Сеймур Беккер - Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилегии последнего периода императорской России
Другие сословники, однако, считали, что землевладение заменило обязательную прежде государственную службу, которая была «отличительным признаком дворянского звания»{178}. Представление о себе как землевладельце-джентльмене был до некоторой степени результатом ярко выраженной, одновременно спонтанной и поощряемой государством, тенденции российских дворян с XVIII в. заимствовать стиль жизни и правовой статус (но не политическую автономию) западной аристократии. Хотя защитники привилегий не уставали настаивать на совершенной уникальности межсословных отношений в России, сами они были в плену заимствованной на Западе концепции благородного сословия. Но на Западе «существенное значение» дворянства коренилось в том, что «на протяжении тысячи лет основанием для привилегированного статуса дворянина являлись руководство, защита и ответственность за крестьян, живущих на территории его феодального владения»{179}. В России же до 1861 г. привилегированное положение дворянства, включая его монопольное право на владение землей и людьми, покоилось на его службе самодержавию. Но к концу XIX в. служебная роль первого сословия стала существенно менее значимой, и дворяне-землевладельцы все реже всецело посвящали себя государственной службе (см. гл. 6). При этом дворянство сохранило не только достаточно земли, чтобы удерживать господствующие позиции в сельском мире, но и систему корпоративных учреждений, полноправное участие в которых всегда было обусловлено владением землей. Несмотря на всю оригинальность своего исторического пути, русские дворяне-землевладельцы в конце концов оказались, в некоторых отношениях, в положении, аналогичном положению благородного западной знати.
Поскольку в сознании сословников основной характеристикой первого сословия стало владение землей, главная задача свелась к тому, чтобы остановить процесс обезземеливания дворянства. Прогностические расчеты, основанные на сложившихся темпах сокращения дворянских земель, показывали, что в России этот вид землевладения сойдет на нет к 1920, 1950 или 1966 г., по различным прогнозам{180}. Самым прямым путем к предотвращению этой угрозы было восстановить в какой-то форме существовавшие до 1861 г. ограничения на торговлю землей. Защитники привилегий не уставали осуждать превращение земли в обычный товар, сделавшее ее предметом спекулятивной наживы для купцов и кулаков, и превозносили традиционное воззрение на «землю как на средство обеспечения быта соответственных сословий» — дворянства и крестьянства{181}.
Чтобы предотвратить появление безземельного сельского пролетариата, в 1893 г. правительство приняло закон, согласно которому крестьянские наделы нельзя было отдавать в залог под кредит, а полностью выкупленные наделы можно было продать только другому члену той же крестьянской общины или кому-то, кто соглашался стать ее членом{182}. Публицисты Семенов и Елишев, ссылаясь на закон 1893 г. как на удачное решение вопроса, требовали такого же запрета на продажу дворянских земель недворянам. Подобный запрет, инициированный Пазухиным, был уже предложен в 1889 г. дворянским собранием Симбирской губернии и обсуждался в дворянских собраниях других губерний{183}. Содержавшее аналогичное требование ходатайство Тульского дворянского собрания рассматривалось Особой комиссией под председательством Н.С. Абазы, которая в 1891 — 1895 гг. изучала различные пути укрепления дворянского землевладения.
Идея запрета перехода дворянских земель в руки представителей низших сословий, несмотря на привлекательность ее простоты и наглядности, грозила возникновением ряда крупных проблем и была отвергнута как комиссией Абазы, так и Особым совещанием по делам дворянского сословия в 1898 г. Ограничение состава возможных покупателей дворянских земель кругом богатых дворян неизбежно привело бы к падению рыночной цены на такие земли и, как следствие этого, кредитоспособности ее владельцев. Что еще хуже, такая мера способствовала бы дальнейшей концентрации дворянских земель в руках немногих очень богатых представителей первого сословия, тогда как число безземельных дворян продолжало бы увеличиваться{184}. Чтобы сберечь дворян-землевладельцев в качестве фактора общественного развития, следовало одновременно сохранить их численность и принадлежащие им десятины, а по возможности увеличить и то и другое.
Поскольку большинство защитников старого режима были убеждены, что дворяне продают свои поместья под давлением денежных обстоятельств, некоторые из них предложили не допускать продажи несостоятельных поместий и тем самым остановить обезземеливание дворянства. В 1896 и 1897 гг. у некоторых дворянских обществ появилась мысль, что либо особые агентства при правительстве, либо сами дворянские общества могли бы принимать на себя управление обанкротившимися имениями, делать их платежеспобными и возвращать прежним владельцам. Самый продуманный план этой операции выдвинуло Херсонское собрание дворянских предводителей и депутатов дворянства, которое предложило выбирать в губерниях дворянские попечительские советы, наделенные властью вступать в управление любым поместьем, которому угрожает продажа за долги. Если в течение десяти лет такое имение удастся вновь сделать платежеспособным, Попечительский совет вернет его владельцу на правах заповедного имения, защитив его таким образом от накопления обременительных долгов в будущем. В случае неудачи Совет выставит поместье на аукцион, на котором преимущество будет у покупателей дворянского сословия и православных{185}.
Прошедшее в январе 1898 г. совещание губернских предводителей дворянства отнеслось к плану херсонского дворянства безо всякого энтузиазма. Участники совещания пришли к выводу, что вряд ли удастся найти достаточное число способных людей, которым можно будет доверить управление всеми такого рода поместьями, и что безусловное право попечительского совета брать в управление неплатежеспособные имения явится слишком серьезным покушением на право землевладельцев распоряжаться своей собственностью, поскольку последние, быть может, нуждаются в продаже земли для мобилизации капитала. Хотя план херсонского дворянства и был утвержден в январе 1899 г. следующим совещанием предводителей дворянства, он был отвергнут Особым совещанием по делам дворянства как невыполнимый всего лишь несколько месяцев спустя{186}.
Заповедность была нами упомянута как часть этого плана, и именно правовое решение проблемы обезземеливания дворянства пришлось по душе большинству защитников привилегий. Заповедность — установление заранее определенного, неизменяемого порядка наследования земельных владений, когда владельцы лишаются права на их отчуждение, — в той или иной форме издавна практиковалась в знатных семьях Запада, и нигде больше, чем в Англии, в которой она была популярна еще в последней трети XIX в. как среди титулованного, так и среди нетитулованного дворянства. В тот период приблизительно половина всех земель в Англии была подчинена правилам заповедности, причем такой порядок был нормой для имений площадью более 1000 акров (400 га), и не так уж редок для имений площадью от 500 до 1000 акров{187}.[45] В континентальных странах в конце XIX в. заповедность быстро выходила из употребления. Во Франции она была аннулирована после революции 1848 г., а там, где сохранилась (скажем, в Дании, Австрии, Венгрии, в большинстве германских государств, включая Пруссию), она включала в себя только очень крупные поместья, составлявшие не более 10% частной земельной собственности{188}.
Заповедность издавна практиковалась в семьях немецких и польских дворян западных окраин России. В 1909 г. в прибалтийских губерниях существовало 266 заповедных владений (Fideikommisse) общей площадью 921 100 десятин — 18% от числа дворянских имений в этом крае и 27% площади дворянских земель[46]. В других частях Европейской России заповедность до царствования Екатерины II была неизвестна. Стремясь добиться того, чтобы дворяне приносили пользу обществу и государству, а не жили бы праздно на доходы со своих имений, Петр I издал в 1714 г. указ, согласно которому земельная собственность должна была в полном объеме переходить по завещанию отца к одному из его сыновей, при отсутствии сыновей — к дочери, а при отсутствии прямых наследников — к наследникам по боковой линии. Закон 1714 г. ввел не заповедность, а только единонаследие, т.е. неделимость дворянских имений, поскольку владелец сохранял пожизненное право свободно распоряжаться своей недвижимостью. Так как этот закон противоречил русской традиции поровну делить имущество между сыновьями, нарушали его чаще, чем ему следовали, а всего через шестнадцать лет отменили совсем{189}.
