Мамед Ордубади - Тавриз туманный
Мне хотелось загладить перед Мешади-Кязим-агой свою грубость, и я приказал подать ему кальян. Увидев, что он немного успокоился и закурил, я сел к столу и выпил стакан чаю. Нина продолжала волноваться.
- Пусть забирают все, что хотят. Стоит ли из-за двух лошадей затевать драку. Прошу тебя, не лезь на рожон. Они уничтожат тебя в два счета.
- Нина, дело не в двух лошадях. Лошади нужны были им лишь как повод для конфликта. У них все заранее обдумано.
Стук в дверь прервал наш разговор. Я решил не затевать ссору во дворе и не заставлять домашних еще больше нервничать, поэтому сам пошел открыть дверь. Если это солдаты, решил я, лучше поговорить с ними на улице.
Стучал турецкий офицер, которого сопровождали пять вооруженных аскеров. С ними были двое из тех, которых мы только что разоружили.
Как только я открыл дверь, они указывая на меня, обратились к офицеру:
- Вот он, он самый!
Тот окинул меня презрительным взглядом с ног до головы и закричал:
- Ты что, карата* несчастный, забыл с кем дело имеешь? Хотел доказать, что ты аджам**, что ли? Это ты осмелился разоружить мохамедчиков***?
______________ * Карата - незаконнорожденный. ** Аджам - бестолковый, так турки называют иранцев. *** Мохамедчиками называли солдат турецкой армии.
Он ожидал, что я испугаюсь и начну униженно молить о прощении, но я спокойно и сдержанно ответил ему:
- Карата - твое имя. Что касается разоружения мохаммедчиков, то я их не видел. Сюда явились четыре мародера, которых мы разоружили. И поделом им. Нечего грабить средь бела дня.
Офицер оторопел. Он увидел, что не на простока напал, что я могу постоять за себя, но не желая сдаваться, продолжал кричать:
- Мало того, что ты скрываешь у себя неправоверную русскую женщину, работавшую в консульстве, ты еще осмелился поднять руку на аскера армии халифа?
Мое спокойствие раздражало его. Повернувшись к сопровождавшим его солдатам, он приказал:
- Возьмите его! Ну-ка, живо! А русскую девчонку тащите к Эркен-паше!
Двое аскеров бросились ко мне, а трое вошли в дом, чтобы вывести Нину, но в мгновение ока наши люди окружили и разоружили их. Саблю и револьвер офицера, предварительно вынув патроны, я вернул ему и сказал:
- Уходи, и больше не допускай такой мерзости. Вы объявили, что идете спасать честь и независимость нашу. Советую вам сдержать это обещание. Передай мои слова Эркен-паше и тем, кто послал тебя сюда.
Офицер ничего не ответил, выпрямился, пристукнул каблуками, повернулся, как в строю, и ушел.
Во дворе и на улице около нашего дома было много дружинников, которые в случае необходимости могли отразить натиск врага. Кроме того, я знал, что Мирза-Ага Биллури больше не рискнет трогать нас, поэтому я приказал своему кучеру:
- Запрягай лошадей, нечего сидеть, надо ехать в контору.
- А как дома? - встревожился Мешади-Кязим-ага. - Вдруг они подтянут сюда большой отряд и ворвутся в дом? Кто спасет семьи наши?
- Не беспокойся. Мы все предусмотрели. Наши храбрецы незаметно для турок окружили все дома, где они поселились, их казармы и войска. Если какая-нибудь их группа свыше десяти человек выйдет в город, ее сейчас же разоружат. Мы могли бы сегодня же выгнать их из города, но пока нет необходимости опережать события.
Мешади-Кязим-ага заметно приободрился, он даже приосанился и заулыбался. Мы отправились в контору.
После происшествия в нашем доме, все соседи разбежались и заперлись в своих домах, на улицах никого не было видно.
За весь день к нам в контору зашел только Гулу-заде. Он сообщил, что Сардар-Рашид поехал в штаб Хелми-бека. Туда же вслед за ним прикатили на фаэтоне Мирза-ага Биллури и Кербалай-Гусейн Фишенкчи. Гулу-заде рассказывал также, что солдаты, стоящие на карауле у дома Сардар-Рашида, беседовали о событиях в нашем дворе.
В четыре часа за нами заехал фаэтон. Мешади-Кязим не вытерпел и едва, увидев кучера, спросил:
- К нам никто не приходил?
- Нет, после того, как те отправились восвояси, никого не было.
Я уже поставил одну ногу на ступеньку фаэтона, когда ко мне подбежал какой-то мальчишка и протянул записку.
Внимательно вглядевшись, я узнал его. Это был тот самый мальчишка-тавризец, который в свое время служил у американки мисс Ганны. Я посмотрел на адрес. Он был написан ее почерком. Я развернул сложенную вчетверо бумажку.
"Мой друг! Я снова дома. Буду ждать вас в девять вечера.
Ганна".
Положив записку в карман, я сел в фаэтон. Почему она приехала в Тавриз? Что привело ее сюда? Или, узнав, что русские ушли, она поспешила в этот беспокойный город? Или прибыла сюда как немецкая шпионка? Или, пользуясь благоприятным моментом, хочет забрать вещи? А может быть, ей трудно жилось в Курдистане, и она, надеясь на мою дружбу и покровительство, решила вернуться?
Дома мы застали всех в мрачном настроении, словно в трауре. Никто не говорил ни слова. Нина сидела у стола, подперев голову руками, и тоже молчала.
Мешади-Кязим-ага, расхрабрившийся после того, как узнал, что мы располагаем большими силами, подошел к ней и стал гладить ее по голове.
- Ну, чего ты боишься, Нина-ханум? Пока Мешади-Кязим жив, тебе нечего опасаться. Если хоть один волос упадет с твоей головы, я переверну вверх дном весь Тавриз.
Эти слова рассмешили всех. Первая раскатисто засмеялась жена Мешади-Кязим-аги, за ней его невестки и Нина. Невероятная трусость и паникерство старика были всем хорошо известны.
Выйдя из оцепенения, Нина снова начала обвинять меня.
- Сотни раз я говорила тебе: давай уедем. Но ты слушать меня не хотел. Ну, скажи, что удерживает нас здесь, что связывает с этим бурлящим котлом? Неужели всю жизнь мы должны провести в Тавризе? Если ты враг социальной несправедливости, поборник прав человеческих, ты мог и в России примкнуть к борцам против царского самодержавия. Разве не так?
Мешади-Кязим-ага, всегда боявшийся семейных ссор, попытался переменить тему разговора.
- Аскеров, ворвавшихся к нам, я сам хотел поймать, чтобы расправиться с ними, но молодец Гасан-ага, опередил меня! Жаль, что я не успел.
Женщины снова разразились хохотом. А Гасан-ага, улыбаясь, повернулся к Мешади-Кязиму.
- Я сразу разгадал ваш план. Ваши трясущиеся руки показывали, какое огромное чувство гнева бушует в вас. Но что я мог поделать! Я тоже горел желанием наказать их за самоуправство. Вы уж меня извините, что я лишил вас такого удовольствия.
Слова Гасан-аги вызвали всеобщий смех. Его сестры и их мужья тоже развеселились. Даже лицо Нины прояснилось. Заметив, что она успокаивается, я подошел к ней:
- Мой неустрашимый друг! Ты прекрасно знаешь, что у нас совсем другие условия борьбы, чем в России. Русская революция 1905 года явилась толчком для подъема освободительного движения на всем Востоке. Мы должны без устали бороться за его расширение, должны поднимать массы против угнетателей и эксплуататоров. Необходимо освободить народы Востока, уничтожить косность, суеверие - лютых врагов наших народных масс. Подумай, имеем ли мы право отказаться от исполнения своего священного долга? Честно ли, не довершив начатое, уехать отсюда?
Нина задумалась, потом подняла на меня свои ясные глаза.
- Ты, конечно, прав, но мне очень тяжело, я так беспокоюсь за тебя!
ПЕРЕПИСКА С ХЕЛМИ-БЕКОМ
В громадной столовой женщины накрывали стол на пятьдесят человек. В это время послышался стук в дверь. Тутунчи-оглы, возвратившийся в город после прихода турецкого отряда, пошел открыть. Через минуту он вернулся.
- Там пришли офицер и четыре аскера с письмом от Хелми-бека. Он говорит, что ему приказано отдать письмо лично вам.
Я велел впустить его. Аскеры остались во дворе. Офицер, войдя, по военному отдал честь и протянул мне письмо.
- Его превосходительство приказал вручить вам это письмо, - и, пристукнув каблуками, вышел.
В письме повторялось все, о чем говорил мне раньше Мирза-ага Биллури. Не было сомнения, что он сам продиктовал его Хелми-беку.
"Уважаемый Абульгасан-бек!
По воле халифа вселенной и под его покровительством, а также при помощи нашей святой и чистой веры мы, располагая горсточкой прославленных бойцов, победили гигантскую силу Москова*. Однако аскеров наших, готовых пожертвовать собой ради спасения ислама, тавризские мусульмане встретили очень холодно. К сожалению, были даже такие случаи, когда их избивали, оскорбляли. При мобилизации транспорта для нужд армии халифа, четверо наших бойцов были разоружены. Как мне стало известно, Вы лично принимали участие в этом преступлении и оскорбили посланного к вам для выполнения этого поручика Кадри-бека.
______________ * Турки Россию называют Москов.
Мы приняли решение предать участников этого преступления военно-полевому суду армии халифа.
Предлагаю вам всех виновных арестовать и передать в распоряжение суда. Все вооруженные провокационные силы, находящиеся в Вашем распоряжении, приказываю немедленно разоружить и оружие сдать нашему представителю. Даю Вам срок 24 часа.
