Василий ШУЛЬГИН - 1921 год.
И кто знает, измучивши русское тело «сто одиннадцатью противоречиями», т. е. невозможными, противными естеству человека, социалистическими выдумками; приковав русскую душу и разум к исполнению этой бесовской пляски «дервишей чрева»; до конца поработив волю людей в этом шабаше лживого равенства и истинной лжи — вдруг, внезапно, наскучив кровью и кривлями своих «учеников», не крикнет ли он ограбленной России:
— Stop!!!
* * *И остановятся, и будут бедные рабы «столбить» застывшей в пытках бронзой, пока «некто в декретном» не крикнет им:
— Allez!!!
Кто это крикнул? Ленин? Нет, это тот человек за кулисами… И застывшие ожили и вновь заплясали свой темный танец, который ведет их…
Куда?
* * *Это разъяснилось в последнем акте, т.е. в последнем номере, который назывался:
«Поклонение Дьяволу»…
Диавол сидел посредине…
А они, по очереди, по одному, подходили, приплясывая, — ему поклоняться…
И было это страшно…
Потому что пляски их были слишком ясны… Каждый из них изображал какую-нибудь страшную нервную болезнь… Это все были «одержимые»… Их корчило, их сводило на все лады… В этих судорогах «подносило» их к Диаволу… И тогда они «поклонялись»… И были их «поклоны» похожи на укус собаки… Точно хотела укусить, но не смогла, лязгнула зубами, хватив воздух, и отбежала, посрамленная, на место…
* * *— Ну, что?
— «Пахнет серой над лугами», Михайлыч…
— Да… я с вами согласен…
— Может быть, вы над этим подумаете?
— Над чем?
— Над тем, чтобы прекратить ваше поклонение Дьяволу…
— Может быть, подумаю…
— В таком случае… До свидания…
* * *Говоря серьезно, я не думаю, что «Институт гармонического развития человека» был затеей сатанистов… Мне кажется, что «учитель» просто сильный волевой человек, который к тому же знает многое… Он этим пользуется и собрал около себя кружек «бесхозяйственных» людей, людей «без догмата», ищущих руководителя. Что они оказались почти сплошь русским, это тоже понятно. Русские вообще безвольны и всегда ощущали потребность «то перед тем, то пред этим валяться на брюхе», а теперь в особенности, когда прежние догматы и прежние хозяева ушли… Если эти люди нашли в Институте «отраду и покой» — то и слава Богу…
Но если «слава Богу», то зачем эта Люциферова кухня? Зачем звать образ Вельзевула, если не служить ему по существу? Для чего эти корчи и судороги, кровавый аромат с поклонением дьяволу в апофеозе?..
Ведь сказано: «И не введи нас во искушение»…
Русские знают по собственному опыту теперь, что такое «играть с огнем»… Играли, играли с революцией и доигрались… Сто лет проповедовали «свободу, равенство и братство», и не заметили, кто носит этот плакат по миру на высоких шестах, высотою с Эйфелеву башню. А если бы обратили внимание, то увидели бы, что под плакатом ходит Некто в черно-красном и что у него — хвост и козлиные копыта. И что этими своими копытами ходит он по гуще — месиву, которое месиво — из грязи, крови и золота… Кто соблазнится, кто побежит за плакатом по месиву, тот в этой гуще из грязи, крови и золота увязнет… Вот Россия увязла…
Так и с «Институтом гармонического развития человека»… Если это гармония, то есть — сила, здоровье, то не нужно корчей, судорог и одержимых страшными болезнями; если это путь к Свету, то есть к Богу, то не нужно одаривать сатану…
Сатана и так близко… Ибо сказано: «…но избави нас от Лукавого».
* * *По странному совпадению именно в этот время — то есть в марте 1821 года — Ленин крикнул «Stop!» своим рабам: это выразилось в декретировании «новой экономической политики».
Три года их, русских рабов, учили танцевать танец социализма, противный существу человека. В страшных судорогах, словно одержимые ужасными болезнями, они три года плясали смертельный танец «религии чрева»… И вот «учителю» надоело… Пресытился ли он кровью чрезвычаек, или же стонами умирающих с голода, или не выдержал неумолимого взгляда Белой Мысли, — неизвестно: «Сердце Ленина в руце диавольской»… Верно то, что он крикнул «Stop!», выговаривая эти слова, как — «Нэп»!!!
И все остановилось… Рабы перестали танцевать танец социализма… Послушные, они застыли так, как их застал грозный окрик… Но некоторые, не выдержав положения, противного законам равновесия, падают…. Тела их, падая, звучат глухо… Другие стоят выкривленной бронзой…
Ждут: когда же повелитель прикажет потанцевать танец смерти… ждут нового декрета об «углублении революции»… Ждут нового взмаха хлыста:
— Allez!..
* * *О, род людской!..
Из переписки
Получил ваше письмо. Ужасно рад, что вы меня вспомнили. Но не рад вашему настроению. Оно явно пессимистическое, утомленное.
Я не испытываю этого ощущения, вероятно, потому, что тяжелые личные утраты выращивают на мне какую-то буйволиную шкуру, сквозь которую не могут пробиться самые отчаянные, на первый взгляд, переживания.
Вы можете это считать своего рода истерией, но все же я должен сказать, что никогда не был так убежден, что Россия займет подобающее Ей место, — как сейчас. Это ощущение происходит от всех тех впечатлений, которые я впитал в себя в течение минувшего года. Общий итог этих впечатлений: убеждение в необычайной живучести русского тела, убеждение в том, что процесс жестокого прессования, которому подвергнуты русские и Белой, и Красной России, — даст в итоге фалангу людей, необычайно закаленных, т.е. именно то, чего нам недоставало. Ибо я убежден, что причина всех несчастий была изнеженность руководящего класса, неспособного «вести», то есть нести на себе, бремя власти.
Этот процесс, повторяю, идет в обеих половинках России — как Белой, ныне эмигрантской, так и Красной, оставшейся на родине. Разумеется, в настоящую эпоху эти две половинки весьма противоположны по своей идеологии. Но в значительной мере эта противоположность только кажущаяся. А кроме того, ничего нет на свете более непринципиального, чем принципы. Все эти взгляды и рассуждения могут легко измениться, но характеры останутся, и это самое важное. Словом, для меня настоящая эпоха есть не более как та суровая школа, которую необходимо было пройти нашей совершенно обабившейся (да простят мне это слово поклонницы вашего таланта) интеллигенции.
Разумеется, я понимаю, что на все это вы весьма кисло улыбнетесь и ответите мне хохлацкой поговоркой «пока солнце взойдет, роса очи выест». И тем не менее, это так.
Значит ли это, что я предложил бы абсолютно бесстрастное выжидание событий? Нет…
Мое мнение сводится к следующему.
Есть в настоящее время два русских народа. Один — здесь, по заграницам: этого народа два миллиона. Другой — это русские, оставшиеся в России.
Если предположить, что вы правы, что какая бы то ни была интервенция не состоится, то что следует нам, людям, в настоящее время принадлежащим к заграничному двухмиллионному народу, — что следует нам делать?
Тут может быть два случая. Допустим, вещь совершенно недопустимая, что мы никогда уже больше не вернемся в пределы России. И в этом случае нам совершенно необходимо держаться друг друга как можно тесней, для того чтобы не перестать быть русскими.
Что значит держаться друг друга? Это значит иметь такой центр, к которому мы, русские, находящиеся во всех странах, тяготели и которому повиновались. Пока такой центр имеется в лице Главнокомандующего, т.е. генерала Врангеля, и, я думаю, было бы величайшей ошибкой валить этого бога…
Во всяком случае, я считаю твердо установленным, что всякие «учредительные собрания» парижского типа уже похоронили друг друга. Откровенно вам скажу, что двухмиллионный эмигрантский русский народ все эти затеи в грош не ставит.
Итак, даже если мы здесь застряли навек, то все же нам нужно организоваться, хотя бы по примеру евреев, рассеянных по всем странам земли.
Однако эта наша заграничная организация, если она только будет создана действительно, как настоящая руководящая сила, будет именно тем, что может потребовать от нас Красная Россия в ту минуту, когда она побелеет.
Что могут просить у нас? Ведь ясно, что захотят «призвать варягов» в ту минуту, как убедятся, что красный или розовый порядок невыносим. Но для того, чтобы призвать варягов, нужно, чтобы они были. Варягами же будут те, кто сумеет в ближайшее время стать во главе двухмиллионного русского заграничного народа. И так «стать», чтобы ему повиновались, кто за совесть, кто и за страх. Словом, нам нужно наше эмигрантское правительство, признаваемое всеми державами, и в особенности Лигой Наций, которая, надо думать, крайне обрадуется этому делу, за неимением другого. Словом, предлагаю вашему просвещенному уму подумать над проектом персонально-национальной автономии. Заимствую эту идею у «моих друзей» иудейского вероисповедания, так как сама жизнь принуждает нас испытать их судьбу. Симпатичнейший Винавер, кажется, он меня особенно жалует за мою статью «Пытка страхом», которую он, впрочем, вряд ли читал, может в этом отношении дать вам очень полезные фактические указания.
