Темная сторона демократии: Объяснение этнических чисток - Майкл Манн
ИНДОНЕЗИЯ СО ВРЕМЕН НЕЗАВИСИМОСТИ
Индонезия также в высшей степени многонациональная страна. Ее население в 210 миллионов человек разбросано по 13 тысячам островов, принадлежит к 300 этническим группам и говорит на 200 языках. Ее территориальное единство гораздо слабее, чем в Индии. Голландцы сумели покорить весь архипелаг лишь в конце XIX — начале XX века. Но и тогда их власть не была настолько централизована, как правление британцев в Индии. Не успев построить устойчивую систему власти, голландские колонизаторы были вынуждены прибегать к жестоким и часто беспорядочным репрессиям. В последние годы колониального правления окрепло национальное самосознание народов Индонезии, голландцы же продолжали цепляться за власть с помощью традиционной политики колонизаторов — «разделяй и властвуй» (Nordholt, 2001). После 1945 г. независимое индонезийское правительство, сформировавшееся на Яве, начало территориальную экспансию, захватывая все новые острова. В 1975 г. был аннексирован Восточный Тимор. Таким образом, на архипелаге установилась преемственность колониальной власти — яванцы пришли на смену голландцам. Главным фактором социальной интеграции является ислам — 80 % населения страны мусульмане. Но Индонезия никогда не была исламским государством. В колониальные времена ислам не сумел проникнуть в административные структуры и позже не предъявлял политических требований. Ислам был организующей силой гражданского общества, но никогда не претендовал на власть. В наше время важнейшие политические и социальные движения в каком-то смысле являются исламскими, но силы их распылены, они ни о чем не могут договориться, поэтому Индонезия продолжает оставаться светским государством. Крупнейший мусульманский народ в мире (на втором месте Индия) практически равнодушен к фундаментализму. Этнические конфликты на архипелаге не имеют религиозной подоплеки, в основе их лежат территориальные споры, религия же не часто вмешивается в политику. 75 % населения страны живет на Яве и Суматре, на этих крупнейших островах регионально-этнические различия постепенно стираются. Жестокая эксплуатация голландских колонизаторов сплотила разные народы, национальные элиты смогли поднять на борьбу за свободу практически единую нацию. За годы независимости левые и центристские партии, яванские вооруженные силы создали сильное централизованное государство. В 1950-е гг. с помощью армии были присвоены и удержаны окраинные территории. Системе школьного образования был навязан единый национальный язык — бахаса индонезия (малазийский по происхождению). Поняв, что государственный язык служит пропуском в цивилизацию, население стало более терпимым и в этом вопросе.
После объединения страна могла бы пойти по пути децентрализации, что было предусмотрено конституцией. Этот процесс был сорван в 1959 г., когда Сукарно объявил военное положение и в 1965 г. обрушил кровавые репрессии на коммунистов. Непрекращающимся насилием и милитаризмом отличался и режим Сухарто. Имперские захваты новых территорий продолжились и в 1970-е с молчаливого согласия США и Австралии. Индонезийскую идентичность сформировали яванцы, возникла в какой степени внеэтническая национальная общность, но государство, представляющее всю нацию, так и не было создано, в особенности на периферии (Hefner, 1991; Horowitz, 1985: 514–516; Liddle, 1999; Malley, 1999).
В результате индонезийские националисты столкнулись с четырьмя трудностями, которых не знали их индийские собратья.
1. Государство слабо институционализировано даже на основных территориях. Националисты представляют собой рыхлую, внутренне противоречивую коалицию светской интеллигенции, армии и мусульманских организаций, не стремящихся к исламизации государства (выступавших с этими требованиями подвергли репрессиям). Но ни армия, ни мусульманские организации не смогли создать демократическое светское национальное государство. Его устои расшатаны грызней между политическими партиями и объединениями мусульман. Армия тоже разобщена: ее привилегированная часть — это элитные формирования, предназначенные для карательных операций. В итоге нет стабильности ни в военной, ни в политической жизни.
2. Индонезийцы не смогли сохранить контроль над командными высотами экономики. Почти 70 % частной экономической деятельности находится в руках у китайских эмигрантов, которые составляют лишь 4 % населения. Возникает угроза, что классовые и политические конфликты будут перенесены в этническую плоскость. Как следствие, индонезийцы выступают за создание сильного этнического государства (яванского или мусульманского), сознавая, что это их главный шанс на социальное развитие. Впрочем, китайцы не претендуют на политический суверенитет, поэтому и не подвергаются таким гонениям, как этнические меньшинства отдаленных провинций. О них несколько позже.
3. Периферийные территории архипелага были завоеваны, но не были интегрированы в индонезийскую идентичность. Много христиан живут на Восточном Тиморе, Молуккских островах, Сулавеси, Западной Папуа; на отдаленных территориях действуют сепаратистские движения, жива память о былой независимости и о жестоких репрессиях 1950-х гг. Государственность Индонезии сформировалась поздно. Это означает, что ассимиляция в национальную идентичность охватила лишь коренную территорию, в то время как периферию приводили к покорности силой оружия. Насильственная ассимиляция провинций ударила и по основной территории, превратив всю страну в откровенно милитаристское государство. Особенно отчетливо это обозначилось, когда на окраинах были найдены большие запасы природных ископаемых, доходы от их интенсивной разработки в 1970-1980-х гг. уходили в центр, львиная доля шла на содержание армии, а жители провинций оставались нищими.
4. Индонезия проводит квазиколониальную миграционную политику. В 1970-х — 1990-х правительство переселило около 10 миллионов внутренних мигрантов на отдаленные территории. Мигранты становились рабочими или администраторами в китайских и международных лесозаготовительных и горнодобывающих компаниях или бывших голландских предприятиях, управляемых индонезийской армией. Безудержная, губительная для экологии эксплуатация природных ресурсов разрушает естественную среду обитания аборигенов, но из далекой Джакарты это выглядит как развитие, модернизация и глобализация. Те же конфликты разгораются на соседних Филиппинах, где поселенцы-христиане пользуются покровительством правительства и транснациональных корпораций, что вызывает раздражение и гнев у местного мусульманского населения. Этот антагонизм лежит в основе деятельности Исламского фронта освобождения Моро и террористической организации Абу Сайяф. Такой конфликт опасен из-за своего территориального и этнического характера.
Итак, для коренных народов дальних провинций формирование индонезийской нации выглядит как экспансия государствообразующего народа — яванцев. В их глазах они чужестранные поработители, несущие с собой идеологическую ассимиляцию, экономическую эксплуатацию, военные и политические репрессии. Индонезийское правительство не выработало согласованную политику по национальному вопросу, в ней перемешались взаимоисключающие подходы: репрессии, неоколониализм и искренняя озабоченность проблемами коренных народов. Ответом на хаотичность и непоследовательность внутренней политики стало обострение регионального национализма на периферии, где в конце 1980-х выделилось 5 крупных движений,
