Николай Коняев - Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости
Действительно, дьявольщины в «Великобританском монастыре» было еще больше, чем во «всешутейном соборе». Это повышение градуса функционирования «Великобританского монастыря» с сатанинской точностью регистрировало тот факт, что сделал Петр I с изнасилованной Россией.
Настоящая вакханалия творится в 1724 году вокруг «Отца Отечества».
Все карикатурно в окружении Петра, отовсюду лезут маски и искривленные дьявольской злобою рыла…
В духе этого непристойного шутовства была совершена и супружеская измена только что коронованной Екатерины Алексеевны.
Как и положено в шутовском действе, героем адюльтера стал ее камергер… Виллим Монс, брат известной нам Анны Монс.
«Ах счастье мое нечаянное… Рад бы я радоваться об сей счастливой фортуне, только не могу, для того что сердце мое стиснуто так, что не возможно вымерить и слез в себе удержать не могу! — писал пылкий любовник своему «высокоблагородному патрону, ее премилосердному высочеству». — Прими недостойное мое сердце своими белыми руками и пособи за тревогу верного и услужливого сердца».
Свою любовную пылкость, подобно сестре Анне, Виллим совмещал с еще более пылкой любовью к деньгам. Вместе с Матреной Ивановной Балк они поставили взяточничество на конвейер и брали за протекцию со всех, кто обращался к ним.
«Брала я взятки с служителей Грузинцевых, с купецкого человека Красносельцева, с купчины Юринского, с купца Меера, с капитана Альбрехта, с сына «игуменьи» князя Василия Ржевского, с посла в Китае Льва Измайлова, с Петра Салтыкова, с астраханского губернатора Вольшского, с великого канцлера графа Головкина, с князя Юрия Гагарина, с князя Федора Долгорукова, с князя Алексея Долгорукова»…
Два дня диктовала Матрена Ивановна Балк на допросе имена своих дачников[29]…
В тот день, когда Петру I стало известно об измене супруги с Монсом, он провел вечер в Зимнем дворце с Екатериной. Был здесь и Монс. Он был в ударе, много шутил.
— Посмотри на часы! — приказал государь.
— Десятый! — сказал камергер.
— Ну, время разойтись! — сказал Петр I и отправился в свои апартаменты.
Монс, вернувшись домой, закурил трубку и тут к нему вошел страшный посланец царя, начальник Тайной канцелярии Андрей Иванович Ушаков. Он отвез Монса к себе на квартиру, где его уже ждал император.
Впрочем, как говорит М. И. Семевский, на все остальные вины Виллима Монса Петр I «взглянул как-то слегка!» и приказал обезглавить брата своей первой любовницы, а потом утешался тем, что возил Екатеринушку смотреть на отрубленную голову любовника.
8Мы рассказываем об этой истории не только ради того, чтобы прибавить пикантности повествованию. Кружение Монсов вокруг русского престола — вначале в образе Анхен, а потом Виллима — неотторжимо от того недоброго шутовства, до которого Петр I был таким охотником, оно совершенно в духе его кровавых игрищ и «маскерадов».
В этом же духе и спасение Виллимом Монсом из долговой тюрьмы Бирона.
Такое ощущение, что Петр I ненавидел Россию и хотел отдать ее на растерзание Монсам.
Но оказалось, что и Монсы не так страшны в выстроенной им империи. Следом за ними позлее явились собаки.
Бироны пришли на Русь…
Возведение святого благоверного князя Александра Невского в ранг небесного патрона новой русской столицы Петр задумывал как акцию более политическую, нежели церковную. Необходима она была как аргумент в борьбе с противниками новшеств, с приверженцами старины…
Но воля Петра I — это воля Петра I, а воля Божия — воля Божия. И ничего не совершается в мире вопреки Божией воле.
Еще за пять столетий до основания Петром своей новой столицы этот город уже был обозначен на карте духовной истории нашей страны. И вот теперь, посрамив — ну, в самом деле, в срок привезли в Петербург тяжелый бот, а сравнительно небольшую раку с мощами привезти не сумели! — своеволие Петра I, мощи Александра Невского все-таки прибыли в Санкт-Петербург.
«Встреча святыни в Петербурге была весьма торжественна, — пишет в своей монографии М. Хитров. — Император со свитой прибыл на галере к устью Ижоры. Благоговейно сняв святыню с яхты и поставив на галеру, государь повелел своим вельможам взяться за весла, а сам управлял рулем. Во время плавания раздавалась непрерывная пушечная пальба. То и дело из Петербурга прибывали новые галеры с знатными лицами, а во главе их — «ботик Петра Великого», тоже отдавший салют своими небольшими медными пушками. Шествие приближалось к Петербургу. Мысли всех невольно неслись к той отдаленной эпохе, когда на берегах Невы и Ижоры Александр торжествовал свою победу над врагами. Шествие остановилось у пристани, нарочно для сего устроенной. Там святыню сняли с галеры, и знатнейшие особы понесли ее в монастырь».
«Веселися, Ижорская земля и вся Российская страна! Варяжское море, воплещи руками! Нево реко, распространи своя струи! Се бо Князь твой и Владыка, от Свейскага ига тя свободивый, торжествует во граде Божии, его же веселят речная устремления!» — звучали голоса специально для встречи мощей святого благоверного князя составленной службы.
На следующий день император снова прибыл в Александро-Невскую обитель и раздавал здесь гравированный на меди план будущих монастырских построек. Тогда же установлено было праздновать торжество перенесения святых мощей ежегодно, 30 августа.
«Так, — пишет М. Хитров, — исполнилось заветное желание Петра Великого. Через полгода его не стало»…
В организации встречи святых мощей государственная, державная символика — Петр I стремился подчеркнуть преемственность своего дела, Божий Промысел основания Санкт-Петербурга — преобладала.
Политический смысл затенял мистическую суть происходящего.
И, казалось бы, Петр I как всегда поступил по-своему.
Все-таки прибытие мощей святого благоверного князя Александра Невского состоялось, как и намечал он, в годовщину заключения победного для России Ништадтского мира. Державная воля государя, пусть и с опозданием на год, одержала верх.
Но посмотрите, где встречают мощи!
В устье Ижоры…
Именно там, где и происходила Невская битва, хотя местом ее Петр I ошибочно считал территорию нынешней Александро-Невской лавры.
Святой благоверный князь все же остановился на месте своей первой блистательной победы.
И это ли не знак, явленный нам свыше?
Это ли не глагол, в сиянии которого меркли все помпезные торжества, ожидавшие процессию в Петербурге?
9Александр Невский — великий русский святой.
Таким он был в своей земной жизни, где он не проиграл ни одной битвы. Таким он стал, сделавшись небесным заступником Руси.
Мы уже говорили о чуде, произошедшем с его мощами накануне Куликовской битвы.
Теперь, три с половиной столетия спустя, мощи святого князя насильно были доставлены в Санкт-Петербург, более походивший на Вавилон времен строительства знаменитой башни, чем на русский город.
В этом городе правил император, убивший своего родного сына и подчинивший себе Русскую Православную церковь. И никого не было вокруг, кто мог бы возвысить свой голос в защиту Святой Руси…
Мощи святого благоверного князя привезли к назначенной императором дате в город этого императора…
Через полгода императора не стало…
28 января 1725 года, написав два слова: «Отдайте все…», — Петр I выронил перо и в шесть часов утра скончался, так и не назначив наследника своей империи.
Под грохот барабанов взошла тогда на русский престол ливонская крестьянка, служанка мариенбургского пастора Марта Скавронская. При штурме города ее захватили солдаты, у солдат — выкупил фельдмаршал Шереметев и перепродал потом Меншикову. Уже от Меншикова она попала к Петру I и стала его супругой.
Воистину — и небываемое бывает! — теперь она сделалась императрицей, властительницей страны, солдаты которой насиловали ее в захваченном Мариенбурге.
Но она правила совсем недолго…
Глава седьмая
Бабушка императора
Всуе вам есть утреневати: восстанете по седении, ядущие хлеб болезни, егда даст возлюбленным своим сон.
Псалом 126, ст. 2В последние годы правления Петра I строительные работы в Шлиссельбурге осуществлялись под присмотром главного столичного архитектора Доменико Трезини.
В 1723 году он попросил директора от строений городовых дел Ульяна Акимовича Синявина «наипаче первее исправить шлютенбургскую модель».
В обсуждении «модели» участвовал сам Петр I, который и «изволил указать несколько штук приделать». Однако воплотить указания императора в масштабе реальной жизни оказалось сложнее.
