Михаил Шкаровский - Крест и свастика. Нацистская Германия и Православная Церковь
Нехотя уступая в вопросе передачи церковного управления архиеп. Серафиму, внешнеполитические ведомства еще раз попытались оказать давление на РКМ. Так, 21 февраля 1940 г. начальник главного реферата «Восток» МИД Клейт в письме министру церковных дел Керлу еще раз изложил свои взгляды: «1) Автокефалия Православной Церкви в Польше является имперским инструментом, который при дальнейшем внешнеполитическом развитии в Восточной Европе может быть полезным орудием Рейха, так как не зависит от Русской эмигрантской Церкви… 2) Украинизация автокефальной Православной Церкви Генерал-губернаторства наряду с ограниченной по понятным причинам культурной автономией является единственным средством, благодаря которому украинцам Польши может быть создано определенное пространство для национального развития, и они окажутся заинтересованными в германском господстве и будут позитивно настроены по отношению к нему». Клейт просил дать возможность участвовать всем заинтересованным ведомствам в выборе украинского администратора и при решении других персональных вопросов[184].
Большое возмущение в МИД вызвало то обстоятельство, что информация об идее создания всеобщей наднациональной Православной Церкви в занятых германскими войсками областях, которую отстаивало лишь маловлиятельное РКМ, проникла в искаженном виде в европейскую печать. В частности, в русской парижской газете «Последние новости» была опубликована статья «Гитлер основывает автокефальную Православную Церковь»[185].
Подобные идеи выражали и представители РСХА, которые считали, что подчинение православных приходов в Генерал-губернаторстве Синоду РПЦЗ создает угрозу «чуждых (панславистских) влияний». В своей записке в РКМ РСХА называло предложение «основать самостоятельную украинскую епархию с центром в Варшаве приемлемым»[186].
И все же в феврале генерал-губернатор Франк и министр Керл достигли соглашения об официальном переходе церковного руководства к архиеп. Серафиму при условии сохранения автокефалии. 27 февраля 1940 г. Гаугг сообщил об этом во внешнеполитическую службу НСДАП и подчеркнул: «Влияния Архиерейского Синода в Белграде на эту церковную область не существует, и если такие намерения окажутся замечены, чего до сих пор никоим образом не было, их пресекут с самого начала»[187]. Гауггу пришлось также неоднократно заверять различные инстанции, что интересы и настроения украинцев учтены его министерством и архиеп. Серафимом. Впрочем, чиновники РКМ полагали, что им удалось одержать победу. Так, в документальной записи службы «Восток» о беседе с криминальным советником Шредером от 9 и 11 апреля 1940 г. говорилось: «Относительно церковного вопроса Шредер сообщил только, что первоначально запланированное церковным министерством урегулирование — Серафим в качестве архиерея с украинскими священниками в украинских областях — утверждено как минимум на время воины»[188].
Однако положение архиепископа в Варшаве оказалось очень нелегким. С самого начала его стали обвинять в ущемлении интересов украинцев. Представители украинских комитетов и тому подобных организаций обращались в различные инстанции рейха с протестами по поводу уже самого факта «ликвидации» автокефалии и передачи управления ее приходами архиерею РПЦЗ. В стремлении к образованию собственного государства наиболее радикально настроенные группы украинских националистов в этот период «сделали ставку» на нацистов и принялись добиваться самостоятельных форм организации, в том числе в церковной сфере.
Уже 5 ноября 1939 г. члены Украинского комитета в Холме писали рейхсминистру Розенбергу об угнетении православных поляками и подчеркивали: «Слава богу, что Польша разрушена по высшей воле фюрера. Наши жертвы и страдания окончены, и мы принадлежим сейчас к крупнейшей мировой культурной державе»[189]. А 17 ноября 10 украинских общественных деятелей обратились с письмом к Франку: «Мы просим возвратить нам отобранные польским правительством еще стоящие православные церкви, в первую очередь собор в Холме… и также похищенное поляками церковное имущество, здания и др. Разрушенные польским правительством церкви мы хотим восстановить снова»[190].
Наиболее четкую форму подобные просьбы нашли в обращении Украинского национального объединения в Германии к министру иностранных дел Риббентропу от 18 марта 1940 г. В нем говорилось, что украинцы безусловно требуют признания права на самостоятельную Украинскую национальную автокефальную Церковь и ее образования. Это означает: «1) Во главе Церкви в качестве митрополита должен стоять национально ориентированный и пользующийся уважением во всех слоях украинского населения украинец профессор д-р Иван Огиенко… 2) Епископами должны быть назначены национально ориентированные и уважаемые украинцы. 3) Священники и церковный персонал в городах и селах должен состоять из национально ориентированных украинцев. 4) Вместо прежних русских обрядов и языка должны быть введены украинские обряды и язык. 5) Церковь должна управляться украинцами. 6) Конфискованные поляками православные церкви и церковное имущество должны быть возвращены Украинской автокефальной Церкви»[191].
Правда, не все украинские общественные деятели были настроены против архиеп. Серафима. Например, гетман Скоропадский в своей «Докладной записке о состоянии Греческо-Православной Церкви в Великой Германии и необходимых изменениях в ее организации» от 20 декабря 1939 г. считал, что пост митр. Дионисия должен занять архиеп. Серафим, которому прежде необходимо освободиться от юрисдикции Синода в Сремских Карловцах. Два известных представителя украинской общественности в Варшаве — профессор Кубиович и профессор священник Мартин Волков в январе 1940 г. также заявили, что православные украинцы согласны с Серафимом[192].
Но «тон задавали» не они, а политические радикалы, прежде всего деятели образованного из униатов Украинского вспомогательного комитета при генерал-губернаторе в Кракове. Этот комитет предложил Франку двух православных кандидатов во епископы, которые уже проявляли особенное расположение к униатам: профессора И. Огиенко и архимандрита Палладия (Выдыбида-Руденко). В прошлом Огиенко был министром по делам религий, а Выдыбида-Руденко — заместителем министра финансов в правительстве Петлюры[193].
Постепенно стали появляться жалобы и протесты по поводу практической деятельности архиеп. Серафима. Например, в анонимном письме украинского осведомителя из Варшавы от 8 февраля 1940 г., поступившем во внешнеполитическую службу НСДАП, говорилось: «Архиепископ Серафим получил от генерал-губернатора предписание, что Церковь полностью подчиняется Серафиму, правда с ограничением, что митрополит Анастасий не имеет права вмешиваться в дела Православной Церкви Генерал-губернаторства». Но архиеп. Серафим будто бы окружил себя исключительно русскими священниками, назначил на вакантные места православных священников из бывшей польской армии и т. д. В другом письме того же информатора от 11 февраля сообщалось: «Высказано пожелание, чтобы Владыка распустил Митрополичий Совет (чисто российский) и перенес свою резиденцию в Холм. Владыка против этого сопротивляется… Русские все поголовно за ликвидацию автокефалии, которой они никогда не признавали»[194].
В активную борьбу с архиепископом включились также намеченные украинские кандидаты во епископы, прежде всего И. Огиенко. 29 марта он написал во внешнеполитическую службу НСДАП, что архиеп. Серафим вместе с Украинским комитетом в Варшаве якобы собирается назначить русского из-за границы в качестве епископа в Холм, а руководитель церковного отдела в русском германском комитете Фабрициус высказал Гауггу в РКМ негативное мнение о кандидатуре Огиенко[195].
Обвинения, направленные против архиепископа, в подавляющей части были лишены оснований. Управление приходами в Генерал-губернаторстве архиеп. Серафим всегда считал вынужденным и временным, неоднократно ставил вопрос о своем отказе от этих полномочий. До выезда из СССР в 1930 г. он в течение многих лет вел миссионерскую работу на Украине, относился к ее жителям очень благожелательно и в своей переписке подчеркивал, что он «как прежде, так и теперь и в будущем готов учитывать стремления украинцев». Неприятие у архиеп. Серафима вызывало вмешательство в вопросы церковного урегулирования украинских политических организаций. В его письме весной 1940 г. в Синод РПЦЗ подчеркивалось: «Я убежден, что все вопросы уже были бы урегулированы, если бы речь шла о соглашении между мною и чисто церковными украинскими организациями и кругами. К сожалению, в дело включились также нецерковные организации и создали серьезные препятствия на этом пути»[196].
