Рудольф Баландин - Охота на императора
Более подробно он остановился на "деле 193-х", самом масштабном политическом процессе:
«Оно началось в конце 1873 года и вскоре разрослось в ряд связанных между собою совершенно внешним и искусственным образом отдельных производств, возникших и возбужденных в 37 губерниях и в войске Донском. Уже к концу 1874 года было привлечено к дознанию в качестве обвиняемых 770 человек, из коих 265 были заключены под стражу. При своем окончании это дело представляло собой громадное производство в 147 томах с 193 обвиняемыми лицами».
А.Ф. Кони привел «такие выдающиеся случаи, как поощрение женою жандармского штабс-офицера сына к пропаганде, введение профессором агитатора в кружок студентов, замещение мест по земской службе лицами, специально рекомендованными председателю управы человеком, всецело посвятившим себя анархической пропаганде, раздача земским врачом арестантам с целью устройства побега от конвоя, сонных порошков для последнего и т.п.
Но, к удивлению, чтобы не сказать более, многое из этого существовало только по-видимому, многое не было в действительности, а только казалось…
По рассмотрении всего дознания в Особой комиссии, с целью определения, каким его частям дать ход в судебном порядке, прежде всего оказалось необходимым освободить от всякой ответственности 411 человек. В действиях их нельзя было найти никаких признаков преступления…
Привлеченные без достаточных оснований, оторванные от обычных занятий, лишившиеся должностей, стесненные в ущерб своему материальному благополучию в свободе передвижения — лица эти составили группу, в которую, между прочим, вошли около 90 человек дворян и чиновников, около 100 крестьян и мещан, около 75 студентов разных наименований, 34 воспитанника гимназий и 11 воспитанников технических училищ, 23 воспитанника духовных семинарий, 20 учителей и учительниц сельских школ и т.д. Некоторая часть этих лиц была подвергнута содержанию под стражею…
Следствие было окончено летом 1876 года, а летом 1877 года был составлен обвинительный акт, коим, за исключением 33 неразысканных обвиняемых и 54 умерших, сошедших с ума и лишивших себя жизни, были переданы суду Особого Присутствия 193 человека. Об остальных 56 следствие было прекращено.
Тщательное рассмотрение этого дела судом продолжалось около трех месяцев. Окончательным приговором высокого судилища… 90 человек оправданы, а 27 человек признаны виновными лишь в том, что имели без дозволения начальства запрещенные книги. Высшею мерою наказания за это преступление по закону почитается арест на три месяца, они же пробыли в одиночном заключении более трех лет».
Одного врача обвинили в том, что он дал арестантам сонные порошки для усыпления стражи. Он провел в одиночном заключении 3 года и лишился работы. А оказалось, что это было слабительное средство, которым вряд ли можно было ослабить бдительность стражи.
«Вообще, — сообщил Кони наследнику престола, — с издания закона 19 мая 1871 г. до конца 1877 года возбуждено около 3650 дознаний о государственных преступлениях; в одном 1877 году возбуждено около 950, из коих 250 о пропаганде, а 700 о дерзких словах и распространении ложных слухов. Всего привлечено в период с 1872 по 1878 год к дознаниям о пропаганде не менее 2500 человек, из коих не более 500 подвергнуты наказанию по суду или административным порядком».
Средний возраст заключенных был около 20 лет; крайние пределы — 12-летний крестьянский мальчик и неграмотная крестьянка 84 лет. Многие обвинения были нелепыми, а наказание недопустимо строгим. Так, работящего непьющего крестьянина, имеющего семью из 8 человек, полтора месяца держали под стражей, а затем выслали в другой уезд за непочтительный отзыв об императрице Екатерине I.
«И вот в ежедневной, обыденной жизни общество отмежевывается от солидарности с правительством, вдумчивые люди со скорбию видят, как растет между тем и другим отсутствие доверия, и тщетно ищут признаков какого-либо единения, а семья безмолвствует, трепеща за участь своих младших членов и зная, что школа, дающая им вместо хлеба живого знания родной природы, языка и истории, камень мертвых языков, не в силах оградить их от заблуждений, которые на официальном языке с легкомысленною поспешностью обращаются в государственные преступления…
Где, например, найти средства, чтобы заставить отца забыть про смерть единственного 18-летнего сына, привлеченного в общей массе к дознанию и зарезавшего себя, после двухлетнего одиночного заключения, осколками разбитой кружки? В чем найти способ дать позабыть ему про письмо, в котором "государственный преступник" говорит: "Добрый папа! Прости навеки! Я верил в Святое Евангелие, благодарю за это Бога и тех, кто наставал меня. Здоровье очень плохо. Водянка и цинга. Я страдаю и многим в тягость — теперь и в будущем. Спешу избавить от лишнего бремени других, спешу покончить с жизнью. Бог да простит мне не по делам моим, а по милосердию своему… Простите все. Нет в мире виновного, но много несчастных. Со святыми меня упокой, Господи…"
Чем поддержать доверие к справедливости и законности действий прокурорского надзора по политическим делам в среде, где знают, что два лица, наиболее отличившиеся энергическим возбуждением и производством дознаний, прокурор одного окружного суда и товарищ прокурора другого — уволены, несмотря на свое неоднократно поощренное усердие, от службы потому, что первый из них на публичном гулянье, напившись пьян, буянил, хвастал своим званием и, выведенный по требованию публики вон, дрался с полициею, причем изрезал себе руки осколками разбитой в участке лампы, а затем униженно просил полицию о пощаде и скрытии своих поступков, а второй на официальном бланке приглашал к себе на любовное свидание жену человека, посаженного им же под стражу.
Будущий историк в грустном раздумье остановится под этими данными. Он увидит в них, быть может, одну из причин незаметного, но почти ежедневно чувствуемого внутреннего разлада между правительством и обществом».
Упоминание о будущем историке должно было пробудить у наследника престола чувство ответственности перед страной, народом, историей. И хотя увеличение разлада между правительством и обществом еще далеко не подошло к критической черте, процесс этот со временем привел самодержавие к катастрофе. Ее опасался А.Ф. Кони.
В своей докладной записке он не стремился сгущать краски. Например, не упомянул, что за 4 года следствия 93 подозреваемых умерли, сошли с ума или покончили собой. И это были молодые, а то и юные люди.
Он категорически осуждал террор, Но считал своим долгом показать наследнику престола, что произвол и жестокость государственной власти вызывает в ответ произвол и жестокость революционеров.
Увеличивая напряженность в обществе, царское правительство способствовало созданию в недалеком будущем революционной ситуации, а в ближайшее время — покушениям на жизнь государственных деятелей и на самого Александра II. Оно невольно «подыгрывало» террористам, в особенности после массовой охоты на государственных преступников — преимущественно мнимых. В ответ росло число реальных врагов существующей власти. В обществе все чаще сочувствовали революционерам как страдающим без особой вины и вынужденным защищаться.
А ситуация в стране была и без того тревожной. Отменив крепостное рабство, государство стало главным эксплуататором свободного труда. Крестьянам выделили скромные земельные наделы. Несоразмерные платежи и непомерные налоги (до 40—50 рублей на взрослого работника) поглощали подчас весь валовой доход труженика, а во многих местах превышали доходность земли вдвое.
Создав громадный государственный бюджет, 80—90 процентов которого создают низшие классы, власть употребляла его почти всецело на поддержание внешнего могущества государства, на содержание армии, флота и на уплату государственных долгов, сделанных для тех же целей. Лишь крохи бюджета направлялись на народное образование, медицинское обслуживание.
Народ существовал для государства, а не государство для народа. Правительство поддерживало частных предпринимателей, купцов, крупных промышленников, но только не трудящихся. По свидетельству экономистов, за двадцать лет со времени освобождения крестьян не было предпринято ни одной меры к улучшению экономического быта народа. Финансовая политика и экономические меры правительства были направлены на поддержку частного капитала. Россия пошла по примеру Запада, где правительства служили орудием и выразителем воли буржуазии, олигархов.
Более 10 миллионов сектантов и раскольников в России страдали от отсутствия свободы вероисповедания. Фискальные и полицейские меры лишали свободы передвижения. Не было возможности заявлять правительству о своих нуждах и потребностях из-за отсутствия права петиций. Вся жизнь народа была подчинена произволу администрации.
