Лилия Кузнецова - Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало
Франсуа Дюваль – человек многосторонних дарований
Однако подлинным преемником старшего брата стал Франсуа, или Жан-Франсуа (его полное имя – Жан-Франсуа-Андре) Дюваль, родившийся в Петербурге 13/24 марта 1776 года. Он, также иногда именуемый на немецкий манер «Францем», фактически уже в 1803 году сменил Якова на должности придворного ювелира. Августейшая патронесса его очень ценила, поскольку ювелир безотказно выполнял ее поручения. Любили его и в обществе, ибо Франсуа был всегда любезен и услужлив, а, заведя полезные знакомства, старался поддерживать с кругом избранных приятелей хорошие отношения.
Особенно близко он сошелся с Григорием Ивановичем Вилламовым, личностью весьма незаурядной, необыкновенного ума и дарований, ибо однажды статс-секретарь вдовы Павла I на пари выиграл заклад, поскольку ухитрился одновременно писать деловую бумагу по-русски, разговаривать по-немецки и петь арию из французского водевиля.
Встречи с Франсуа Дювалем неоднократно описываются Вилламовым на страницах его дневника. То он видит ювелира у императрицы Марии Феодоровны при обсуждении подарков, «которые предполагалось сделать по случаю рождения великой княжны Елизаветы Александровны», второй дочери Александра I, после чего Вилламов отобедывает у друга. То заходит к приятелю для размена 300 рублей или же они вместе идут посмотреть нашумевший в столице рисунок Шебуева «Благотворительность», а затем являются в приемную к царственной начальнице, и та, вернувшись от дочери Екатерины, отдает Дювалю нужные распоряжения. Или совершенно живая зарисовка: на обеде у Франсуа Дюваля собрался тесный круг друзей: помимо Вилламова к гостеприимному хозяину пришли Гавриил Петрович Виолье, третий секретарь вдовствующей императрицы, и композитор Буальдьё, особенно прославившийся своей оперой «Белая дама». Приятели за столом вели разговор о франкмасонстве и распевали масонские гимны, а потом собрались вечером поехать в ложу[132].
Хорошие отношения у придворного ювелира сложились и с братьями Лабенскими. Особенно часто он любил беседовать с художником Францем Ивановичем (Франциском-Ксаверием) Лабенским, заведующим Картинной галереей императорского Эрмитажа и к тому же благодаря проводимой инвентаризации прекрасно знавшим также собрания Таврического и Мраморного дворцов.
Франсуа Дюваль, ценивший все изящные искусства, и сам был талантливым живописцем-любителем. Располагая значительными денежными средствами, он, следуя примеру отца, собрал в России замечательную коллекцию работ старинных итальянских, голландских и немецких мастеров кисти. В 1812 году с некоторых картин этой галереи по заказу ее владельца художник Михайлов даже выполнил 19 рисунков, а уже по ним для каталога собрания ювелира в мастерской петербургского гравера Клаубера исполнили резцом гравюры на меди, но одно живописное произведение зарисовал и награвировал А. Бувье. Кстати, именно из галереи Франсуа Дюваля в 1805 и 1807 годах приобрели для Императорского Эрмитажа несколько картин: «Внутренность караульни» Ле-Дюка, «Вид деревни на островке реки Мааса» Ван-дер Нера и «Пейзаж» Себастьяна Бурдона.
Да и своей августейшей повелительнице Франсуа Дюваль поставлял заинтересовавшие ее живописные произведения. 5 ноября 1807 года оказались во дворце императрицы Марии Феодоровны четыре картины, приобретенные за 1100 рублей: Себастьяна Бурдона, Жака Стелла, Карло Маратти, а также «исполненная во вкусе Рембрандта» неизвестным художником. Уже в Сочельник 1808 года вдовствующая императрица могла любоваться и копией «Святого семейства» Никола Пуссена[133].
В 1816 году и средний из сыновей Луи-Дави да Дюваля навсегда уезжает на родину в Швейцарию.
Ликвидировав дела в связи с отъездом из России, Франсуа Дюваль увез в Женеву и свою галерею, насчитывавшую около 120 картин. Составить компанию в долгой дороге он пригласил уже прославленного, несмотря на молодость, портретиста Ореста Адамовича Кипренского, отправляющегося на три года в Италию «пенсионером» императрицы Елизаветы Алексеевны. Путники в коляске Франсуа Дюваля, запряженной почтовыми лошадьми, добрались до Кронштадта, а там 21 мая (2 июня) 1816 года сели на корабль и после четырнадцатидневного плавания по бурному морю высадились в Любеке, где провели четыре дня, дожидаясь, пока выгрузят экипаж придворного ювелира, а затем 29 июня прибыли в Женеву.
Долгие часы, проведенные Кипренским в дороге, оказались для него чрезвычайно познавательными, ведь молодой живописец не напрасно считал Франсуа Дюваля «одним из лучших знатоков в художестве в Европе».
Попутчики, вероятно, много беседовали, а подчас наверняка и спорили о старых и новых мастерах кисти и резца, недаром художник поделился с А.Н. Олениным: «Мне с Г-м Дювалем было весьма приятно сие путешествие, ибо во многом мы были согласных мнений»[134].
Столь отрадное времяпровождение в пути «при виде роскошествующей природы посреди изобилия своего» омрачило досадное происшествие под Касселем, когда «почтальон опрокинул коляску в канаву». Франсуа Дюваль отделался легкими ушибами и испугом, Кипренскому же повезло гораздо менее, и бедняга горестно вздыхал в том же письме в Петербург, что «семь радужных цветов ознаменовали под глазом падение мое», тут же шутливо описывая, как, оставшись «на дороге среди темной ночи» (пока слуга с почтальоном отправились за помощью на почтовый двор) и боясь разбойников, оба путешественника «вооружились терпением и храбростию, обнажили сабли, стучали и гремели оными, давая тем чувствовать окрестностям, что вооруженные суть на страже колесницы. Никакой змий, никакое чудовище и ни один волшебник не дерзнул к нам явиться на сражение; един токмо дождь – нас дурачил без пощады, лил ливьем. Герои вымокли, прозябли и притом дожидались целые три часа, покуда набрали двенадцать человек, кои насилу пришли и насилу! насилу! подняли коляску! она потерпела; но колесам ничего не сделалось, следовательно мы немедля отправились далее»[135].
Прибытие в вожделенную Италию явно задерживалось, и нетерпеливый художник с неприкрытой досадой сожалел: «В Женеве я был принужден оставаться почти три месяца для излечения глаза, ушибленного под Касселем», проживая под кровом, любезно ему предоставленным прежним Яковом, а теперь Жакобом-Давидом Дювалем.
Тому же Оленину Кипренский расписывал свои впечатления: «Господин Дюваль живет прекрасно, дом у него в Женеве славный, притом хороший кабинет картин; дача в девяти верстах от города в Картини преславная, я часто любовался на пастве стадами его. Опытность людей научает вести дом наилучшим образом. За быстрой рекою Роны, между гор Салев и Жюра, отсюда видна граница Франции. После работы в хорошую погоду я прохаживался по крутому берегу Роны и отдыхал под величайшею липой, которую посадил честный Сюлли»[136].
В Женеве Орест Кипренский написал портреты гостеприимного хозяина и его дяди – бывшего скромного пастора, а ныне члена Большого совета и видного парламентского деятеля, «славного Дюмона, которого представил ораторствующим, как обыкновенно женевцы привыкли видеть его в Совете, вдали изобразил снежные горы Алп». Обе работы молодого русского портретиста экспонировались сразу же по написании на художественной выставке в этом гостеприимном швейцарском городе, а позже А. Дюваль подарил сии живописные изображения своих предков в Публичную и университетскую библиотеку в Женеве. Находясь в Швейцарии, Кипренский сделал карандашные зарисовки и других членов семьи Дювалей[137].
В 1845 году вывезенную Франсуа Дювалем из России весьма изысканную коллекцию итальянских, немецких и голландских картин купил граф де Морни, сводный брат будущего французского императора Наполеона III. Новый владелец отправил ее в Лондон и там под именем галереи Дюваля выставил 12 и 13 мая 1846 года на аукцион, принесший графу около полумиллиона франков. С молотка ушло и написанное самим Грёзом по заказу Дюваля «Семейство пьяницы».
Расставаясь с картинами мастеров иностранных школ, Франсуа Дюваль сохранил у себя коллекцию работ швейцарских художников, а также прекрасные античные мраморы, бронзы и камеи. Все это унаследовал его сын – швейцарский художник Этьен Дюваль. Предметом вожделения знатоков была найденная в 1784 году на вилле Адриана группа из паросского мрамора «Фавны», причем отличной сохранности. За «Фавнов», увековеченных по рисунку Михайлова Клаубером в весьма тонкой гравюре резцом на меди, король Баварский, будучи в Петербурге, предлагал Дювалю 4 тысячи голландских червонцев[138].
Франсуа Дюваль женился 21 ноября 1821 года на прелестной Нинетте, дочери известного швейцарского художника Вольфганга-Адама Тёпфера, о котором Орест Кипренский вспоминал, что тот недаром тогда славился в Женеве, ибо «пишет Швейцарию в том роде, как Тениер писывал Фландрию». Кстати, в собрании Государственного Эрмитажа есть три картины тестя придворного ювелира русской вдовствующей императрицы, но если две из них приобретены в советское время у частных лиц, то третья – «Вид окрестностей Женевы», написанная, судя по подписи автора, в 1801 году, поступила в музей из Павловского дворца[139]. Не исключено, что этот холст Франсуа Дюваль мог послать в дар своей августейшей покровительнице.
