Славное дело. Американская революция 1763-1789 - Роберт Миддлкауф
Британцы были уверены, что их ждет традиционная война, одна из тех, что были хорошо знакомы XVIII веку. Выдающийся историк Пирс Маккизи писал, что американская война подпадала именно под эту категорию, уточняя, что она была «последней большой войной Старого порядка». Такого рода война сводилась к ограниченным мерам, в ней следовало избегать операций, которые могли бы привести к тяжелым потерям, таким как при Банкер-Хилле, воздерживаться от операций, которые могли бы вызвать сопротивление гражданского населения, не применять никаких военных концепций, способствующих расширению конфликта. Ограничения, правила, отделение войны от гражданской жизни — все это фигурировало в британской концепции войны в Америке. Конечно, иногда британцы нарушали свой собственные принципы, но в целом они оставались верны этим старым стандартам[1024].
Американцы, с другой стороны, вели войну иного рода. Они, как и европейцы, знать не знали такого понятия, как неограниченная война, но они понимали, что вступили в конфликт нового типа. Это война не была войной Старого порядка. Хотя многие американцы мечтали иметь профессиональную армию, их война не могла быть отдана на откуп профессионалам. Этого нельзя было делать по той причине, что их война слишком глубоко «въелась» в их общество, и к тому же среди них практически не было профессиональных военных. Единственное, чем они располагали, было народное ополчение — гражданские лица с оружием в руках. Эти люди, включая солдат Континентальной (или «регулярной») армии, сражались не за деньги и не потому, что война была для них привычным делом, их профессиональной деятельностью; они сражались за великую цель, и ими руководили офицеры, которые верили в эту цель. Даже Вашингтон, который страстно желал иметь профессиональную армию и презирал ополчение, сражался за идеалы и призывал свою армию к борьбе во имя свободы и любви к отчизне. В начале войны, в июле 1775 года, он столкнулся с угрозой отставки со стороны бригадного генерала Джона Томаса, толкового массачусетского офицера, который, обиженный тем, что его не повысили в звании, как нескольких других бригадных генералов, объявил о своем намерении покинуть армию. Вашингтон уговаривал его остаться, подчеркивая, что эта война отличается от других и что она намного важнее чьих бы то ни было неудовлетворенных амбиций. «В обычных войнах, ведомых жаждой власти и честолюбием, — писал он, — сознательность солдата принимает столь малое участие, что он может справедливо настаивать на своих притязаниях на звание и простирать свои притязания даже на мелочи; но в такой борьбе, как эта, коей предмет составляет не слава и не размеры территории, но защита всего, что дорого и ценно в жизни, почетным должен считаться каждый пост, на котором человек может служить своей стране». То ли убежденный, то ли пристыженный аргументацией Вашингтона, генерал Томас остался в армии, и Вашингтон, несмотря на огорчения, которые ему порой доставляло ополчение, продолжал использовать такие войска и продолжал напоминать американцам, что война, которую они ведут, это их война, а не дело некой обособленной и замкнутой военной касты[1025].
Получается, что британцы вели одну войну — войну старого типа, а американцы — другую, предвосхищавшую войны следующего столетия с их огромными армиями, созданными на основе всеобщей воинской повинности. Американская концепция войны отличалась от британской, подобно тому как их политика с акцентом на правах и свободе отличалась от политики Старого порядка. Все эти отличия входили в число причин американской победы.
Успешное ведение войны требовало формулировки целей войны. Поскольку британцы не вполне понимали суть той борьбы, в которую они были вовлечены, они не могли как следует продумать свои цели — прежде всего, политические. Намеревались ли они подавить свои колонии военной силой путем разрушения институтов, созданных американцами для ведения военных действий? Или же они ставили себе целью добиться примирения, сочетая жесткость с умиротворением, ограничивая эффективность американской армии и тем самым давая возможность лоялистам утверждать свою политическую власть? При отсутствии четко сформулированной цели стратегия и военные операции носили беспорядочный характер еще до того, как в войну вступила Франция. Воинственный настрой французов несколько видоизменил трудности, с которыми столкнулась Великобритании, но не привел к большей ясности.
Изъяны политического осмысления происходящего отчасти послужили причинами изъянов командования, стратегии и операций. Командование оставалось большой проблемой для кабинета в течение всей войны. Великобритания отправляла в Америку далеко не самых выдающихся военачальников; как тактик, особенно в условиях боя, лучшим их них, пожалуй, был Корнуоллис. Главнокомандующим Уильяму Хау и Генри Клинтону не хватало стратегического мышления и дерзости. Их правительство, разумеется, было не в силах наделить их этими качествами, но оно, по крайней мере, могло бы давать им более конкретные указания и, будь оно само более энергичным, вселять в них целеустремленность и рвение. Правительство в Великобритании, однако, оказалось неспособным направлять и вдохновлять своих генералов.
Равно как и эффективно использовать свой военно-морской флот. До 1778 года море принадлежало Великобритании. Решение Франции вступить в войну изменило эту ситуацию, но британское правительство не сделало ни одной серьезной попытки установить свое господство на море. Вместо этого по настоянию Сандвича оно держало большую часть своих военно-морских сил дома, в то время как французы, которые сами не проявляли особой дальновидности, хозяйничали в Вест-Индии, пока Родни в 1782 году не нанес поражение Грассу. Но к тому времени уже было невозможно воспрепятствовать отделению колоний.
Британское командование в Америке страдало от изъянов другого рода. Каждый главнокомандующий знал, насколько трудно получить подкрепления, — знание, которое усиливало осторожность военачальников, уже убедившихся в том, что к боевым действиям следует прибегать лишь в самых крайних случаях. Адмиралы были настроены более решительно. Но Кеппель проявил явное нежелание блокировать французов на их европейских базах, в то время как
