М. Воробьев - Русская история. Часть II
Один путь здесь был — просто избрать комиссию, которая бы навела порядок в законодательстве: классифицировала все законы, разобрала их по группам, устранила противоречия, отменила явную бессмыслицу, сократила ненужное — короче говоря, кодифицировала бы все это. В свое время этим путем пошла знаменитая Комиссия по составлению Соборного уложения, когда пять человек во главе с князем Одоевским именно так и поступили. Они рассмотрели все, что было в наличии, все разобрали, свели воедино, устранив противоречия, ясно изложили, добавили самое необходимое — и получился замечательный кодекс.
Это был путь, по которому могла бы пойти и Екатерина, но у нее не было ни одного подходящего для этого юриста. (При Елизавете тоже думали о составлении нового Уложения, но дальше пожелания и назначения депутатов в комиссию дело не двинулось.) Этим путем Екатерина не пошла. Человек эпохи просвещения, она сочла нужным создавать законы заново. Вероятно, происходило это по молодости лет, а может быть, на нее действительно влияла западноевропейская культура (в то время все ищущие умы зачитывались Монтескье, и Екатерина его тоже читала, причем очень основательно). И вот на третий год своего царствования она засела за работу над произведением, которое получило название Наказа для Комиссии по составлению нового уложения. Это было своеобразное напутствие депутатам, своеобразная подготовительная работа. На основании этого Наказа депутаты должны были работать над новым Уложением.
Трудилась она около двух лет в поте лица, прочитав груду литературы. Но при этом вся ее работа свелась к тому, что она выписывала целые страницы из того же Монтескье, тщательно законспектировала трактат о преступлениях итальянца Беккариа, который тогда только что появился, читала немецких публицистов, которые писали о естественном праве и управлении государством. Сама она впоследствии очень точно оценивала свою работу. Посылая Фридриху немецкий перевод своего труда, она писала:
«Вы увидите, что я, как ворона в басне, нарядилась в павлиньи перья. В этом сочинении мне принадлежит лишь расположение материала да кое-где одна строчка, одно слово». Это правда: в некоторых случаях идет сплошной текст, выписанный из того или иного произведения, а ей принадлежит только заголовок. Это не были законы — это были пожелания самодержавной русской императрицы той комиссии, которая начнет работу над этими законами. В Наказе 600 с лишним статей, которые разделены на 20 глав, плюс две дополнительные. Называются эти главы весьма интересно: «О самодержавной власти в России и о подчиненных органах управления», «О хранилище законов» (т. е. о Сенате), «О состоянии всех, в государстве живущих» (о равенстве и свободе граждан), «О законах вообще», «О законах подробно» {33} (о согласовании наказаний с преступлениями), «О наказании» (Екатерина особенно следила за их умеренностью), «О производстве суда вообще», «Об обряде криминального суда» (уголовное право и судопроизводство), «О крепостном состоянии», «О размножении народа в государстве», «О рукоделии» (о ремеслах и торговле), «О воспитании», «О дворянстве», «О среднем роде людей» (о третьем сословии). «О городах», «О наследствах», «О составлении и слоге законов». В последней, двадцатой главе речь идет о разных статьях, требующих изъяснения (о суде за оскорбление ее величества т. е. о государственном преступлении, о чрезвычайных судах, о веротерпимости, о признаках падения и разрушения государства). В двух дополнительных главах речь идет о благочинии, или о полиции, и о государственной экономии, т. е. о доходах и расходах.
Мы видим, что это действительно весьма обширный труд. По мере того, как появлялись различные части ее произведения, Екатерина, будучи человеком очень практичным, давала их на прочтение близким ей людям — Панину и ряду других государственных деятелей. Панин отозвался обо всем этом очень дипломатично и вместе с тем высокопарно, сказав, что это аксиомы, способные опрокинуть стены. А дальше Екатерина нарвалась на жесточайшую критику. Критиковали в особенности — за статьи, касавшиеся положения крестьян в России. Екатерина в Наказе писала о необходимости освобождения крестьян. Говорят, что она это писала просто из риторических побуждений, но это не так — она была все же европейским человеком. Однако благородное российское дворянство отнюдь не собиралось лишаться источника средств к существованию и жизненного благополучия.
Екатерина стала вносить поправки. Печатный вариант Наказа — приблизительно четверть того, что она написала. Но все равно она считала, что это ее политическое завещание, политическая исповедь, и была очень довольна тем, что она ее написала. Вместе с тем она извлекла урок, что при всем желании вопроса о положении крестьян она решить не сможет, а следовательно, и не будет. В этом отношении она очень точно следовала поговорке о том, что политика — это искусство возможного.
Наказ — весьма любопытный документ. Это отражение общего состояния эпохи, и в то же время это отражение личных взглядов императрицы и тех взглядов, которые исповедовало ее окружение. При том что Наказ остался именно наказом и ничем иным, он представляет собой очень интересный и важный документ, потому что с него начинается определенное развитие умонастроений в нашей стране.
6. «Наказ» Уложенной комиссии
В 1767 году произошли выборы. Екатерина хотела, чтобы в большой Комиссии по составлению нового уложения были представлены абсолютно все категории населения, кроме, естественно, крепостных. Посадские жители могли попасть туда только в результате трехстепенных выборов, тогда как дворянство посылало своих представителей напрямую. Были здесь и свои несовершенства — какие-то заштатные городки имели право послать одного депутата, и Москва послала тоже одного депутата, хотя, конечно, какой-нибудь город Буй Костромской губернии и Москва — это все-таки разница.
Ключевский дает состав депутатов комиссии в процентном отношении. Это довольно любопытно. От правительственных учреждений — около 5 процентов (то есть в основном лица чиновные), дворянство — 30 процентов, города — 39, сельские обыватели — 14 процентов (государственные крестьяне и однодворцы), казаки, инородцы и остальные классы и сословия 12 процентов. Всего было избрано 564 депутата.
Каждый из них должен был привезти наказ от своих избирателей. Доходило до анекдотов: один архангельский крестьянин привез несколько сот наказов, тщательнейшим образом обойдя все погосты и деревни, которые он должен был представлять. Другие сводили нечто подобное воедино. Но все равно: при том, что депутатов было полтысячи, наказов оказалось полторы тысячи.
Чрезвычайно торжественно, с большой помпой были открыты заседания тронной речью императрицы в Грановитой палате. Век был сентиментальный, депутаты плакали, слушая речь матушки государыни, и попытались тут же поднести ей самые потрясающие титулы.
«30 июля 1767 года Екатерина открыла Комиссию нового уложения торжественным приемом в Кремле, куда она прибыла из Головинского дворца церемониальным поездом с гофмаршальскими жезлами, скороходами, статс-дамами и прочими величавыми украшениями, какие придумал век формулярных чувств и символического мышления». Ей поднесли титулы Великой, Премудрой, Матери отечества. Екатерина в изящном личном ответе депутатам и не приняла, и не отклонила поднесенного титула, а в записочке маршалу (руководителю всего собрания) как будто даже выразила досаду на депутатов: «Я им велела сделать Российской империи законы, а они делают апологии моим качествам».
Трудно было себе представить, как будет работать такая толпа разношерстных и разномастных депутатов, поэтому довольно быстро была предпринята попытка разделить их на комиссии: дирекционная (имевшая исполнительную власть; она же имела право учреждать частные кодификационные комиссии по конкретным вопросам); экспедиционная комиссия (редакторская работа); подготовительная комиссия (она должна была прочитывать наказы с мест, сводить их воедино и представлять дальше). Все возглавлял маршал собрания. Комиссия большая, где работали все, просуществовала весьма недолго: уже в декабре она была переведена в Петербург, в феврале начала работу, а еще год спустя, осенью 1768 года, Комиссия по составлению Уложения была вообще закрыта под предлогом войны с Турцией, куда многие депутаты должны были отправиться в качестве офицеров. Частные комиссии проработали еще много лет.
За время своей деятельности комиссия провела 203 заседания, не решив практически ни одного вопроса. Почему? Я бы порекомендовал вам одну забавную книжку, которую написал английский писатель {34} Паркинсон. Она так и называется: «Закон Паркинсона». Никакого отношения к медицине это сочинение не имеет, там идет речь, если хотите, о болезнях системы управления. Остроумный англичанин в очень веселой форме дает понять, на что обречена любая комиссия, любой съезд, любое собрание, если там слишком много депутатов. На исторических фактах, выводя шутливые алгебраические формулы, он доказывает, что оптимальный состав любой комиссии не должен превышать 21 человека. Чем меньше кабинет министров, чем меньше тот или иной штат, коллегия или министерство, тем лучше, тем скорее будут решены дела. Оптимальный вариант — человек девять. Становится понятно, почему приказ князя Одоевского из пяти человек так быстро и толково составил Соборное уложение 1649 года и почему комиссия Екатерины, в сто раз большая, не составила ничего.
