Лилия Кузнецова - Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало
К сожалению, до сих пор неизвестно даже имя «ювелира Фёдорова», у которого при Александре I закупалось в Кабинет много бриллиантовых перстней, орденских знаков и золотых шпаг с надписью «За храбрость», поэтому трудно судить, имел ли к нему отношение Мина Фёдоров, ставший с 1767 года золотых дел мастером петербургского Русского цеха[120].
Братья Дюваль остаются вне конкуренции
Хотя недолгая монополия братьев Дюваль в правление Павла I осталась в прошлом, с их семейным предприятием не мог сравниться никто из петербургских ювелиров ни по его мощности, ни по качеству исполнения, не говоря уже о творческой фантазии, отличавшей их работы. Поэтому им пришлось трудиться в поте лица, чтобы к коронации нового монарха, назначенной на 15 сентября 1801 года, успеть заготовить множество подарков для пожалований. Якову Дювалю наверняка довелось приводить в порядок Большую императорскую корону, чтобы она оказалась впору Александру I.
Зато бывшему «Собственному ювелиру» монарха-предшественника безотлагательно заказали к священной церемонии в Успенском соборе Московского Кремля корону для супруги нового государя, императрицы Елизаветы Алексеевны. 3 июня 1801 года «Коллежскому Советнику и Ювелиру Дювалу» отпустили из запасов придворной Алмазной мастерской на ее «зделание» 2042 казенных бриллианта всех пяти сортов. К последнему, правда, относились самые крупные камни: один, массой 6 4/32 карата, выломали из перстня, а десять других, по два с небольшим карата каждый, взяли из старого «шпажного эфеса». В работе над этой «бриллиантовой короной» Якову Дювалю помогал опытнейший ювелир Жан-Франсуа Лубье, за что по повелению самодержца от 24 декабря того же года получил пять тысяч рублей.
Она, конечно же, не только ничуть не уступала по красоте короне, сделанной пять лет назад теми же Яковом Дювалем и Лубье для императрицы Марии Феодоровны, но и во многом повторяла контуры того драгоценного венца, да и размерами опять была меньше Большой Императорской короны, возлагаемой супругом-самодержцем себе на главу во время священного обряда коронации, чтобы подчеркнуть подчиненное положение жены монарха. Поэтому со временем короны цариц, создаваемые к совместной коронации августейших супругов, стали называть «Малыми». Они после смерти августейших владелиц какое-то время хранились в Кабинете, а затем уничтожались, чтобы использовать бесценные камни для создания новых вещей.
Еще в 1829 году Николай I определил судьбы корон «почивших в Бозе» матери и невестки, и, согласно его воле, в 1840 году из бриллиантов стоившего 48 750 рублей венца императрицы Марии Феодоровны создали драгоценные уборы, вошедшие в приданое великой княжны Ольги Николаевны. Чуть ранее, в ноябре 1838 года, разломали и оцененную в 68 410 рублей корону Елизаветы Алексеевны, и ювелир Иван Рудольф воспользовался ее алмазами при работе над бриллиантовым, рубиновым и сапфировым гарнитурами для старшей дочери императора, великой княжны Марии Николаевны[121].
Однако молодая императрица Елизавета Алексеевна считала бриллиантовый венец, увенчавший ее головку при коронации, своей «большой» короной. Поскольку по традиции императрицы (правда, самодержавные), правившие в «осьмнадцатом» веке, располагали еще одной короной, официально именуемой «Малой», то после успешно прошедшего в Москве 15 сентября священного обряда Якоб Дюваль сделал еще и Малую корону, чтобы супруга Александра I могла надевать сей более легкий венец на официальных приемах.
Неизвестный художник. Императрица Елизавета Алексеевна в своей Малой Императорской короне. Первая половина XIX в.
31 октября 1801 года отпустили «Коллежскому Советнику и Ювелиру Дювалу на сделание для Ее Величества Государыни Императрицы Елизаветы Алексеевны малой короны» десяток крупных алмазов. Каждый из них был не менее двух карат, а самые большие четыре бриллианта весили от 5 до 7,5 карат. Однако все они, хотя и стоили 15 840 рублей, относились к пятому сорту, а поэтому в прозрачной толще ограненных кристаллов просматривались заметные включения. На обе же короны ушли 2052 казенных бриллианта, оцененных в 37 854 рубля 12 1/2 копейки[122].
Кстати, не только по повелению Александра I, но и по собственноручному рисунку императора, во время предкоронационных хлопот ювелир Споль за 11 тысяч рублей не замедлил исполнить десять фрейлинских знаков с двойным шифром обеих императриц – царствующей и вдовствующей. Молодой государь не мог отказать властолюбивой матери в двойном подчинении фрейлин обоих дворов. Зато Александр I проявил себя талантливым рисовальщиком. Четко прочерченные завитки концов обеих букв позволяют в сложной вязи монограммы прочитать написанные сверкающими цепочками имитирующих алмазы стекол-стразов «Е» и «М», сообща увенчанные ажурной императорской короной[123].
Императрица Мария Феодоровна не желала терять лучшего ювелира, а поэтому Якова Дюваля, носившего с 8 апреля 1798 года[124] по «Табели о рангах» чин шестого класса, равнявшийся армейскому полковнику или камергеру, ввели в штат ее Двора. Работы было предостаточно. Ведь заказы регулярно поступали и от «большого» Двора. К тому же, подрастали младшие великие княжны, и для их приданого тоже надо создавать достойные уборы, либо доделывать недостающие вещи к ранее исполненным гарнитурам.
Вюртембергская бриллиантовая диадема
По типу диадемы с розовым бриллиантом[125] императрицы Марии Феодоровны (см. цвет. илл. 15) Яков Дюваль по просьбе патронессы исполнил для супруги ее брата диадему из великолепных бразильских бриллиантов. Благо, герцог Людвиг Вюртембергский со своей законной половиной, принцессой Генриеттой Нассауской, в 1803 году недолго погостил в Петербурге у августейшей сестры. Сделанная вещь оказалась не только роскошна, но и восхитительно красива. Заказчики были довольны.
Вероятно, именно за сию диадему 16 февраля 1803 года вдовствующая императрица в присутствии герцогской четы обязалась выплатить в рассрочку Якову Дювалю 30 тысяч рублей ассигнациями вместе с нарастающими процентами, причем в счет образовавшегося долга 3 января 1811 года вместо уехавшего на родину в Швейцарию старшего брата получил под расписку шестнадцать тысяч Луи Дюваль.
Через три четверти века творение «собственного ювелира» Павла I стало украшать голову другой герцогини Вюртембергской – великой княгини Веры Константиновны (1854–1912), жены принца Вильгельма-Евгения. Нуждаясь в деньгах, эта внучка Николая I продала в 1907 году родственникам дивной красоты венец, и тот вошел в собрание фамильных драгоценностей русской императорской семьи. Те же идущие по верху крупные бриллианты, возвышающиеся на алмазных уголках, как бы зависают в воздухе, ибо серебряная оправа с золотой подпайкой совершенно незаметна. Так же с плавных, высоко взмывающих вверх, дуг «катетов» треугольника свисает вниз вереница отдельных камней, но на сей раз не капелек-бриолетов, а алмазных грушек-панделоков, отделяемых друг от друга вместо фестончиков парочкой-тройкой листиков. Опять, как и полагалось в пору господства ампира, четко выделен центр и во всем рисунке царит симметрия. Под самым большим панделоком, напоминающим то ли «око Провидения», то ли пылающее радужными сполохами сердце, на фоне густого частокола алмазных лучей, образующих арочку-«гипотенузу», переливается разноцветными огнями овальный бриллиант в 11 карат, заключенный в сверкающую рамку. (См. цвет. илл. 16.)
Кстати, эта форма диадемы, в которой сплелись черты русского очелья и головного убора супруг повелителей Императорского Рима и Византии, настолько полюбилась ювелирам, что довольно часто повторялась в дальнейшем, получив название «русской тиары»[126].
Яков Дюваль хорошо помнил волю покойного отца. Тот желал, чтобы старший сын обязательно вернулся на родину предков, в Женеву. Но еще больше бывший «Собственный Императорский ювелир» никак не мог забыть капризы усопшего самодержца, его сиповатый голос, зловеще доходивший до крика, если монаршьи приказания сразу не исполнялись, происки придворных завистников, вынужденную разлуку с любимой женой. Ему часто вспоминалось, как однажды Павел I решил сделать щедрый дар фельдмаршалу Александру Васильевичу Суворову, дабы тот забыл годы опалы и жизнь под неусыпным присмотром в незаслуженной ссылке, куда его отправил в гневе преемник Екатерины II. К Якову Дювалю явился посланный самодержцем Фёдор Ростопчин и передал желание императора: нужно срочно доставить во дворец перстень с большим бриллиантом. Когда же «Собственный Императорский ювелир» посмел только заикнуться, что у него сейчас нет столь хорошего камня, но он тотчас же постарается выписать его из Голландии, Павел I, не воспринимая никаких разумных доводов, гневно вскричал, что ослушник его воли быстро очутится там, где его никто не найдет. На следующий день Яков Дюваль привез своему грозному августейшему патрону требуемую вещь. Довольный государь вручил сей перстень полководцу, а тот отвез дар императора любимой дочери Наталье, к тому времени бывшей замужем за графом Николаем Зубовым, и, застав ее обедающей, не нашел ничего лучшего, как кинуть ей в тарелку с супом жалованный предмет.
