Александр Тюрин - Война и мир Ивана Грозного
Заговорщики договорились о том, что Иван Шуйский вернется 2 января 1542 г. с казанского рубежа. И в ночь на 3 января князь Шуйский приехал в Москву — в нарушение великокняжеского приказа находиться с войском во Владимире. Еще раньше в Москву возвращается его сын Петр, а также Иван Шереметев с 300 воинами. Той же ночью князь Иван Бельский был схвачен в своем доме. На следующий день его отправили в заточение на Белоозеро. В мае того же года трое слуг Шуйского приехали на Белоозеро и убили князя Бельского.
Знаменитый «правдолюбец» кн. Курбский в убийстве Бельского обвиняет… ну, конечно же, великого князя Ивана. Как замечает историк Е. А. Белов: «Курбский приписав Иоанну участие в убийстве Ивана Бельского, прибавил по сему случаю года Иоанну, сказавши, что ему пошел семнадцатый год, когда царю не было еще и двенадцати».
Вот примерно из такой же «правды» состоят остальные обличения первого русского диссидента, которые столь охотно подхватываются всеми остальными «правдолюбцами» с разными научными чинами и без оных. Можно было списать фантазии автора на юношеские перехлесты, «ври больше, авось чему-нибудь поверят», но когда Андрей Михайлович сочинял их, то был уже приличных лет господин, литовский барин-крепостник. Заниматься критикой чистого разума князя Курбского очень тяжело, потому что этот «разум» действительно чист — и от совести, и от логики…
Вслед за устранением Ивана Бельского, настала очередь его друзей. Князя Петра Щенятева отправили в Ярославль, Ивана Хабарова — в Тверь. Щенятев был схвачен сторонниками Шуйского прямо в палатах юного великого князя.
Митрополит Иоасаф был разбужен камнями, которые люди Шуйского бросали ему в келью. Посреди ночи испуганный митрополит устремился в великокняжеский дворец. Но люди Шуйского явились и туда, ворвались в спальню Ивана, приведя мальчика, естественно, в ужас.
Верховные олигархи всея Руси явно рассматривали самодержца всероссийского почти что, как часть интерьера. Но этот мальчик не был предметом. Он хорошо запомнил всех, кто глумился тогда над верховной властью.
Не найдя безопасного убежища даже возле великого князя, митрополит Иоасаф уезжает на Троицкое подворье. Но за ним туда являются дети боярские, новгородцы, собираются его убить. И только троицкий игумен Алексей и кн. Дм. Палецкий удерживают заговорщиков от ликвидации митрополита.
Иоасафа ссылают в Кириллов Белозерский монастырь, а на его место Шуйские возводят новгородского епископа Макария.
Организатор заговора Иван Васильевич Шуйский вскоре умирает; власть в стране переходит к олигархической группировке, состоящей из трёх его родственников — Ивана Михайловича и Андрея Михайловича Шуйских и князя Федора Ивановича Скопина-Шуйского. Возглавляет ее князь Андрей, ранее тесно связанный с удельным князем Юрием.
Весною следующего 1542 года старший сын крымского хана Саип-Гирея, калга Имин-Гирей напал на Северскую область, но был отражен воеводами. В августе того же года крымская конница ворвалась в Рязанскую землю. От боя с русскими полками под начальством князя Петра Пронского, крымцы уклонились и пошли назад. Воеводы из разных «украинских» (это слово тогда означало «пограничные», «окраинные») городов провожали их до Мечи. А на Куликовом поле русские сторожа, то есть пограничники, разгромили татарские арьергарды.
Но не будем особенно радоваться победным реляциям летописей — татары вошли на Русь, сделали свое дело и ушли, понеся небольшие потери. Крымцы избегали больших боестолкновений с русскими войсками, не хотели «переведаться силушкой». По сути, набеги на русские земли проходили у крымцев под рубрикой «экономика», а не «война», а кто хочет на работе сложить голову?
Меж тем боярская грызня продолжалась. 9 сентября 1543 г. трое Шуйских и их приближенные — князь Шкурлятев, князья Пронские, Кубенские, князь Палецкий и Алексей Басманов прямо на государственном совете в столовой избе, на глазах великого князя, начали избивать боярина Воронцова. С трудом митрополит Макарий предотвратил убийство. Воронцова вывели из дворца, снова били и отдали под стражу. Самодержец всероссийский присылал митрополита к гордым Шуйским и просил, чтобы Воронцова с сыном послали на службу в Коломну, если уж им нельзя оставаться в Москве. Но гордые олигархи не удовлетворили просьбу государя и сослали Воронцовых в Кострому. «И когда, — говорит летописец, — митрополит ходил от государя к Шуйским, Фома Головин у него на мантию наступал и разодрал ее».
Как пишет С. М. Соловьев: «по смерти матери Иоанн был окружен людьми, которые заботились только о собственных выгодах, которые употребляли его только орудием для своих корыстных целей; среди эгоистических стремлений людей, окружавших его, Иоанн был совершенно предоставлен самому себе, своему собственному эгоизму».
Фраза про «собственный эгоизм» выглядит странно. Любой человек в этом возрасте станет эгоистом, наблюдая свистопляску «чужого эгоизма» вокруг себя. В том числе и историк Соловьев. «Эгоизм» Ивана был прямым следствием ничем не обузданного засилья боярщины, имевшего прекрасную возможность проявить свои феодальные инстинкты.
История 1530-40-х гг. раз за разом показывают, что интересы России для крупных феодалов мало что значили. Если они и были храбры — то для себя, для своего возвышения. Но гораздо чаще они были честолюбивы и корыстны. Боярская верхушка покончила с великой княгиней, истребляла соперников, не церемонилась с церковными властями. Жизнь Ивану они пока сохраняли, потому что олигархи еще не воспринимали его всерьез, вернее использовали как прикрытие для своих игрищ. Решения олигархов, естественно, объявлялись народу как великокняжеские приказы. Однако, при первом же проявлении самостоятельной воли, Ивану угрожала бы смертельная опасность.
«Одно припомню: бывало, мы играем, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, локтем опершись о постель нашего отца, ногу на нее положив. Что сказать о казне родительской? Все расхитили лукавым умыслом, будто детям боярским на жалованье, а между тем все себе взяли; и детей боярских жаловали не за дело, верстали не по достоинству; из казны отца нашего и деда наковали себе сосудов золотых и серебряных и написали на них имена своих родителей, как будто бы это было наследственное добро… Потом на города и села наскочили и без милости пограбили жителей, а какие напасти от них были соседям, исчислить нельзя; подчиненных всех сделали себе рабами, а рабов своих сделали вельможами; думали, что правят и строят, а вместо того везде были только неправды и нестроения, мзду безмерную отовсюду брали, все говорили и делали по мзде».
Почему-то историки всегда отмахиваются от этих слов Ивана Грозного из письма известному свободолюбцу князю Курбскому — мол, чего слушать кровопийцу. А меж тем в письме содержится очень емкая характеристика «боярских свобод».
Олигархические властители существовали за счет государства, за счет общества. Им не хватало их собственных вотчин, поэтому они использовали государство для высасывания соков из общества.
В начале 1540-х гг. страна оказалась в разгаре смуты.
Расхватав в кормление города и уезды, бояре обирали горожан. Олигархические кланы боролись друг с другом, «многие были между ними вражды за корысти и за родственников: всякий о своих делах печется, а не о государских, не о земских… И нача в них быти самолюбие и неправда и желание хищения чюжого имения… На своих другов восстающе, и домы их села себе притяжаша и сокровища свои наполниша неправедного богатства». В ходе боярского правления была расхищена даже государственная казна, и войско было не на что содержать. Воеводы ссорились за «места» и это их занимало больше, чем защита Руси от крымцев и казанцев.
Меж тем, в 1541 году, под натиском турков пала Венгрия; в битве под Будой янычары уничтожили 16 тысяч австрийских солдат. Никакого явного военно-технического преимущества Европы перед Османской державой не существовало, организационно же турки были сильнее. Султан Сулейман Великолепный считал себя повелителем всех мусульманских государств восточной Европы — Крымского, Астраханского и Казанского ханств, Ногайской Орды. Серьезное вражеское нашествие могло в любой момент превратить боярскую смуту в агонию русского государства.
Торможение смуты
И вдруг происходит чудо. Обычно псевдорики, вслед за Курбским, преподносят события 29 декабря 1543 г. как кошмарное преступление юного тирана. Для этого, конечно, надо сперва как следует позабыть всю историю предшествующих десяти лет. Удариться головой и забыть.
С 16 сентября до зимы 1543 г. Иван отсутствует в Москве. И сразу после его возвращения великокняжеские слуги убивают князя Андрея Шуйского, «прославившегося» разграблением Пскова. А ближайшее окружение князя Андрея — князь Федор Скопин-Шуйский, князя Юрий Темкин, Фома Головин, который позволил себе кощунственный поступок с митрополитом, и другие — высылается из Москвы.
