Валентин Янин - Очерки истории средневекового Новгорода

Таким образом, выступая первоначально против союза Новгорода с Владимиром, направленного к защите новгородских рубежей, сторонники Водовика в конечном счете оказываются в числе наиболее активных врагов Новгорода.

Переходя к вопросу о принадлежности группировок Степана Твердиславича и Внезда Водовика, мы очень легко могли бы быть увлечены на путь их территориального противопоставления. Действительно, Степан Твердиславич легко связывается с боярством Прусской улицы, где жили его отец, дядя и дед. Один из сторонников Водовика Семен Борисович уже известен нам как славенский боярин. Однако наблюдения над другими именами говорят, что вывод, который мог бы быть сделан на основании указанного сопоставления, неправомерен. Если к славенскому боярству принадлежал Семен Борисович, то та же принадлежность может быть указана и для сторонника Ярослава Всеволодовича – Судимира, которого летопись называет «Судимиром в Славне»[211]. Если в 1224 г. Иванко Тимощинич был в числе бояр, выдачи которых добивался владимирский князь, то в 1230 г. тот же Иванко Тимощинич погибает как сторонник Ярослава Всеволодовича. Проблема военного и политического союза Новгорода в сложной обстановке первой половины XIII в. перерастает проблему территориального соперничества боярских группировок, и линии политического размежевания в 1220-х и 1230-х гг. прошли не по границам традиционных сообществ, а по частоколам усадеб одной и той же улицы. Показательно, что в своем рассказе о событиях рассмотренного периода летописец не дает никаких территориальных примет. Их и не могло быть, поскольку политические корни этой борьбы необычны и глубоки, хотя они и не уходят в освященную традициями борьбу старых боярских группировок. Тем решительнее должна была оказаться победа Степана Твердиславича.

Новгород на острие ордынского нашествия

Известно, что во время татаро-монгольского нашествия Новгород не подвергся военному разорению, хотя и был одним из вожделенных объектов этого нашествия. Объясняя причины неудач Батыя в походе 1238 г. на города российского Северо-Запада, исследователи чаще всего склонны называть неблагоприятные для войска Батыя погодные условия начавшейся весны. Такая мысль впервые была высказана В. Н. Татищевым: «Татара, взяв Торжек марта 15, весь сожгли, людей иных побили, иных в плен взяли, а за ушедшими гнались Селигерскою дорогою даже до Игнача креста, посекая люди, яко траву. И токмо за 100 верст не дошед Новаграда, возвратились, понеже стало быть тепло, боялись междо так многих рек, озер и болот далее идти».[212]

Явно на текст В. Н. Татищева проецированы мнения Н. М. Карамзина и С. М. Соловьева: «Уже Батый находился в 100 верстах от Новгорода, где плоды цветущей долговременной торговли могли обещать ему богатую добычу, но вдруг испуганный, как вероятно, лесами и болотами сего края, к радостному изумлению тамошних жителей обратился назад»[213]; татары «осадили Торжок, били в него пороками две недели и наконец взяли 23-го марта, истребили всех жителей. От Торжка пошли Селигерским путем, посекая людей как траву, но не дошедши сто верст до Новгорода, остановились, боясь, по некоторым известиям, приближения весеннего времени, разлива рек, таяния болот, и пошли к юго-востоку, на степь»[214].

Еще более категоричны заключения историков, писавших позднее: Батый, не дойдя ста верст до Новгорода, «быстро пошел обратно в придонские половецкие степи, избегая начавшейся распутицы. Это обстоятельство и спасло Новгород от погрома»[215]; «в середине марта татарское войско пошло по направлению к Новгороду, но, не дойдя километров двухсот до этого города, в конце марта или в начале апреля, когда в этих местах начинается вскрытие рек и озер и вместе с ним весенняя распутица, вынуждены были круто повернуть назад»[216].

Следует изложить также весьма детализированное рассуждение В. В. Каргалова. После падения Торжка 5 марта монголо-татарский отряд преследовал немногочисленных спасшихся новоторжцев и, не дойдя до Новгорода всего 100 км, вернулся на соединение с главными силами. «Это не был, конечно, поход на Новгород… У Батыя в начале марта попросту не оказалось под Торжком достаточных сил». Войско Бурундая приводило себя в порядок после битвы на Сити. «Чтобы подойти к Торжку и подготовиться к походу на Новгород, ему требовалось не менее двух недель. Еще больше времени понадобилось бы для подхода монголо-татарского войска с Волги, от Ярославля и Костромы. Большие силы для похода на Новгород Батый мог бы собрать под Торжком только в конце марта – начале апреля. Если учесть, что монголо-татарскому войску с обозами и тяжелыми осадными орудиями нужно было не меньше двух-трех недель, чтобы преодолеть трехсоткилометровое расстояние от Торжка до Новгорода, то такой поход представляется совершенно бесполезным – в середине апреля новгородские леса им болота становились непроходимыми для войска».[217]

Близко к только что изложенному и мнение Л. В. Черепнина: «Татаро-монгольское войско двинулось к Новгороду, но, не дойдя до него 100 верст, повернуло обратно. Дальнейшему движению помешала, по-видимому, весенняя распутица, да и силы татаро-монгольских завоевателей были уже значительно подорваны, и они не могли рассчитывать на успех под укреплениями Новгорода».[218]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

См., например: Рыбаков Б. А. Первые века русской истории. М., 1964; Он же. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1993.

2

Янин В. Л. У истоков новгородской государственности. Великий Новгород, 2001.

3

Янин В. Л. Денежно-весовые системы русского средневековья. Домонгольский период. М., 1956.

4

Шляпкин И. А. Синодик 1552–1560 гг. новгородской Борисоглебской церкви. // Сборник Новгородского общества любителей древности. Вып. 5. Новгород, 1911. С. 6–7.

5

Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 232–273.

6

Седов В. В. Проблема происхождения и начальной истории славян // Славянорусские древности, 1: Историко-археологическое изучение Древней Руси. Л., 1988. С. 7—21; Носов Е. Н. Некоторые общие проблемы славянского расселения в лесной зоне Восточной Европы в свете истории хозяйства // Там же. С. 21–38; Он же. Речная сеть Восточной Европы и ее роль в образовании городских центров Северной Руси // Великий Новгород в истории средневековой Европы. М., 1999. С. 157–170; Он же. Новгородское Городище в свете проблемы становления городских центров Поволховья // Носов Е. Н., Горюнова В. М., Плохов А. В. Городище под Новгородом и поселения Северного Приильменья. СПб., 2005. С. 7—32.

7

Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 2004

8

Марков А. Топография кладов восточных монет (сасанидских и куфических). СПб., 1910. С. 140. № 24.

9

Янин В. Л. Денежно-весовые системы русского средневековья. Домонгольский период. М., 1956. С. 89.

10

Носов Е. Н. Археологические памятники верховьев Волхова и ильменского Поозерья конца I тысячелетия н. э. (каталог памятников) // Материалы по археологии Новгородской земли. 1990 г. М., 1991. С. 5—37.

11

Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. М; Л., 1950 (далее НПЛ). С. 106.

12

НПЛ. С. 106–107.

13

Носов Е. Н. Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990.

14

Полное собрание русских летописей (далее ПСРЛ). Т. 2. СПб., 1908. Стб. 14.

15

Там же. Т. 4, ч. 1. СПб., 1915. С. 3.

16

ПСРЛ. Т. 1. Л., 1926. Стб. 19.

17

Там же. Т. 40. СПб., 2003. С. 26.

18

Там же. Т. 2. СПб., 1908. Стб. 14.

19

ПСРЛ. Т. 1. Л., 1926. Стб. 60.

20

Янин В. Л. Летописные рассказы о крещении новгородцев (о возможном источнике Иоакимовской летописи) // Русский город: Исследования и материалы. Вып. 7. М., 1984. С. 40–56.

21

Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.; Л., 1949 (далее ГВНП). С. 9—13. № 1–3.

22

Янин В. Л. У истоков новгородской государственности. Великий Новгород, 2001. С. 31–57.

23

Там же. С. 95. № 6.

24

Там же. С. 99—100. № 19.