Андре Гийу - Византийская цивилизация
Археологические раскопки порта древней Кирены, укрепленной столицы провинции Ливии Пентаполь (VI в.), позволили найти там дворец дуки и четыре базилики, вымощенные мозаиками, одна из которых была епископальной церковью, в ней была крестильня. Колонны и несколько участков стены, которые выступают из пустыни недалеко от моря, — вот молчаливые свидетели существования этого городского византийского центра.
Придя на западе, в нескольких километрах от Береники, к границе Триполитании, о которой мы уже говорили, когда рассматривали Африканский экзархат, мы закончим здесь нашу экскурсию по территориям, на которых зарождалась и развивалась византийская цивилизация.
«Цель географии, — сказал недавно Ж. Ж. Хугеверфф, — прежде всего сформулировать четкие описания. География берет на себя обязательство вести запись фактов, накопленных человеческим опытом, по осторожно избранным признакам». Итак, в данном случае прежде всего нужно выделить крупные сокращения византийских территорий и впечатляющую последовательность политических потрясений, которым подвергалась империя между IV и XV вв. Также следует отметить, что географическое единство, составлявшее основу византийского мира, совпадавшего с регионом Средиземноморья, состоявшего из Италии и Сицилии, Африки, Сардинии, Южной Испании, Триполитании, Балканского полуострова, Греции, современного Крыма, Малой Азии, Армении, северной Месопотамии, Сирии и Палестины, Кипра, Египта и двух Ливий, не исключало четкую разницу между востоком и западом, севером и югом и понятную раздробленность «человеческих пейзажей», если допустить, конечно, что это все было «интегрировано в пространственное единство» (X. Иснард). Связь между различными элементами мозаики обеспечивалась, как мы это видели, сетью дорог, достаточно плотной как на суше, так и на море. Развитие этой связи было обусловлено демографическими и экономическими изменениями, она противопоставляла себя пестроте населения каждого из этих элементов, отличавшихся как по этническому происхождению, так и по своим убеждениям, но оставивших затем свой вклад в истории империи.
Итак, вопрос зародился естественным образом из столь сильных контрастов: что такое византийская цивилизация или что значит в Средние века «римское», то есть византийское?
Часть вторая
Византийская цивилизация
Глава 3
Государство
Человек по своей природе не создан для того, чтобы жить в одиночестве, его призвание — жить в обществе, с отцом, матерью, братьями и сестрами, со своей женой и детьми, с другими родственниками, со своими друзьями и согражданами, со всеми теми, кто живет вместе с ним на земле его предков, со всеми теми, кто одного рода с ним, наконец, вообще со всеми людьми как частью всего того, что называется мир, произведение Создателя. Бог — хозяин этого огромного дома, который Он построил, Он представлен на земле церковью. В этом доме каждый исполняет свои обязанности, каждый несет свою службу, будь он архитектор или каменщик, земледелец, солдат, пастух, атлет, путешественник или охотник, между тем каждый несет ответственность за свои поступки и свой выбор. Конечно, Бог управляет, но его связь с миром носит такой же характер, как связь императора с городом, а значит, и с государством, как связь родителей со своими детьми. Оформленная в середине VIII в. Иоанном Дамаскином, эта мысль раннехристианского историка (IV в.) Евсевия Кесарийского, касающаяся организации мира сотворенного, оставалась фундаментом византийской цивилизации.
Служители дома
Император
Все, что приходит свыше, зависит только от Бога, все, что происходит на земле — от императора, единственного управителя земного дома — византийского государства. Высшая магистратура, которую осуществляет император, не может быть выборной, потому что может привести на трон худшего из кандидатов, потому что народ не умеет выбирать, не может стать решающей и линия родства, потому что власть могут получить люди к ней неспособные и просто невежественные. Император, как пчелиная матка, получает власть по своему естественному происхождению, а значит, от Бога. Защитник власти, единственный, кто был создан без господина, единственный — абсолютно свободный, поскольку все остальные в большей или меньшей степени являются пленниками, он зависит на этой земле только от самого себя и правит на ней как абсолютный монарх, откуда и происходит его титул — автократор. Никто не имеет права подвергать его критике, это является кощунством, все должны повиноваться императору и молиться за него. Плохой император — это безрассудный государь, потому что он кидается в авантюры, лишающие его материальных ресурсов, которые он пытается обеспечить себе любыми средствами. Плохой император — тот, кто несправедлив, или слишком молод, или невежествен, или жаден. Это будет решено Богом со всей строгостью по той мере власти, которая Им была доверена правителю. Хороший император — это, прежде всего, справедливый судья, сострадательный, стоящий за правду, «с сердцем чистым, как вода в источнике»: его добрые чувства и его уравновешенность, которые обеспечивают покой народа, его рвение, его искренние суждения, его всепобеждающая святость, которую ему дает его положение священника, наконец, его безупречное управление имуществом, позволяют ему уподобляться божеству, к чему он так стремится («Поскольку, если использовать несколько смелое выражение, вы божества для ваших подданных», — писал Григорий Назианзин, которого византийцы называли «христианским Демосфеном», «Богословом»).
Суть религиозного фундамента императорской власти, дающейся Божественной инвеститурой (предоставление властных полномочий), которая дошла до Рима от Александра и эллинистических правителей и была основана на иранской концепции, по существу этической, — использование власти имеет цель победить зло (А. Паглиаро). Именно от Рима Византийская империя получила эту концепцию, как, впрочем, и значительную часть обрядов, от которых зависела инвеститура божественного человека, которым был император. Главное в начале правления — это приветственный возглас войск на плацу Гебдомон: «Боже милосердный, общественное дело [государство] просит Льва стать императором… Таковы чаяния дворца, таковы мольбы армии, таковы пожелания сената и чаяния народа. Мир ждет Льва. Армия желает Льва. Услышь, Господи, наши молитвы», — кричали солдаты в 457 г. при восшествии на престол Льва I, после того как на него были надеты традиционные золотое ожерелье и диадема и новый император был поднят на большом щите. Этот древний обычай, указывающий на избранника сената как на главнокомандующего армией и дополненный короткой церемонией в Великой Церкви (собор Святой Софии), у выхода из которой патриарх возлагал на голову нового императора корону, которую он слагал с себя на алтарь, был заменен религиозной церемонией посвящения, которая начиная с X в. придала коронации литургический характер. Отныне патриарх Константинополя, получавший от избранника список Символа веры, который он помещал затем в архив, произносил молитву для хламиды (саккос в XIV в.) и обуви порфиры, отличительных знаков императорского сана, но с XII в. и позднее прежде всего осуществлял обряд помазания в форме креста на голове императора. Это помазание стирало все совершенные грехи и освящало императора. Помазанник Божий не был больше простым мирянином, пение Трисвятого, которое начинала толпа, оповещало об этом. Одетый в золотой мандиас, он возглавлял процессию как духовное лицо, и если в процессе церемонии он должен был причащаться, то дьяконы вели его внутрь алтаря, что было привилегией священнослужителей, где он причащался, как и они, хлебом и вином из рук самого патриарха.
Концепция императора, избранного Богом, в принципе исключала любые правила наследования, но полагают, что держатель абсолютной власти, суверен, мог назначать своего наследника и соправителя, учитывая, впрочем, законные формы получения власти, то есть заручившись поддержкой сената и армии. Маврикий разделил империю между своими сыновьями, Роман Лакапин доверил императорскую власть трем своим сыновьям, а патриаршество — четвертому; Феофано, вдова Романа II, придала законность власти Никифора Фоки, выйдя за него замуж; Зоя, дочь Константина VIII, отдавала свою руку и императорскую корону последовательно трем супругам: Роману Аргиру в 1028 г., Михаилу IV в 1034 г., Константину Мономаху в 1042 г. Четыре династии, таким образом, занимали трон Константинополя между IV и IX вв. (династии Феодосия и Юстина, ираклейская династия и исаврийская династия), но только с 829 г., после предания суду и наказания убийц Льва Армянина по приказу императора Феофила, в византийской истории появился принцип наследственного права на престол. Этот принцип получил развитие в правление македонской династии (867–1056 гг.), основатель которой Василий получил, однако, свой трон путем двойного убийства. Трон стал достоянием одной династии и когда старая Феодора, незамужняя дочь Константина VIII, осталась единственной представительницей македонской династии. Ей было достаточно покинуть монастырь, в который она была сослана, и явиться в Константинополь для того, чтобы получить власть. Но порядок преемственности оставался нестабильным, и законный наследник почти всегда должен был завоевывать трон, ведя переговоры как минимум с сенатом, с корпусами дворцовой гвардии или с патриархом. Алексей Комнин сумел стать основателем новой династии (1081–1185 гг.), того же добился и Феодор Ласкарис, после того как Константинополь был взят латинянами (1204–1261 гг.), Михаил VIII утвердил династию Палеологов в Константинополе (1261–1453 гг.) после того, как город был отвоеван. Эта династия продержалась до окончательного падения империи. Но каждый раз, когда законный император был еще несовершеннолетним, находился узурпатор, захватывающий власть силой и оправдывающий свою жестокость, часто криминального характера, государственными интересами: «Что, Господи, скажет твое могущество? По твоей воле я так возвысился», — писал Михаил Палеолог, который сверг законного императора, ослепив его. Императором, таким образом, можно было стать по двум основаниям: речь идет о наследниках, призванных к управлению по праву рождения, воспитанных при дворе, или о выскочках, которым способствовала удача или талант. И в первом случае, и во втором армия, сенат и народ, доверяя новому правителю власть, сознавали, что исполняют волю Божию. Догмы римского императорского культа были перенесены в Византию, но они подверглись глубокой корректировке. «Могущественный василевс, коронованный Господом и божество вселенной», — так пишет об императоре в конце XI в. Феофилакт, архиепископ Болгарии. Императору обеспечена победа; крест, важнейший атрибут правителя, возвышается на державе, которую он держит в правой руке. Он — святой и божественный, единственный император. Его могущество распространяется на весь обитаемый мир: «Все народы будут поражены твоим могуществом, они побегут от тебя, как бегут от огня… Всемогущий закроет тебя Своим щитом… Твой трон будет перед Ним, как перед солнцем… потому что Он сам избрал тебя еще во чреве матери твоей и доверил тебе, как лучшему, Свою власть над людьми, и Он возвысил тебя, как башню на холме… для того, чтобы жители земли падали ниц перед тобой», — писал в X в. Константин Багрянородный своему сыну Роману. Эти слова являются парафразом псалмов. «Твои слова грозны, василевс-автократор, хозяин и господин земли и моря, глава, владыка жизни, которую ты можешь уничтожить или спасти по своей воле, потому что твое могущество распространяется на все», — так говорил в следующем веке епископ Евхаитский Иоанн Мавропод слабому Константину Мономаху. Морализаторская литература, очень популярная в Константинополе, дополняла теократическую концепцию власти понятием патриархальной благотворительности, вместе они создавали образ императора как покровителя всех своих подданных. Византийский император, друг Бога, пользуется своей властью на земле в окружении других властителей, в отношении которых он является духовным отцом, братом или другом. Это семья христианских правителей, которых византийский император называет «сын» или «брат», если они приняли крещение — залог союза с империей, в противном случае их называют «друг», объяснял Феофилакт Охридский молодому Константину, сыну Романа IV Диогена.
