Луис Мигель Мартинес Отеро - Иллюминаты. Ловушка и заговор
Одна из основных характеристик этой системы состоит в том, что длительность каждой единицы воспроизводит структуру той совокупности, в которую входит эта единица, то есть золотой век («тот счастливый век и счастливые века, которые древние называли золотыми») подразделяется на золотой-золотой (16 000 лет), золотой-серебряный (12 000 лет), золотой-бронзовый (8000) и золотой-железный (4000), итого в сумме 40 000 лет. Теперь мы якобы находимся в кали-юге, кали-юги длительностью в 1000 лет, которая началась приблизительно с Великой схизмы Запада и может длиться… как если бы наш неолит начинался с этой схизмы, с Французской революции и Октябрьской революции. Так полагают многие.
Бесспорная связность заметна по тому, что эти сроки подчинены некой логике, позволяющей обобщать, оценивать с ее помощью груз коллективной кармы, давая исследователю возможность для прогнозов.
В монотеистических традициях есть пространственно-временной ноль, соответствующий fiat[117] Создателя, и конец, который будет иметь обобщающий характер, но совсем в другом смысле — он будет обобщением истории человека, а не итогом разных эпох. С другой стороны, этот конец, которого мы ждем, не будет соответствовать никакой логике. Он придет как вор. Это конец конспираций и заговоров.
Согласно традициям и пророчествам, Второму пришествию Иисуса Христа будет предшествовать эсхатологическая битва, которая завершит Историю. Об этом страхе и этой надежде в последнее время сказано огромное количество слов; говорят об этом эзотерики и невежды, почти сплошь американцы. Прежде всего битва. В своем эзотерическом повествовании «Rapport secret à la nonciature»[118] Жан Парвулеско предрекает, что Франция выживет благодаря полной реактивации Святого сердца (Сакре-Кёр) Монмартра…
Попытаемся рассмотреть обстоятельства, которые будут сопутствовать этим решающим событиям.
Первая констатация[119]: это Пришествие (Махди — для мусульман, Мессии — для иудеев, Второе пришествие, или парусил, — для христиан) должно иметь вид исторического разрыва; это будет не следствие, не созревший плод, а нечто драматически противоположное тому, что знакомо как «смысл Истории». Это произойдет не как продолжение исторического развития, а совершенно наперекор ему. «Он придет как вор». Поэтому с мирской точки зрения Второе пришествие будет катастрофическим, а не мирным. Так его всегда трактовала церковь и христианские представления. Заключают, что есть единственная книга о конце времен, вдохновленная свыше, — Апокалипсис. Он может случиться в какой угодно момент, хоть во время самого блистательного расцвета любого нового мирового порядка, под каким бы знаком тот ни существовал. Сюжет Апокалипсиса и есть сюжет разрушения всякого человеческого порядка для установления порядка божественного, единственного, который изначально знал или был предназначен знать Адам Кадмон.
Таким образом, конец будет не логическим следствием Истории, а неожиданной и окончательной катастрофой, которой верные, девы мудрые, должны ждать с радостью: «Восклонитесь и поднимите головы ваши, потому что приближается избавление ваше»[120]. Поэтому церковь непрерывно повторяет: «Маранафа; ей, гряди, Господи Иисусе».
До этого будет битва и жестокое гонение на церковь, в котором против нее объединятся — и в этом нет ничего нового — все заговорщики и все ее враги. В эту борьбу будет вовлечен Космос, видимый и невидимый. Имеется в виду не природная или экологическая катастрофа и не результат новой мировой войны, в которой больше всех пострадала бы церковь. Напротив, конец Истории будет напрямую связан с ней. Это значит, что История в своем развитии, от вчерашнего до завтрашнего дня, связана с церковью и является ее функцией. Все иллюминаты попадали в самую точку, указывая на нее как на своего настоящего врага.
Он придет как вор, потому что мир не верит ни в такие события, ни в такую иерархию ролей, хотя иллюминаты, как и их истинные противники, всегда скрывались: ключ — История церкви. Отсюда гонения на последнюю: победить ее значило бы выиграть войну, которую ведут «светоносцы». Сражение идет за людей. Но Христос придет в славе и величии, как судия и мститель за кровь своих верных, и чтобы низложить своих врагов под ноги свои.
В других религиях мы также найдем предсказания относительно знаков, предвещающих конец света: это битва против Гога и Магога, неожиданное пришествие Мессии — сына Давида[121], которое, по некоторым традициям, должны подготовить пришествия Мессии — сына Левия и Мессии — сына Иосифа, кумраническое последнее столкновение между сынами света и сынами мрака, пришествие или проявление Махди, Воскресителя, до тех пор скрытого имама, неявленного миру, согласно исламу — двенадцатого, появление которого предсказано также в Коране как прелюдия ко второму пришествию Иисуса, и т. д. Кое-кто мог бы принять это за преемственность между иудаизмом, христианством и исламом, но это разные теологии, независимо друг от друга описывающие последние явления.
Языческие религии, не имея темпорального вектора (единственного, который придает смысл любому исследованию), ориентированы на теории циклов или эпох. Для индуизма такие последние сражения повторяются бесконечно — всякий раз, когда завершается кальпа; всякий раз, когда завершается набор эпох, составляющих цикл; всякий раз, когда завершается одна из этих эпох, так что мы как бы оказываемся в системе китайских коробок или русских матрешек. Вопреки ведическим трактовкам такие события, бесконечно повторяющиеся и не имеющие решающего значения, хоть и описываются в доктрине адвайты, парадоксальным образом говорят о множественности, о двойственности, характерной для зороастрийских учений и всех видов гностицизма, всех дуалистических доктрин, предполагающих два равноправных начала. Это очевидно: борьба между двумя, когда ни одна из сторон не может победить, идет per in secula secuîorum[122], вечно между двоими… Потому что мы не можем себе представить инволюции (регрессивного хода эпох) без инволюционного начала, без второго начала духовной термодинамики, противоположного нетантропическому закону жизни.
Что касается вопроса, когда это произойдет, — этого мы не знаем, но нам следует быть внимательными к знамениям приближающегося времени, хотя эти знаки не однозначны. Все-таки они дают нам какие-то сведения, пусть даже вероятностные. Поэтому человек, идущий прямым путем, всегда сможет сказать о знаках времен.
Мы все могли бы назвать события-предшественники, события-предвестники, последовательность которых указывает на некое ускорение. Моменты исторической агонии, завершения, катастрофы, конца некоего целого, подведения черты, предчувствия, последнего решения. У нас на Западе это падение Римской империи, ранее христианизированной, вторжение в Европу магометанских орд, Реформация и религиозные войны, Французская и Русская революции, мировые войны и геноциды, тотальный терроризм. В преддверии каждого из этих событий дух Христа был заметен все менее, церковь приобретала утонченность, ее боевой состав редел, потому что ее весть интересовала все меньшее число людей. Сегодняшняя молодежь в целом не имеет даже представления о христианской доктрине, которую ясно понимало более старшее поколение. Говорить сегодня на эти темы — все равно что говорить по-русски с индейцами-алгонкинами. Настают последние времена, религия в городе все менее и менее заметна, она пугливо прячется на духовных задворках тех, кто еще верует. Страх перед распутной действительностью, которая нас окружает, вгоняет воинствующую церковь то в жар, то в холод. Церковь-Мир; Христос-Антихрист.
Любому свидетелю революционного террора, от июня 1793 года до июля 1974 года, приходит в голову совершенно естественная мысль, что настал конец, и так мы бы могли сказать о прочих видах террора, которые повидала История; геноциды, красные кхмеры, тутси и хуту… Притом «кто не склонен отождествлять конец всего того, что ему близко в его время, со всеобщим Концом? С другой стороны, если люди, отождествляющие частный апокалипсис с Судным днем, ошибались, то, несомненно, потому, что первый был предзнаменованием второго, как представляется. И если серьезность положения нарастает, последующие частные апокалипсисы каждый раз все более похожи на Страшный суд. И ошибка будет становится все меньшей, пока не перестанет быть ошибкой»[123].
«Если бы ведал хозяин дома, в какую стражу придет вор…»[124] — но никто не знает ни дня, ни часа.
Что представляют собой знаки? Их перечень велик. Прежде всего это глобализация мира, подпавшего под тиранию общественного мнения и под власть денег. Кроме того, приближение некой неограниченной и всеобщей власти, избежать которой не сможет никто; отмена наций и отечеств, установление мирового порядка, Novus Ordo Seclorum; интернационализация полиции и юстиции, так что Международный трибунал становится выше государственных судов и это происходит с всеобщего одобрения; вскоре любому, кто не захочет подчиняться указаниям мировой власти, будет невозможно найти убежище, скрывшись от юрисдикции последней. Все это сводится к одному выражению: Новый Мировой Порядок. И в воздухе ощущается близость Антихриста, согласно сказанному: «Пусть никто не обманет вас никоим образом, потому что сначала должно произойти отступничество и обнаружиться человек без Торы [ «аномос»[125]], сын разрушения, ярый противник всего того, что во имя Элохим и где почитается Элохим, так что он сам сядет в святилище Элохим и будет демонстрировать, что Элохим — это он сам»[126]. И далее сказано, что тайна беззакония уже приведена в действие.
