Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей
Эти переговоры в июне не дали никакого результата. Но к вопросу пропаганды вернулись в октябре, когда Поуп снова приехал к Келли. Представитель Госдепартамента воинственно упомянул «фильм про негров, который большевики хотят снять в Москве». Он вспомнил о нем, чтобы проиллюстрировать вмешательство СССР во внутренние дела США, а затем разразился долгим монологом на тему Коминтерна и Американской коммунистической партии. Ведь она ни дня самостоятельно не продержится. «О признании даже речи быть не может, — сказал Келли, — пока они… [большевики] не прекратят пропаганду в США»[121].
Государственный секретарь Генри Стимсон также обсудил с Поупом «негритянский фильм». «Что побудило большевиков пригласить этих негров и снять негритянский фильм? — пытался понять Стимсон. — Эти негры, они кто? Никто из них никогда не был в негритянском квартале, никто не знает негритянских проблем. Они вообще не настоящие негры. Это завсегдатаи ночных клубов, взяточники и выродки. Съемки этого фильма показывают, насколько можно доверять большевикам, утверждающим, что они не вмешиваются в наши дела». Стимсон затем повторил слова Келли о том, что не может быть никакого признания, пока не прекратится «пропаганда».
Но Поуп — это не Купер, потому что он спросил Стимсона, нужно ли ему вернуться в Москву и объяснить большевикам, как им следует управлять своей партией? Поуп как будто хотел своим вопросом загнать Стимсона в угол, но тот не проглотил приманку. Нет, прямо ответил он, пусть занимаются своими делами.
Поуп пришел к выводу, что Стимсон, Келли и другие теперь менее расположены к сотрудничеству с СССР, чем в начале лета. Тем не менее у него были хорошие новости для сотрудника «Амторга» Г. И. Андрейчина. «Я встречался с Рузвельтом, мы с ним познакомились в 1902 году, когда он работал в юридической фирме “Рузвельт и Марвин”. Марвин мой старый друг, мы вместе учились в колледже, а мой двоюродный брат Роберт Поуп — также близкий друг Рузвельта. Ничто так не ускоряет прогресс, как семейные и деловые связи. Узнав, что я вернулся из СССР, Рузвельт мне написал и пригласил в Олбани». Поуп рассказал, что они провели вместе весь день и что Рузвельт «с большой симпатией относится к СССР». Он считал постыдной торговую дискриминацию советских товаров. Рузвельт знал, что эти законы придумали демократы, но собирался их изменить. Это будет первое, что он сделает для СССР. Очевидно, Рузвельт планировал победить на предстоящих выборах. Поуп пришел к выводу, что увеличение советско-американской торговли улучшит ситуацию[122].
Литвинов ненавидел западных посредников и скептически относился к деятельности Поупа. «Я лично думаю, что Поупу не следует устраивать свидания ни до, ни после 10 ноября. Он достаточно разоблачен уже как Хлестаков, стремящийся при нашей помощи создать себе рекламу в Соединенных Штатах без всякой пользы для нас. Его разговоры… приносят больше вреда, чем пользы. Я отнюдь не рекомендую отталкивать Поупа, но, выслушивая его рассказы, не следует ему давать никаких поручений и сведений и никаких свиданий ему не устраивать»[123]. Так считал Литвинов, но не Политбюро, которое организовало встречи с Поупом, гостеприимно его встретило и передало информацию в Вашингтон. Когда Литвинов говорил о своем личном мнении, он имел в виду именно свое мнение, а не политику Политбюро.
Наверно, интересно было бы узнать, затормозило ли создание фильма «Черное и белое», а также расистские высказывания Купера кампанию по признанию СССР. Но расистом был не только Купер. Когда Стимсон назвал темнокожих американцев, которые поехали в Москву, праздношатающимися «выродками», это было ничуть не лучше, чем слова Купера о неграх — насильниках белых женщин, заслуживающих линчевания. Читатель может себе представить, как Купер употребляет словечко и покрепче. Он родился в Миннесоте, а Стимсон — в Нью-Йорке. Они не были бедняками с юга. Но так обстояли дела в США в 1930-х годах. Расизм был повсюду. Вернувшись в США в конце осени, Купер направился на встречу с Богдановым. Он снова завел разговор о «негритянском фильме», но уже не позволял себе расистские и грубые высказывания, как во время визита в Москву. Купер сообщил Богданову, что он попросил Молотова остановить съемки, но, так как удовлетворительный ответ не предвиделся, он выдвинул ультиматум. Либо съемки прекращаются, либо он уезжает из СССР и прекращает там дальнейшую работу. Он пояснил Богданову, что власти пообещали выполнить его условия и он думает, что дело закрыто. Но, видимо, советские чиновники считали иначе, так как, пока он оставался в Москве, ему оказывали холодный прием. Куперу предложили еще один договор генерального подряда, но он затребовал в два раза больше денег, чем было предусмотрено, и отказывался снизить цену. В результате Госплан остановил переговоры[124]. Купер запятнал свою репутацию.
Президент Рузвельт и начало с чистого листа
10 ноября 1932 года Франклина Рузвельта избрали президентом США. По словам Богданова, избрание Рузвельта значило, что можно начать отношения с чистого листа. Хотя будущий президент не говорил ничего про СССР во время избирательной кампании, в частных разговорах с разными людьми, содержание которых доходило до Богданова, он предполагал, что новое правительство пересмотрит «вопрос СССР». Поскольку Рузвельт строил свою кампанию на решении экономических проблем, то, скорее всего, в первую очередь он должен был заняться советско-американской торговлей и поставить ее на службу американским интересам. Богданов понимал, что Рузвельт — это не Гувер. Он шире мыслил и не испытывал, как Гувер, ненависти к СССР. Так оно и было.
Много было разговоров о том, что же будет дальше, и упоминались обычные вопросы: долги, «пропаганда», Япония, Китай, сложности на Дальнем Востоке. Американские журналисты в Европе свободно давали рекомендации советским дипломатам. «Рузвельт не сказал ни да, ни нет, — высказал свое мнение один из них в Варшаве. — Он свободен». Советское правительство должно оказать ему помощь, так как он находится под давлением «реакционных элементов». Другой американский журналист в Лондоне утверждал, что разворот в сторону СССР однозначно произошел еще до того, как Рузвельт занял свою должность. Министерство обороны было не против восстановить дипломатические отношения, в отличие от Госдепартамента. Все терялись в догадках, как поступит Рузвельт, но одно было понятно наверняка: он не будет придерживаться антисоветской политики, как Гувер. Он не питал личной неприязни к СССР, но и не планировал никакой конкретной политики. Что касается «советского вопроса», Рузвельт был готов начать
