ относиться к властям и их решениям со звериной серьезностью.

Мало того что петербуржцы парадоксальным образом напоминают древних новгородцев. Сам Петербург начинает выполнять функцию давным-давно убитого московскими царями Новгорода. Огромный город на русском Северо-Западе, всего в 120 километрах от Новгорода, он неизбежно становится центром, к которому тяготеет Северо-Запад. Тяготеет и экономически, и социально, и интеллектуально… Во всех отношениях. В Петербург переселяются те, кто поэнергичнее и поумнее, в Петербург везут дрова и репу, хомуты и молоко. В Петербурге учатся. Из Петербурга привозят книги, сплетни и идеи.

Если проследить, для какого именно региона Санкт-Петербург становится своего рода «региональной столицей», то легко убедиться — это как раз территория Новгородского государства.

А ведь с кем с кем, а с Новгородом Великим у Москвы свои, давние счеты… Да и со всем Северо-Западом тоже. Ведь Москва была носителем идеи авторитарной власти, и красным огнем наливались глаза ее властителей от одной мысли про какие-то права человека или про власть с ограниченным диапазоном возможностей. Эт-то что еще за крамола?! Европу тут развели, да?!

Разные части Руси уже в древности были «в разной степени Европой». Задолго до Санкт-Петербурга Северо-Запад Руси был… нет, уже даже не окном. Пожалуй, целым проломом в крепостной стене азиатчины.

Здесь стоял Новгород, бывший членом Ганзы. Я с уважением отношусь к имени Л.Н. Гумилева, но что поделать, если Лев Николаевич в очередной раз придумал то, чего нет, но что «должно быть» согласно его теории — будто Новгород был неравноправным членом Ганзы. Нет! Новгород был равноправным, вполне обычным членом Ганзы.

Все города этого Союза, кроме пяти главных немецких городов во главе с Любеком, были неравноправны. Немецкие купцы стали посредниками между разными производящими центрами в Северной, Центральной, Западной, Восточной Европе. Конторы ганзейских купцов располагались и в Лондоне, и в Брюгге, и в Осло, и в Стокгольме, и в Антверпене. Купцы всех этих городов (и Лондона тоже) были неравноправны — они не имели права ездить со своими товарами в другие города Ганзы, а должны были продавать их на месте. Или брать разрешение на вывоз.

Участие в делах Ганзы — это яркое проявление Новгорода в европейских делах. Действительно — в городе был Немецкий конец, жило много немцев-католиков, и у них была своя церковь.

Новгородцы отбили у эстонских пиратов сигтунские ворота… которые эти пираты утащили из скандинавского города Сигтуна. А в Сигтуне эти ворота появились после того, как горожане украли их в Бремене.

Но речь не только об участии новгородцев в европейских делах разного рода. Само общество Новгорода было совершенно европейским и по организации, и по менталитету.

Властей и архиепископа новгородцы выбирали. Уже выбранный архиепископ ехал в Киев, чтобы митрополит мог бы его рукоположить в сан. Казна города хранилась в храме Святой Софии — как это делалось в германских городах.