Мамед Ордубади - Тавриз туманный
- Впервые вижу людей в таких нарядах. Кто они? Где так одеваются?
Ее вопрос заметно огорчил Аршака, до сих пор оживленно беседовавшего с ней. Он глубоко вздохнул, потом вытащил портсигар, закурил, выпустил огромный клуб сизого дыма и только тогда сказал:
- Эти картины - немые свидетели моей горькой судьбы.
Ксения искренне удивилась:
- Не понимаю, почему вы жалуетесь на судьбу. Живете в роскоши, еще и другим помогаете. В чем же дело?
- Так часто бывает. Внешний вид обманчив. Красиво, румяно яблоко, а в середине его точит червь. Яд таится в сладости. Так и с людьми. Зачастую несчастье, сокрушающее человека, отравляющее его жизнь, прячется под покровом счастья. Вы сегодня видите меня окруженным роскошью. Вам кажется, что я всем доволен, а я несчастнейший человек в мире. В моей жизни не было ни одного радостного дня. На моем лице не было ни разу по-настоящему веселой улыбки. Если и приходилось смеяться, это смех над моей горестной судьбой.
Сказать правду, слова Аршака подействовали и на меня. Я начал нервничать. Такой оборот нашей беседы был неожиданным и в то же время нежелательным. Я знал Аршака с первого дня его приезда в Тавриз. Он всегда выглядел довольным, счастливым. Так думал о нем не я один, а почти все наши товарищи-революционеры. Его раннюю седину мы считали наследственным явлением. Месяцами мы сражались бок о бок в окопах, сжились, как братья, а, оказывается, я о нем ничего не знаю. Мне и самому хотелось узнать, кто такие эти мужчина и женщина.
Аршак пальцем показал на портреты:
- Мужчину этого звали Сулейман-Эфенди, а женщину Салима-ханум.
- Кто же они? - нетерпеливо перебил я.
- Мои отец и мать.
- Как же так? Они турки, а ты армянин. Христианскую веру ты принял позднее?
- Нет. Я действительно армянин. Отца моего звали Сурен, мать Маро. Они были небогатыми крестьянами, имели небольшое хозяйство. Я их совсем не помню.
- А что с ними случилось? - вмешалась в разговор Ксения.
- Вы моя гостья и я не хочу вас расстраивать. Поговорим лучше о другом
Но Ксения была очень настойчива, и Аршаку пришлось уступить.
- Не знаю, сумею ли я найти слова, чтоб передать вам горе и страдания, которые мне довелось пережить Я родился в Турции. Вам известно, что турецкое правительство под разными предлогами в течение многих веков уничтожало местных армян, курдов и айсоров. Однажды темной ночью турки напали на наше село. Это было в 1890 году. Кто мог, спасся бегством, кому не удалось удрать - поплатился жизнью. Тогда мне был всего год. Моих родителей убили, имущество растащили, меня сбросили на голую землю и даже мою детскую постельку унесли. О, почему меня тоже не убили! Зачем обрекли на жизнь, полную мрачных тревог! Прошли сутки. Наш сосед Сулейман-Эфенди, друг отца, обмыл окровавленные, изуродованные тела моих родителей и похоронил их на сельском кладбище Меня он забрал к себе. У него не было детей. Его жена Салима-ханум укладывала меня с собой, обнимала, ласкала, как родного. Я думал, что это мои отец и мать. Когда мне было шесть лет, я узнал правду. Как-то мы с Сулейманом-Эфенди поехали на пашню. Старик крепко поцеловал меня и сказал: "Ты наш сын, это верно, мой мальчик, но я должен поведать тебе правду. У тебя был другой отец, мой близкий, хороший друг, мир праху его. Его звали Суреном. Он погиб, и я хочу, чтобы ты носил его имя. С сегодняшнего дня ты должен называться Аршаком Суренянцом. Ты вырастешь, будешь счастливо жить, мы всегда будем с тобой, но пусть живет память о твоем родном отце". Старик хотел еще что-то сказать, но расчувствовался и горько заплакал. Прошли годы, я вырос. В деревне заговорили о моем умении, трудолюбии. Сулейман-Эфенди и Салима-ханум были совсем старенькими, и, хотя мне было всего четырнадцать лет, я начал вести хозяйство. Мы жили радостно в счастливо. Они мечтали когда-нибудь женить меня и нянчить внуков. Но счастье наше было недолговечным. Однажды утром я, как всегда, отправился в поле. Вернулся я поздно вечером, сложил привезенные снопы в стог, распряг волов, отвел их в хлев и только тогда заметил, что дверь нашей хаты открыта. Я испугался, что к нам забрался вор, старушка в последнее время стала плохо слышать. Я позвал: "Мама, мама!" Ответа не было. Я бросился в хату, зажег спичку и замер от ужаса: передо мной лежали мои приемные отец и мать, изрубленные шашками. До самого утра сидел я около изуродованных трупов и плакал. Утром пришли соседи, они рассказали, что вчера в село приезжали дашнаки. В доме ничего не было, изверги ограбили нас. Я продал волов, похоронил стариков с честью. Сорок мучительных дней провел я в деревне. Потом, забрав только их портреты, я еще раз поплакал на их могилах и, присоединившись к попутному каравану, ушел в Иран.
Аршак кончил. Слезы стояли у него в глазах.
- Очень хорошо, что вы оттуда уехали, - дрожащим голосом проговорила Ксения.
- Да, вы правы, милая ханум. Но горе и несчастье преследовали меня по пятам. С караваном я пришел в город Хой. Несколько дней я бродил без дела, без приюта. Наконец, устроился у золотых дел мастера Оганес-аги нукером. Около года работал я у него. Потом видя, что я кое-что смыслю в его деле, он взял меня в мастерскую подручным. Все его сыновья были искусными мастерами. Старший - оружейник, средний - башмачник, а самый младший - художник. Я освоил все три ремесла. Я очень привык к этой семье, и они меня полюбили. А потом мы почти породнились. У Оганеса была единственная дочь. Звали ее Варвара. Мы полюбили друг друга. Я души в ней не чаял, и она платила мне тем же. Оганес-ага и его жена знали о нашей любви и одобряли ее. Вскоре мы обручились. Все приготовления были закончены, через неделю должна была состояться свадьба. Но случилось страшное несчастье. Ее брат проверял только что сделанное ружье и вдруг оно выстрелило. Пуля пробила грудь Варвары. На выстрел я прибежал из соседней комнаты. Варвара лежала на полу в луже крови. Она умерла в моих объятиях. В последний раз посмотрела на меня, хотела что-то сказать и не смогла. Я поцеловал ее поблекшие губы и сказал: "Варвара! Счастье мое! С тобой умерла и моя мечта о семейной жизни!" Мне кажется, она меня еще слышала.
Голос Аршака прервался. Он замолчал, посидел несколько минут, сжав голову руками, потом закурил и продолжал:
- Отчаянию моему не было предела. Все напоминало мне мою любимую. Я не мог оставаться в Хое, и через неделю после похорон ушел. Все эти дни я провел на ее свежей могиле. Я не мог видеть ее родителей, братьев, не мог смотреть в лицо ее невольного убийцы. В последний день я пошел на ее могилу, положил на нее букет свежих цветов. До поздней ночи сидел я там, положив щеку на свежую, еще не засохшую землю. В ночной темноте я покинул кладбище, унося с собой тяжелое бремя неутешного горя и беспросветной тоски. Одинокий, никому не нужный сирота, пришел я в Тавриз. Вот слева портрет моей Варвары. Я сам писал его. Это единственная память о моей любви. И больше никого я не любил и не полюблю, я не забуду ее до гробовой доски.
Мне хотелось утешить Аршака.
- Я понимаю тебя, друг мой, сочувствую тебе. Но не надо предаваться отчаянию, это не поможет
Аршак покачал головой.
- Нет, не могу ее забыть. Теперь я все свое время отдаю моим сироткам, забочусь о них, воспитываю их и думаю, какое еще несчастье подстерегает меня.
Он умолк. Лицо его было печально, в глазах сверкали слезы.
Несколько минут мы все молчали. Потом Аршак заговорил:
- Вот, милая ханум. В восемнадцать лет я поседел, а в двадцать четыре года чувствовал себя стариком. Не советую вам интересоваться историей людей, которые кажутся вам счастливыми только потому, что они богаты. Богатство никогда не может быть символом счастья. Вы еще молоды. Вы не знаете, что, когда вспоминаешь прошлое, снова все оживает перед глазами, снова переживаешь жуткий кошмар.
- Простите меня. Мне жаль, что я потревожила ваши раны Я пришла сюда с Абульгасан-беком поговорить о некоторых важных вещах. Но наша беседа приняла другой оборот, и я не рада, что задавала столько вопросов. Теперь разрешите мне рассказать то, что я знаю.
Я и Аршак приготовились внимательно выслушать ее. Ксения начала так:
- Я пришла сюда поговорить с вами не только от своего имени, но и от имени моей матери. Отец приехал в Тавриз не для того, чтобы помочь нам. Нет, конечно. Его направил сюда наместник Кавказа. Он приехал не один. С ним вместе прибыл английский представитель. В их миссию входит организовать шпионский центр, деятельность которого будет направлена против местного населения. Мама очень взволнована этим. Нет сомнения, что наше знакомство будет продолжаться, мы будем по-прежнему ходить друг к другу. Поэтому я хочу предупредить вас, чтобы при моем отце вы были осторожны, помня, что у жандармов, разведчиков и шпионов друзей не бывает. Для них нет ничего святого. Еще одно предупреждение. С новыми женщинами, появившимися в Тавризе, знакомств не заводите. Не пускайте их в свой дом, остерегайтесь их. Из материалов, имеющихся у отца, видно, что их засылают в Тавриз для шпионажа. Теперь разрешите попрощаться с вами.
