Основание современных государств - Ричард Франклин Бенсел
В заключительном отрывке «Истории английского права до эпохи Эдуарда I» Поллок и Мейтланд описывают органическое единство нации в конце XIII века в терминах, не оставляющих сомнений в том, что Уэльс, Шотландия и Ирландия практически не сыграли никакой роли в основании Англии: «Англия, в которой зародилось английское право, Англия Хартии и первых парламентов, была много управляемой и мало управляемой Англией». Король, народ и право развивались в течение последующих веков, но отличительные качества нации, бесспорно, возникли и впоследствии перешли от англичан, населявших эту «маленькую Англию».
В стандартном историческом повествовании валлийцы занимают наиболее выгодное положение, поскольку они довольно рано вошли в состав английской нации; шотландцы рассматриваются как достойные партнеры, пришедшие уже после завершения основной работы; а ирландцы практически всеми историками воспринимаются как чужаки. В 1991 году Лойн, например, пришел к выводу, что «идея английской нации полностью сформировалась к 1307 году». В это время Англия доминировала над Уэльсом, «и значительная часть валлийского народа, пусть и неспокойно, но успешно вписалась в английские методы, английское право и английское предпринимательство». Однако, хотя потенциальное включение Уэльса и Шотландии в состав английской нации «было гораздо более чем несбыточной мечтой», эти события все еще оставались в будущем. До такого включения валлийские законы были «варварскими, едва ли христианскими», а валлийцев нужно было «превращать в англичан».
За несколько веков до включения в состав страны «кельты… были оттеснены на запад волнами германских завоеваний» и «постепенно теснились на все меньшем пространстве. Для такого народа было нелепо надеяться на независимость от своих великих и амбициозных английских соседей, даже если в их жилах текла разная кровь». Тем не менее, подчинение Уэльса «потребовало больших усилий», поскольку, «как и у других кельтских рас, у валлийцев было много поэзии и чувств, и главной задачей их поэтов было побудить народ к сопротивлению англичанам». После поражения Уэльс стал «частью Англии» и, таким образом, «разделил блага конституционной системы, которую совершенствовал Эдуард I».
Развитие событий в Шотландии и Англии шло примерно параллельно, поскольку их королевские дома неоднократно вступали в межродовые браки, а общая «норманнская и английская кровь… сделала ранние механизмы управления в Шотландии очень похожими на английские». Однако «отсутствие английских народных собраний на большей части территории Шотландии препятствовало раннему развитию самоуправления», и по этой причине «англо-норманнская конституция была гораздо более деспотичной и олигархической в Шотландии, чем в Англии». Шотландские феодалы жестко использовали свою относительно большую власть, и в результате парламентская демократия развивалась медленнее, чем в Англии. Таким образом, Шотландия не оказала влияния на развитие Англии и лишь несовершенно реализовала потенциал английских институтов.
Хьюм отмечал, что Ирландия «никогда не была завоевана или даже вторгнута римлянами» и поэтому была лишена благ римской «цивилизованности». Вследствие этого ирландцы «пребывали в самом грубом состоянии общества и отличались только теми пороками, которым всегда подвержена человеческая природа, не укрощенная воспитанием и не сдерживаемая законами». Таким образом, они «с начала времен были погребены в глубочайшем варварстве и невежестве» и, хотя «никогда не были полностью покорены, сохраняли враждебность к своим английским завоевателям». Ненависть к англичанам, собственно, и была одной из причин того, что ирландцы «оставались по-прежнему дикими и непримиримыми». Только в начале XVII в., после 400 лет английского порабощения, Ирландия смогла стать «полезным завоеванием для английской нации».
Хотя в некоторых отношениях его рассказ может показаться более милосердным, Рэнни все же описывал ирландцев как «погруженных в варварство» в течение десятилетий после Нормандского завоевания. Вторжение датчан в предыдущие века не продвинулись дальше восточного побережья. Более того, датчане «не смешивались с ирландцами и не покоряли их; они лишь… привели их к угрюмой изоляции среди своих болот, посеяв в их сердцах семена смертельной вражды к германским расам». Позднее Генрих II попытался завоевать Ирландию, но ему удалось лишь посадить на престол нескольких баронов. Фактически английский контроль был почти полностью ограничен восточным и юго-восточным побережьем, где «масса английских переселенцев» смешивалась с датчанами. За границей ирландцы жили так же, как и всегда, и со временем даже потомки английских лордов «опустились на низкий уровень кельтской цивилизации». К 1300 г. ирландцами управляли «аристократия английского происхождения… которая теперь была варварами», английская «конституция, действие которой ограничивалось округом близ Дублина», и «две расы, чуждые по крови, которые не могли ни верить, ни управлять, ни истреблять друг друга». Хотя номинально ирландцы были христианами, «влияние этой религии исчезло».
В 2006 г. Хенсон описал «Великобританию, которая разделена на две части: Англию и то, что иногда довольно пренебрежительно называют кельтской окраиной». Он объясняет существование отдельных шотландской, валлийской и английской идентичностей «ощущением» среди англичан, «что англосаксы имели божественное право находиться в Британии и обладали высшим правом… править всем островом». Хотя Хенсон имел в виду именно века, предшествовавшие нормандскому завоеванию, описанное им отношение сохранилось и в современную эпоху.
Поддержка и противодействие на референдуме о членстве Великобритании в Европейском союзе в 2016 году были обусловлены множеством различных причин. Однако если бы мы знали только одно — стандартное историческое повествование о возникновении и становлении английской нации, то смогли бы предугадать большую часть географического распределения голосов. Там, где проживали коренные, этнически идентифицированные англичане, голоса в подавляющем большинстве были отданы за выход из Союза. На кельтской периферии и в тех населенных пунктах (например, в Лондоне), где проживает большое количество иммигрантов, голоса были столь же подавляющим образом отданы за то, чтобы остаться в Евросоюзе. Таким образом, референдум стал одновременно демонстрацией силы стандартного исторического нарратива как основания для национальной идентичности и его полной бессильности среди тех народов, которым отказано в участии и ответственности за создание английской нации.
В 1912 г. граф Халсбери опубликовал один из величайших
