Сергей Голяков - Рихард Зорге - Подвиг и трагедия разведчика
Катя рассказывала, что все так же собираются здесь те самые друзья "говоруны", с которыми так любил спорить Рихард.
— А ты как?
— Я все так же, Катя…
— А где ты был?
— В некотором царстве, в далеком государстве.
— Надолго в Москву?
— Не знаю… Надеюсь, навсегда. Хочу заняться научной работой.
Движения за дверцей замерли. Наступила пауза. Потом Катя сказала:
— Наверное, ожидание — мера всему…
Он не стал спрашивать, чему мера. Они уже давно понимали друг друга с полуслова: мера дружбе, мера ненависти, мера… Но вправе ли он?..
Она вышла из-за шкафа в ярком летнем платье.
— Какая ты красивая! Самая красивая женщина…
Рихард встал, протянул Кате коробку:
— Это тебе подарок.
Катя осторожно развязала ленту и вскрикнула от удивления:
— Ах, прелесть!
В коробке, переложенные рисовой ватой, лежали искусно вылепленные глиняные женские фигурки. Катя начала расставлять их на столе.
— Это целый набор: женщины разных стран. — Рихард радовался, что ей пришелся по душе подарок. — Эта, с медными кольцами в ушах, негритянка. С кувшином на голове и с красным пятном на лбу, конечно же, индуска. Вот эта — кореянка. А эта… Так они представляют себе русскую женщину. — Они весело рассмеялись. Фигурка была с пышной золотой прической, осиной талией и жеманно сложенными ручками.
— Спасибо! Садись к столу, Ика.
— Зови меня так всегда. Как в детстве.
Он сел за стол. Катя разлила чай, пододвинула ему бутерброды.
Они сидели друг против друга, пили чай, и он понимал, что еще никогда в жизни ему не было так хорошо.
Снова оглядел комнату:
— Все, как прежде, а книг-то у тебя прибавилось. Как хочется уйти в книги!
— Что же тебе мешает?
— В Германии пришел к власти Гитлер… Не могу сейчас думать о другом.
— Ты чего так смотришь?.. Налить тебе еще чаю?
Он взглянул на часы: уже за полночь, а Кате завтра чуть свет на завод. Поднялся:
— Пора.
Катя подошла к нему:
— Посиди еще.
— Вот проспишь. И опоздаешь на работу, мой бригадир.
— Посиди… — Она провела пальцем по его лбу, под его глазами. — Какой ты стал…
— Старый? Мне всегда давали лет на пять больше. И притом я старше тебя на десять лет…
— Нет, ты не старый. Ты просто устал. Очень устал.
Она обняла его щеки ладонями и тихо, словно кто-то мог их услышать, прошептала:
— Тебе никуда не надо уходить, Ика…
* * *
— Разрешите, товарищ комиссар?
Старик поднялся навстречу Рихарду:
— Здравствуй. Знакомься: мой сын Андрей.
За столом Павла Ивановича сбоку сидел мальчик лет одиннадцати и листал толстую книгу. Берзин мог и не объяснять: крепкий, крутолобый, с большими серо-голубыми глазами — копия отца. Сейчас он смотрел на вошедшего сердито, исподлобья: понимал, что придется уйти.
— Вот так… — вздохнул Павел Иванович. — Не отец к сыну приходит, а сын — к отцу…
Рихард умел беседовать с самыми различными людьми и на многих языках. Но он не умел разговаривать с детьми. И задал Андрею тривиальный вопрос:
— Кем ты хочешь стать, мальчик?
Берзин-младший, как о давно решенном, спокойно ответил:
— Разведчиком.
— О нет! — остановил его Зорге. — Это совсем не такое веселое занятие, Андрей. Будь лучше летчиком. Или моряком. Им яснее, в какой среде бултыхаться.
— Я стану разведчиком.
— Правильно, — неожиданно для Рихарда одобрил желание сына Старик. Если, конечно, к тому времени, когда Андрейка вырастет, еще будут нужны разведчики. Стране необходимы не только моряки и летчики… А необходимей всего нам мир. И оберегают его не только дипломаты и солдаты… — Он ласково провел ладонью по волосам сына: — Иди, Андрейка. Можешь взять книгу. Нам нужно поработать.
Мальчик послушно встал и направился к двери.
— Скажи маме, чтобы не ждала: ужин разогрею сам.
Мальчик вышел.
— Как бы я хотел, чтобы не было нужды Андрейке становиться разведчиком!.. — проводив сына взглядом, сказал с чувством Павел Иванович.
— А я женился, — не скрыл своей радости Рихард.
Берзин протянул ему руку:
— Поздравляю. Максимова с завода "Точизмеритель"? Екатерина Александровна? Достойная женщина. — И повторил: — Поздравляю… Знаешь, в субботу мы выезжаем семьями на дачу. Пригласи Екатерину Александровну с собой. Ну а с тобой сыграем в городки.
Павел Иванович перевернул листок настольного календаря.
— А теперь о деле. До твоего отъезда в Берлин осталось не так много времени…
Да, жизнь вносила свои поправки в личные планы… Зорге приехал из Шанхая с огромным незримым багажом — знаний о Китае, его истории и культуре, его повседневности. В ту пору Китай даже для любознательных и образованных людей оставался таинственной страной, белым огромным пятном на карте мира. И Рихард задумал написать большую книгу об этой стране. Он договорился с машинисткой Лоттой Бранн и ежедневно приходил к ней из гостиницы "Новомосковской" и часами диктовал главу за главой сосредоточенный, углубленный в воспоминания. Память послушно подсказывала ему буквально все. Только изредка он прерывал себя, чтобы найти в записных книжках нужное имя или цифру. Потом его пригласили в управление. И во время очередной встречи с Лоттой он сказал машинистке: "Боюсь, что мне не придется дописать до конца книгу… Мои планы меняются". Позже он послал ей записку: "Мои предположения подтвердились. Я не могу закончить книгу. Спасибо. До свидания".
Теперь Павел Иванович расспрашивал его, как идет подготовка к отъезду. Рихард должен до мельчайших деталей войти в роль, чтобы ничто не могло застать его врасплох.
— Конечно, невозможно предусмотреть все ситуации, в которых может оказаться разведчик, — говорил Берзин. — Жизнь подчас выкидывает такие фортели, какие и не приснятся нам, и нужно рассчитывать прежде всего на свой ум, на свою находчивость и выдержку. Разведчик, подобно математику, должен блестяще знать теорию, и тогда он решит любые практические задачи.
И сейчас снова, как и три года назад, он придирчиво экзаменовал Рихарда. И, как тогда, остался доволен им. Но одно дело — беседа здесь, и совсем другое — работа там.
Павел Иванович откинулся на спинку кресла:
— А теперь представь: пригласили тебя к крупному нацистскому бонзе. Входишь ты в кабинет… Ну?
Рихард отошел к дверям. Круто, по-военному повернулся и вздернул вверх правую руку, одновременно прищелкнув каблуками:
— Хайль Гитлер!
Потом быстро, прихрамывая, подошел к Берзину, склонился над его ухом.
— Герр генерал! — рявкнул он. — Я вынужден усомниться в вашем арийском происхождении. Ваши уши совсем не такой формы, как у Рамзеса Второго!
— При чем тут Рамзес Второй?
— Как? Герр генерал! Вы не знаете основ учения о расе господ? Мы, арийцы, — прямые наследники древних египтян, это бесспорно доказано изучением формы ушей мумии великого фараона!
Старик расхохотался:
— Нечего сказать — вошел в роль!
Он, продолжая смеяться, пощипал свои уши. Потом посерьезнел:
— Все это хорошо. Но только в театре. Несколько наших ребят провалились потому, что решили, что они актеры. А жизнь не подмостки. И разведчик не актер. Твоя новая роль должна стать твоим вторым существом. И только тут, — он постучал себя по груди и по лбу, — скрытый ото всех, ты останешься самим собой. Был случай — это еще во время войны — очень опытный и башковитый разведчик провалился только потому, что у него радость мелькнула в глазах, когда ему внезапно сообщили о крупной победе войск его страны. Впрочем, ты, кажется, в этих советах не нуждаешься.
Старик встал из-за стола, подошел к карте, висевшей на стене. Отдернул шторку.
— Как ты полагаешь, Рихард, фашизм в Германии — это серьезно и надолго? Многие считают: "Мальбрук в поход собрался…". Вот, очень уважаемый товарищ пишет: "Растущие контратаки революционного пролетариата заставляют потерявших голову национал-социалистов доходить до последней крайности. Но даже буржуазная печать сомневается в том, как долго сможет продлиться эта вакханалия". Что ты скажешь?..
Рихард задумался: как долго?..
Находясь и за тысячи километров от Берлина и Мюнхена, он не переставал наблюдать за развертывавшимися там драматическими событиями. Да и как могло быть иначе! Там были его товарищи по подполью, там вели они бой не на жизнь, а на смерть. И даже в Китае газеты все чаще писали о фашистах, об их предводителе. Гитлер вначале был главарем фашистской банды, насчитывавшей всего лишь семь человек. А ныне этот сорокатрехлетний неврастеник рейхсканцлер империи. Чересчур могучие и влиятельные силы должны стоять за спиной истеричного фанатика — силы, породившие сам фашизм… Эти силы империалистические монополии, умело использовавшие в своих целях рупоры мелкобуржуазной идеологии.
